Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ) - Володина Жанна

- Получил от Макса небольшой нагоняй, но результатом доволен, - сладко потягивается Игорь.

- Ты великий манипулятор! - шучу я, забрав у Игоря чашку с кофе и сделав глоток. - Или мошенник.

- Друг, - поправляет Игорь. - Мне больше нравится так.

- Между лопаток не чешется? Над головою свечение не замечал? - ласково поддеваю его.

- Намекаешь на мою ангелоподобность? - Игорь забирает свою чашку обратно. - Хватит меня объедать! Я тебя спрашивал.

- Обпивать тогда уж, - смеюсь я, развернувшись спиной к спине Игоря и ложась на нее. - Вот скажи, друг, ты знаешь, что само слово "друг" произошло от слова "другой"?

- Догадываюсь, - говорит Игорь. - Конечно, другой. Потому что не такой же, не родственник.

- А еще оно родственно греческому "воин, соратник, товарищ в битве", - начинаю я о чем-то догадываться.

- Никогда бы не подумал, - весело отвечает мне Игорь.

- Максима долго нет, - говорю я, боясь, что он опять ушел по какому-то очень важному для него делу.

- Он просто еще не догадался, что мы можем быть в курилке. Сейчас догадается и придет, - лениво объясняет Игорь. - Еще всыплет тебе за то, что дымом дышишь. И мне заодно.

- Это адвокатские дела? - я надеюсь выудить у Игоря хоть какую-то информацию.

- Это личные дела, которые переплелись с адвокатскими, - осторожно отвечает Игорь. - Даже немного не так. Максим сам тебе все расскажет. тем более я знаю меньше половины.

- Почему? Ты разве ему не помогаешь? - спрашиваю я так же осторожно, как и он.

- Для того чтобы помогать, не обязательно все знать. Знание обязывает и напрягает, а я не всегда хочу напрягаться, ты же меня знаешь, - Игорь разворачивается ко мне и обнимает за плечи, наклоняя меня к себе на грудь. - Я только понимаю, что все могло быть гораздо хуже, чем есть.

Я вспоминаю рассказы Константина Витальевича о знаменитом адвокате Плевако, который имел привычку начинать свою речь в суде фразой "Господа, а ведь могло быть и хуже!" Я дословно помню эту известную многим историю.

Однажды Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего собственную дочь. Зал полон, все ждут, с чего начнется речь защитника. Неужели с любимой фразы? Этого просто не может быть. Но встал Плевако и хладнокровно произнес: "Господа, а ведь могло быть и хуже". И тут не выдержал сам судья. "Что, - вскричал он, - скажите, что может быть хуже этой мерзости?" "Ваша честь, - спросил Плевако, - а если бы он изнасиловал вашу дочь?".

Рассказываю Игорю эту любимую байку адвокатов, являющуюся реальной историей.

- Надеюсь, в нашей истории ничего подобного нет? - пугаю я сама себя.

- Бог с тобой, золотая рыбка! Конечно, нет! - Игорь подталкивает меня, чтобы я встала. - Пошли навстречу твоей судьбе, пока она мне морду не начистила за твое пассивное курение , а я ему за неумение обращаться с женами.

- Женами?! - задыхаюсь я, но не от дыма, а от возмущения.

- О! Прогресс! - смеется Игорь, выводя меня в холл. - Не ревновала пятнадцать минут. Идешь на поправку.

Максим появляется со стороны зала и быстро идет к нам, тут же схватив меня в объятия.

- Все получилось? - спрашивает его Игорь.

- Да! - Максим целует меня в ухо и спрашивает. - К тебе или ко мне?

- Звучит ужасно! - возмущаюсь я, наслаждаясь бегом мурашек по всему телу.

- Тогда к нам? - чувствую, что муж напрягся всем телом и даже перестал дышать, ожидая мой ответ.

- К нам, - шепчу я его галстуку.

Тараканы морщатся, презирая меня за мелодраматический эффект последней сцены. Плюгавенький сплевывает от досады.

Глава 47. Настоящее. Суббота. Мы.

Степень близости между людьми определяется

уютностью молчания.

Олег Рой

У каждого в жизни есть кто-то,

кто никогда тебя не отпустит,

и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.

Чак Паланик

Уходим по-английски. Игорь провожает нас до машины.

- Игорь, - поворачиваюсь к нему, взяв обе его руки в свои. - Ты извинишься за нас перед девочками? Надеюсь, они не обидятся.

- Боюсь, напьются от счастья и радости за подругу, - печально шутит, подтрунивая надо мной, старый школьный друг, целуя по очереди мои руки.

Максим мягко усмехается и открывает передо мной переднюю дверь своего автомобиля.

- Я за Мышильду переживаю, - откровенно говорю я, с надеждой глядя в смеющиеся глаза Игоря.

Игорь склоняет голову в легком поклоне и совершенно искренне обещает мне:

- Я проконтролирую. Но, возможно, ты зря волнуешься, Варька, и этот великан просто нашел свою принцессу.

- Сомневаюсь, - бормочу я, садясь в машину на привычное место возле мужа.

- Почему сомневаешься? - осторожно спрашивает Максим, выруливая с парковки ресторана.

Растерянно смотрю на него, не зная, говорить ли правду. Наше хрупкое перемирие может нарушиться по многим причинам. Не хватало еще, чтобы этой причиной был вездесущий баскетболист.

- Варя! - окликает меня Максим, напоминая о себе и своем вопросе.

Врать не буду - это решаю сразу. Но подобрать осторожные слова все-таки стоит. Меня бы очень огорчил рассказ о том, что за моим мужем тенью ходит какая-то женщина, надеющаяся на его новый статус "свободен".

- Кирилл придумал себе романтическую историю влюбленности и не хочет писать другой сценарий наших отношений, - откровенно, но чуть-чуть завуалированно предлагаю я аккуратную версию.

- Ваших отношений? - так же осторожно переспрашивает Максим, выбрав из моей реплики самые неудачные слова.

Пока я подбираю ответ на такой простой вопрос мужа, он, остановившись на светофоре, кладет свою руку на мое колено и говорит:

- Извини, пожалуйста, дурацкая привычка.

Его горячая ладонь обжигает мою кожу даже через легкую ткань брюк.

- Ревновать? - уточняю я, смягчая слова робкой улыбкой.

- Выхватывать из контекста, - отвечает Максим, сжав мое колено.

- Он сказал, что я ему подхожу, - смело говорю я, мгновенно тая, как мороженое, поставленное в микроволновку,  от жара руки мужа.

Максим ничего не отвечает и, убрав свою руку с моего колена, надолго замолкает. Только у подъезда нашего дома, выключив двигатель, в тишине прохладного салона он негромко говорит, повернувшись ко мне и буквально съедая меня серо-голубым взглядом:

- Как собираешься с этим справляться?

- Сначала мне надо справиться с тобой, - шепчу я, прилипнув глазами к его губам.

- Тебе со мной не справиться, - Максим тоже шепчет, медленно наклоняясь ко мне. - Даже не пытайся.

- Нет. Я все-таки попробую, - отвечаю я, потеряв способность видеть что-либо, кроме его лица, и сосредоточившись на его губах, накрывающих меня сильным, отчаянным поцелуем.

Руки мужа сначала ложатся на мои плечи, потом опускаются на спину, даря ощущение возвращенной полноценности. Поцелуй углубляется, начинает лишать меня воли и остатков разума. В этот момент я отчетливо понимаю, что никому, кроме Максима, я не позволю прикоснуться к себе, что я не просто создана для него, а он для меня, как пишет о своих героях Мила, а мы с ним сами создали друг друга. Создали только для себя.

Оторвавшись от меня и прижавшись лбом к моему лбу, Максим, тяжело дыша, говорит:

- Мы идем к нам или ты передумала?

Киваю головой, потом отрицательно трясу ей из стороны в сторону, испугавшись, что муж неверно поймет мою пантомиму.

- Идем, - подтверждаю я. - Домой. К нам.

Плюгавенький таракан сидит на корточках в окружении своих немногочисленных сторонников. Партизаны, окружив беглецов, не нападают, а стоят в сторонке, внимательно наблюдая. Плюгавенький лидер курит самокрутку и тяжело вздыхает: "Эх, Варя, Варя! Сдалась на милость победителя? Дурочка, как бы не пожалеть тебе об этом, смотри, я предупреждал!"

В нашей большой квартире тихо, чисто, пусто. В просторной гостиной мы, не сговариваясь, отходим друг от друга на разные концы огромного дивана, стоящего посередине. Сейчас, чтобы разговаривать, надо быть не рядом, потому что нас тянет, как магнитом, друг к другу: прикоснуться, обнять, поцеловать.