Сказки - Якоб Гримм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго жила Двуглазка в счастье и в довольстве. Но пришли раз к ней в замок две нищенки и попросили у ней милостыни. Глянула им в лицо Двуглазка и узнала в них своих сестёр Одноглазку и Трехглазку, – они так обеднели, что пришлось им теперь ходить по дворам да выпрашивать кусок хлеба. Двуглазка позвала их к себе, приняла их ласково и о них позаботилась; и они от всего сердца раскаялись в том, что причинили своей сестре так много зла в молодости.
131. Красавица Катринелье и Пиф Паф Польтри
Добрый день, отец Голленте!
– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.
– А нельзя ли на вашей дочке жениться?
– Что ж, можно, ежели матушка Малько[9] да брат Гогенштольц, сестра Кезетраут и красавица Катринелье согласны, то будь по-твоему.
– А где же матушка Малько?
– Сидит в коровнике и доит молоко.
– Добрый день, матушка Малько!
– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.
– Нельзя ли будет на вашей дочке жениться?
– О, можно, ежели отец Голленте и брат Гогенштольц, сестрица Кезетраут да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.
– А где же мне Гогенштольца-то найти?
– Дрова в чулане рубит, ты к нему пройди.
– Добрый день, братец Гогенштольц!
– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.
– А нельзя ли на вашей сестрице жениться?
– О, можно, ежели отец Голленте, матушка Малько и сестра Кезетраут да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.
– А Кезетраут мне найти-то где же?
– В саду, она траву, должно быть, режет.
– Добрый день, сестра Кезетраут!
– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.
– Нельзя ли мне на вашей сестрице жениться?
– Что ж, можно, ежели отец Голленте и матушка Малько, брат Гогенштольц да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.
– А где ж красавица Катринелье?
– Считает свои денежки перед смотринами.
– Добрый день, красавица Катринелье!
– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.
– Хочешь стать моею любушкой?
– Что ж, ежели отец Голленте и матушка Малько, братец Гогенштольц да сестрица Кезетраут согласны, – и я не против.
– Красавица Катринелье, а скажи мне, какое у тебя приданое?
– Четырнадцать пфеннигов деньгами наличными да долгу три с половиной гроша; сушёных груш с полфунта, не менее, орехов целая горсть да полная горсть сушёных кореньев. Ну, что же! Плохое приданое, может? Пиф Паф Польтри, а какое ты ремесло знаешь? Ты, пожалуй, портной?
– Нет, куда лучше.
– Сапожник?
– Нет, куда получше.
– Пахарь?
– Нет, ещё получше.
– Столяр?
– Нет, куда получше.
– Может, кузнец?
– Нет, ещё лучше.
– Ну, мельник тогда?
– Нет, ещё получше.
– Да, никак, ты метельщик.
– Да, я самый и есть! А что ж, разве плохое это ремесло?
132. Лиса и лошадь
Была у одного крестьянина верная лошадь, она состарилась и работать уже совсем не могла, вот и бросил хозяин её кормить и говорит:
– К работе ты, конечно, больше негодна, но я к тебе отношусь хорошо; если покажешь себя настолько сильной, что сможешь принести мне льва, то я оставлю тебя жить у себя, а теперь убирайся прочь из моего стойла, – и он прогнал её далеко-далеко в поле.
Запечалилась лошадь и пошла в лес, чтоб найти себе там хоть какое-нибудь пристанище от непогоды. Повстречалась ей лиса и говорит:
– Ты чего голову повесила и бродишь тут одна?
– Ах, – говорит лошадь, – скупость и верность никогда не живут вместе! Мой хозяин позабыл про мою верную службу, которую я несла ему долгие годы, а так как пахать я больше не в силах, он не хочет меня больше кормить и прогнал меня прочь.
– И нету у тебя никаких надежд?
– Плохи мои надежды! Он сказал, что ежели я настолько сильна, что смогу принести ему льва, он оставит меня у себя, но ему-то ведь хорошо известно, что этого сделать я не в силах.
Говорит лиса:
– А я тебе помогу, ты только ложись да протянись, и не двигайся, будто мёртвая.
Лошадь так и сделала, как сказала ей лиса. Направилась лиса ко льву, – была у него поблизости пещера, – и говорит:
– Лежит вон там мёртвая лошадь: пойдём вместе со мной, и ты сытно пообедаешь.
Отправился лев вместе с ней, они подошли к лошади, а лиса ему и говорит:
– Тут тебе будет всё-таки не так удобно. Знаешь что, привяжу-ка я её к тебе за хвост, и ты сможешь притащить её в свою пещеру и там преспокойно съесть.
