Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Он собирался остановиться где-то в отеле „Каледониан“».
«Нет, не собирался».
«Откуда ты знаешь, где он собирался остановиться?»
«Я не знаю. Никто не знает».
«Почему один из них шутил по поводу ограбления „Каледониан“, если он собирался остановиться в „Вэверли“?»
«Если он направлялся на Кладда – а я ручаюсь, что на Кладда нет гостиницы, название которой так отдавало бы материком, как „Каледониан“, – если он направлялся на Кладда, ему надо было ехать через Глазго или Обан».
«Не обязательно. Через Скоон не дольше и не менее удобно. Может быть, он чувствовал отвращение к Глазго. Многие чувствуют. Почему бы тебе, когда вечером вернешься домой, не позвонить в „Каледониан“ в Скоон и не выяснить, ждали ли они Шарля Мартина».
«И не подумаю».
«Если ты будешь так шлепать по воде, ты распугаешь всю рыбу в реке».
Грант пришел домой к ужину в очень плохом настроении. Он ничего не поймал и потерял покой. А когда все дела были закончены и дети уложены в постель, в дремотной тишине, наполнившей гостиную, он вдруг обнаружил, что его взгляд переместился с книги, которую он читал, на телефон, находившийся в другом конце комнаты. Аппарат стоял на столе Томми и дразнил скрытыми в нем возможностями, обещая исполнить любую просьбу. Надо было только снять трубку, и можно было поговорить с человеком с тихоокеанского побережья Америки, или пересекающим Атлантику, или находящимся на две мили над землей. Можно было поговорить со служащим из отеля «Каледониан» в Скооне.
Грант целый час отгонял эту мысль, все больше досадуя на самого себя. А потом Лора пошла приготовить питье перед сном, Томми вышел выпустить собак, и Грант одним прыжком (больше похожим на маневр рэгбиста, чем на цивилизованный способ передвижения по комнате) оказался у телефона.
Он снял трубку и тут сообразил, что не знает номера. Он положил трубку обратно, почувствовав, что спасен, повернулся, чтобы снова взять свою книгу, но вместо этого взял телефонный справочник. Ему не будет покоя, пока он не поговорит с «Каледониан» в Скооне; в общем, это ведь достаточно дешевая плата – совершить небольшую глупость, чтобы обрести покой.
– Скоон, четырнадцать-шестьдесят… Отель «Каледониан»? Не можете ли вы сказать, заказывал ли у вас номер на прошлой неделе некий мистер Шарль Мартин? Да, спасибо, я подожду… Нет? Никого с такой фамилией?.. О-о… Благодарю вас. Извините за беспокойство.
Вот и все, подумал он, бросая трубку на рычаг. Конец дела Б-Семь, во всяком случае, в том, что касается его, Гранта.
Он проглотил вкусное успокаивающее питье и отправился спать, но долго не мог заснуть и лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Свет он выключил и прибегнул к своему излюбленному способу борьбы с бессонницей: убеждал самого себя, что должен бодрствовать. Он изобрел этот метод давно, исходя из простой предпосылки, что человеческая природа всегда стремится к тому, что ей запрещают. До сих пор этот способ его никогда не подводил. Стоило ему начать убеждать себя, что нельзя засыпать, как глаза закрывались. Такое притворство одним махом сметало самое большое препятствие, мешавшее уснуть, – страх, что это не удастся сделать; тем самым берег оказывался свободным и накатывающиеся волны могли заливать его.
И сегодня, как обычно, веки Гранта сомкнулись, но в его мозгу продолжали бесконечно звенеть и кружиться, как крыса в клетке, строчки:
Звери заговорившие,
Реки застывшие,
Шевелящиеся скал куски,
Поющие пески…
Что такое застывшие реки? Есть ли на островах что-нибудь соответствующее этим словам?
Это не замерзшие реки. На островах бывает мало снега и морозы слабые. Тогда что? Реки, которые останавливаются, попав в песок? Нет. Слишком причудливо. Застывшие реки. Реки, которые застыли? Может, библиотекарь знает? В Скооне должна быть неплохая публичная библиотека.
«А я думал, тебе больше это не интересно», – сказал голос.
«Иди ты к черту».
«Он был механиком. Что это значит? Mechanicien[64]. Бесконечное число возможных вариантов».
«Чем бы он ни занимался, дела у него шли достаточно успешно, если он мог путешествовать в Англии по железной дороге первым классом. В наши дни это дает повод считать человека миллионером. И судя по содержимому саквояжа, он потратил все эти деньги на очень краткий визит».
«Быть может, девушка? Девушка, которая обещала ждать. Но она француженка».
«Женщина? Ни один англичанин не отправится за пятьсот миль ради женщины, но француз может. Особенно француз, который ударил свою девушку ножом за то, что она случайно посмотрела в сторону.
Звери заговорившие,
Реки застывшие…»
«О господи! Хватит! Крошка мисс Муффи сидела на пуфе и ела творог с молоком… Хикори, дикори, док… Простак Саймон пекаря встретил, он нес булки на базар. Эй, сказал Саймон, ну-ка дай мне попробовать твой товар… Скачи на лошадке по Бенбери-кросс. Когда вас начинает сжигать потребность что-то сочинить, следует сдерживать свое воображение. При живом воображении можно дойти до состояния, когда становишься рабом какой-нибудь одной мысли. Тогда она превращается в idée fixe[65]. Вас может так восхитить величие ступеней, ведущих к какому-нибудь храму, что вы много лет будете трудиться, чтобы заработать денег и позволить себе на досуге отправиться туда. В экстремальных случаях это становится наваждением, человек все бросает и едет взглянуть на то, что покорило его: гору, бюст из зеленого камня, стоящий в музее, реку, не нанесенную на карту, обрывок паруса».
«Как далеко завели Б-Семь его видения? Настолько далеко, что он отправился на их поиски? Или только ограничился тем, что написал о них?»
«Потому что эти слова написаны им».
«Конечно, им».
Они принадлежат ему, Б-Семь, так же как его брови, как эти ученические заглавные буквы.
«Эти английские заглавные буквы?» – с вызовом задал вопрос голос.
«Да, английские».
«Но он уроженец Марселя?»
«Он мог учиться в Англии, разве не так?»
«Еще два слова, и ты заявишь, что он вообще не француз».
«Еще два слова – и заявлю».
Но это уже означало перейти в мир фантазий.
Не было никакой таинственности в случае с Б-Семь. Тело его идентифицировали, у него был дом, родные, девушка, которая ждала его. Было доказано, что он француз, а то, что он написал стихи по-английски английским почерком, было совершенной случайностью.
«Может, он ходил в школу в Клапеме», – ядовито сказал Грант голосу и тут же заснул.
Глава пятая
Утром он проснулся с сильной болью в правом плече. Ревматизм. Грант полежал, не спеша раздумывая над этим
