Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На арену вылетели кубанские казаки на своих скакунах. После них появились осетины, стали показывать мастерство джигитовки. Чего только они не проделывали на полном скаку лошадей: откинувшись назад, свисали на стременах, переползали под их животами — дух захватывало!
Представление продолжил король тигров Филатов. Полосатые хищники прыгали через горящие кольца, заправски ездили на слонах. Было чему удивляться и от чего хохотать!
Затем, словно волны Улуг-Хема, спокойно разлилась тувинская мелодия. И вот под облаками, на вершине искусственной скалы, появился наш Кудурук.
Козерог положил рога на спину и преспокойно жевал. К нему подкрадывался тигр. Только хищник напружинился, готовясь к прыжку, как козерог перескочил пропасть и оказался на той стороне. Появилась плетеная веревочная лесенка над пропастью. Когда козла атаковал второй тигр, он по веревочной лесенке перебежал на прежнее место. Веревочная лесенка сгорела, а тут и тигры появились. Кудурук не растерялся, перепрыгнул через горящую лесенку. Между искусственными скалами нагромоздили больше десяти табуреток, и Кудурук ведь залез на них! Наш Кудурук выделывал такое, что в сравнении с ним тигры казались неуклюжими.
После представления Бавын-оол снова встретился с нами. На прощанье поднес мне коробку.
— Что это?
— Здесь кинолента, снятая о Кудуруке. Покажешь друзьям, хозяевам козерога, чабанам Манчурека.
— До свидания, Кудурук!
— До свидания, Бавын-оол!..
НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ
До самого последнего времени относительно литературы народов Сибири, как, впрочем, и о творчестве национальных писателей других автономий, имела хождение не слишком достоверная и весьма умилительная теория недавнего ее зарождения и развития. И название придумали соответственное — м л а д о п и с ь м е н н а я.
Верным здесь, пожалуй, было лишь то, что большинство народностей Сибири, действительно, обрело свою письменность примерно в тридцатых годах нашего столетия, в советское время. В самом деле, подавляющее большинство сибирских аборигенов грамоты не знало, не ведало, хотя это было характерно не только для них…
Что же касается литературы, то существовала она издревле — в песнях и легендах, в ярких эпических сказаниях. Якутские олонхо и бурятские улигеры, героические поэмы алтайцев, хакасов, шорцев не нуждаются в похвальных оценках. Это без всяких скидок и снисхождений — Большая Литература.
Книжная же литература пришла со всеобщей грамотностью, быстро набрала силу и, без преувеличения, сравнялась с той, что существовала у других народов. У тувинцев и чукчей, юкагиров и нанайцев, манси и эвенков, алтайцев и ненцев выросли свои романисты и поэты, драматурги и критики.
Так уж у нас повелось, что писателей стало принято исчислять «обоймами». И, единожды угадав в число избранных, тот или иной литератор как бы обретал пожизненную славу. Обычай этот, к сожалению, еще не изжил себя. Вот почему многие из национальных писателей Сибири и до сих пор не снискали широкой известности, вполне ими заслуженной. Так, к примеру мало кто знает за пределами Сибири автора первого алтайского романа и талантливого поэта Лазаря Кокышева, ею земляка, новеллиста Дибаша Каинчина, чьи рассказы неоднократно назывались лучшими публикациями года в журнале «Дружба народов».
Как раз он, Дибаш Каинчин, в рассказе о слепой алтайке-сказительнице «Кайчи» очень точно определил истоки художественного творчества своего — и не только своего — народа.
«Я сейчас понимаю, Кайчи была для нас, мальчишек военной поры, — л и т е р а т у р о й, м у з ы к о й, т е а т р о м. Она не просто воспроизводила традиционные тексты сказаний, она их творила, мы всегда были свидетелями и соучастниками таинственного и великого акта творчества. И одной из составляющих этот акт, живой средой, чутко отзывающейся на каждое слово, интонацию, жест сказительницы, было наше воображение, разбуженное и возбужденное».
От соучастия — к собственному творчеству. Таков путь для большинства национальных писателей Сибири, Чуть не у каждого из них были свои «Арины Родионовны» — сказители-кайчи, улигершины, олонхосуты. И вполне естественным было их обращение прежде всего к поэзии, которая и сейчас, пожалуй, является ведущим жанром в литературе народов Сибири.
Проза получила развитие позже, но отмечена многими несомненными достижениями. Крупные произведения принадлежат и авторам нашего сборника — романы якута Софрона Данилова, бурята Барадия Мунгонова, Кима Балкова, Владимира Митыпова, повести алтайца Бориса Укачина…
Развиваясь под несомненным воздействием русской классической и современной литературы, творчество национальных писателей отличает самобытность, привлекает неординарностью характеров, новизной тем, открывает для читателя малоизвестные страницы истории народов и народностей Сибири, знакомит с их обычаями и бытом.
Рассказы, включенные в сборник, убедительно подтверждают это. «Невод, полный серебра» ненки Любови Ненянг, «Сватовство» ханты Романа Рутина, «На дальней фактории» эвенка Алитета Немтушкина вводят читателя в характерный для северян быт и образ жизни. Разные тематически и содержанием — сближает любовь к природе и боль за грубое вмешательство в нее («Последний рейс» ханты Еремея Айпина, «Осургинат» эвенка Николая Калитина).
Герои большинства рассказов — охотники-промысловики, рыбаки, чабаны, оленеводы, но не только они. Жизнь меняет традиционный уклад — особенно у северных народностей, и это не могло не найти отражения в рассказах о представителях национального рабочего класса, национальной интеллигенции.
Произведения, помещенные в сборник, представлены, за немногим исключением, в переводах. Лишь некоторые авторы — Ким Балков и Владимир Митыпов, например, — пишут на русском языке. И вот здесь нельзя не сказать о важной роли и великой ответственности переводчиков. Немалая трудность стояла перед составителем, вынужденным отсеивать интересные по замыслу и сюжету рассказы из-за несовершенства и недобросовестности не переводов — приблизительных пересказов, легковесных и непрофессиональных.
В качестве же образца хотелось бы привести два рассказа Николая Габышева — «Двадцать шагов» и «Сказка», переведенных с якутского языка Валентином Распутиным. Вне сомнений, они не прошли мимо внимания читателя.
Рассказ, как одна из форм прозы, кстати, наиболее трудоемкая, не получил широкого развития в национальных литературах Сибири. Чаще и небезуспешно писатели обращаются к повестям и романам, а иные сразу берутся за крупномасштабные произведения и преуспевают, как, скажем, юкагир Семен Курилов, автор романа «Ханидо и Халерха».
Наш сборник, не претендуя на широту охвата, дает достаточно полное представление о большом отряде литераторов национальных округов, областей и республик, чье творчество заметно обогащает сибирский рассказ.
А. Гиленко
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