Этот совет льву понравился, он стал задом, чтоб лиса могла привязать к нему лошадь, и стоял не шевелясь. А лиса связала ему лошадиным хвостом ноги, да так крепко узлы поскручивала, что никакая сила не могла бы их разорвать. Только кончила она свою работу, похлопала по спине лошадь и говорит:
– Ну, тащись, сивка, тащись!
Вскочила лошадь на ноги и потащила за собой льва. Заревел лев, да так, что птицы по всему лесу от страха повзлетали; а лошадь хоть бы что: тот ревёт, а она идёт себе и тащит льва через поле к дверям своего хозяина. Увидал это хозяин и говорит лошади:
– Теперь ты можешь у меня оставаться, и будет тебе хорошо. – И кормил её всегда досыта, пока она не околела.
133. Стоптанные туфельки
Жил-был некогда король. Было у него двенадцать дочерей, одна другой красивей. Спали они все вместе в одной зале, и постели их стояли рядом; вечером, когда они ложились спать, король закрывал дверь и запирал её на засов. А утром, когда он её открывал, то всегда замечал, что туфли у дочерей все от танцев стоптаны, и никак он не мог понять, отчего это происходит. И велел король кликнуть клич по всему королевству, что тот, кто дознается, где это они по ночам танцуют, может выбрать одну из них себе в жёны, а после его смерти стать королём. Но кто объявится, а в течение трёх дней и ночей о том не дознается, тому голова с плеч долой.
Вот вызвался вскоре один королевич взяться за это отважное дело. Его хорошо приняли и вечером отвели в комнату, что находилась рядом с залой-опочивальней. Ему приготовили постель, и он должен был наблюдать, куда королевны уходят и где танцуют; а чтоб ничего они не смогли сделать тайком или уйти куда-нибудь в другое место, то двери в залу были оставлены открытыми. Но вдруг веки у королевича налились точно свинцом, и он уснул, а когда наутро он проснулся, оказалось, что все двенадцать королевен ходили куда-то танцевать, – туфельки их стояли в зале, но у всех на подошвах были протёрты дыры. И на второй, и на третий вечер случилось то же самое: и вот отрубили королевичу без всякой жалости голову. Приходило потом ещё много других, которые брались за это отважное дело, но всем им пришлось поплатиться жизнью.
И вот случилось, что один бедный солдат, который был ранен и служить больше не мог, направился в тот самый город, где жил король. Повстречалась ему на пути старуха, она спросила его, куда он идёт.
– Да я и сам точно не знаю, – ответил солдат и в шутку добавил: – Есть у меня охота дознаться, где это и в самом деле королевны свои туфли во время танцев стаптывают, – вот, может, я и королём сделаюсь.
– Да это не так-то и трудно, – сказала старуха. – Ты не пей вина, что поднесут тебе вечером, и притворись, будто крепко спишь.
Затем дала она ему небольшой плащ и сказала:
– Если ты наденешь его, то станешь невидимкой и сможешь тогда пробраться вслед за двенадцатью королевнами.
Солдат, получив добрый совет, решил приняться за это дело: набрался он смелости и к королю женихом объявился. Был он принят так же хорошо, как и другие, и на него тоже надели королевские одежды. Вечером, как пришло время спать ложиться, отвели его в комнату рядом с опочивальней; и когда он собирался ложиться спать, пришла старшая королевна и поднесла ему кубок вина; но он привязал к подбородку губку, – вино всё и впиталось, и он и капли не выпил. Затем лёг он в постель, полежал немного и начал храпеть, будто спит самым глубоким сном. Услыхали то двенадцать королевен, засмеялись, а старшая и говорит:
– И этому бы тоже не мешало жизнь свою поберечь.
Затем они встали, открыли шкафы, ларцы и шкатулки и достали роскошные платья; стали перед зеркалами наряжаться и прыгать на радостях, что вскоре смогут они опять танцевать. Но одна из них, младшая, и говорит:
– Я не знаю, вы вот радуетесь, а у меня на душе как-то тяжело: должно быть, с нами случится какое-нибудь несчастье.
– Эх ты, пуганая ворона, – сказала ей старшая, – всего ты вечно боишься! Разве ты забыла, сколько уже королевичей здесь понапрасну побывало? Солдату я даже и не стала бы сонного зелья подносить, этот олух и так не проснётся.
Вот королевны были уже готовы и глянули на солдата, а он глаза закрыл, не двинется, не шелохнётся, и подумали они, что теперь уже бояться им нечего. Подошла старшая к своей кровати и постучала в неё; и опустилась тотчас кровать в подземелье, и сошли они одна за другой вниз через подземный ход, а впереди всех шла старшая. Солдат, видя всё это, долго не мешкал, он набросил на себя свой плащ и спустился вниз вслед за младшей. Посреди лестницы он наступил ей слегка на платье, она испугалась и крикнула: