Если женщина хочет... - Кэти Келли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он живет и дышит только благодаря своей компании, – напомнил Мэтт.
Джесмин сдавленно всхлипнула:
– Да. Но ты тоже был таким. И тем не менее сумел все бросить. Теперь ты припеваючи живешь в Ирландии, пишешь роман, и у тебя нет никаких сердечных приступов, правда? Хоуп повезло. У нее есть все! Уют, покой, безделье и никаких стрессов. В отличие от меня. Я схожу с ума от беспокойства!
Джесмин снова зарыдала. Мэтт, рубашка которого уже промокла насквозь, вздохнул и снова обнял ее. О том, что они с Хоуп разошлись, в агентстве знал только Дэн.
– Знаешь, чужая семейная жизнь не всегда бывает Узкой, как кажется с виду, – пробормотал он.
– Что ты хочешь этим сказать? – Джесмин подняла на него заплаканные глаза.
– Ну, у нас с Хоуп произошла ссора, – неохотно ответил Мэтт. – Мы не разговариваем, и я давно ее не видел.
– Но вы же любите друг друга! Это ужасно, Мэтт… Вам нужно помириться, причем как можно скорее! Как только Адам выйдет на работу, лети к Хоуп и скажи, что любишь ее. Купи цветы, – добавила Джесмин. – И духи. Женщины любят духи.
«Типичный совет куклы Барби», – подумал Мэтт.
Когда главная художница Сэди наконец увела Джесмин на ленч, Мэтт сел за свой (точнее, Адама) письменный стол и тоскливо осмотрелся. Его иллюзорная власть подошла к концу. Адам Джадд возвращается, выиграв поединок со смертью.
А вдруг он почувствует в Мэтте угрозу и захочет избавиться от него?
Хуже всего было то, что Мэтт сам дал ему основания для увольнения. До окончания творческого отпуска оставалось еще несколько месяцев; за это время Адам успеет найти другого копи-райтера, который заменит Мэтта на его посту. Впрочем, зачем ему нужен этот дурацкий отпуск? Чтобы вернуться к ненавистному роману и жене, которой он не нужен? О-хо-хо…
– Не хочешь пропустить по стаканчику? – спросил Дэн в шесть часов. – Бетси уехала в Лондон на девичник с подружками из журнала, вернется домой не раньше половины второго, будет злиться и орать, что все мужчины ублюдки. Поэтому я считаю, что тоже имею право на свободный вечер.
Плохое настроение не помешало Мэтту рассмеяться.
– Значит, на девичнике будет эта радикальная феминистка и лесбиянка, которая ведет в их журнале колонку и пишет хлесткие статейки о шашнях знаменитостей?
– Вот именно. У нее на лбу написано: «Я серьезный журналист, но сначала дайте мне закончить статью о „Спайс Герлс“, а потом я выскажу вам свое мнение о марксизме и мужчинах». Даже самая спокойная женщина после часа пребывания в ее компании начинает подумывать, а не пристукнуть ли ей собственного мужа. Хотя Бетси едва ли можно назвать угнетенной женщиной. Я глажу белье чаще, чем она; чековой книжкой тоже распоряжается жена, а если встанет вопрос о том, кому бросить работу, чтобы ухаживать за детьми, это наверняка буду я.
– У меня сердце кровью обливается. Интересно, сколько феминисток и лесбиянок требуется, чтобы сменить перегоревшую лампочку? – спросил Мэтт.
– Дружище, анекдот старый, но добротный! – засмеялся Дэн. – Десять. Одна меняет, а девять устраивают диспут о том, что цоколь угнетает несчастную розетку… Пора рассказать тебе кое-что поновее. Давай-ка клюкнем как следует.
После третьей кружки Мэтт поведал Дэну о своем романе. Точнее, об обоих.
– Мой большой роман оказался дерьмом. Другого слова не придумаешь, – мрачно сказал он.
Его слегка обидело, что другие торопился с утешениями. Дэну следовало сказать: «Да ты что, старик?! Я уверен, что роман замечательный…» Или что-нибудь в этом роде.
– Однажды я тоже пробовал написать большой роман, – признался Дэн. – И тоже получилось дерьмо.
– Ох… – тут же смягчился Мэтт. – Это нелегко, правда? Но ты знаешь, вторая книга идет куда легче и веселее.
– Какая вторая? – спросил Дэн, жестом показывая бармену, чтобы тот налил еще одну кружку.
– Как-то ночью мне не спалось, и я написал примерно двадцать тысяч слов. Получилось нечто вроде фарса. О рекламном бизнесе.
– Да уж, для фарса тут материала навалом, – усмехнулся Дэн. – Надеюсь, это не автобиографический фарс?
– Ну, поскольку главный герой – смуглый красавец, а все женщины вешаются ему на шею, то можно сказать, что это автобиография, – пошутил Мэтт.
Принесли пиво.
– И что же? Собираешься послать его литературному агенту? – спросил Дэн, выуживая из кармана мелочь, чтобы расплатиться с барменом.
– И в мыслях нет, – отмахнулся Мэтт.
– А почему? Это было бы ответом на твои мольбы. Мы все позеленеем от зависти, если ты получишь солидный аванс, сможешь целый день сидеть дома и издеваться над представителями рекламного бизнеса.
– И над тобой тоже?
– Ага, и надо мной. Попробуй. Терять тебе нечего.
33
Динки первой услышала звонок в дверь и начала лаять.
– Ты у меня великолепный сторож, – улыбнулась ей Вирджиния.
Открыв входную дверь, она увидела стоявшую на крыльце пожилую пару с двумя чемоданами. Женщина тяжело опиралась на палку, ее тонкое лицо было бледным от усталости.
– Ну, слава богу! – с облегчением сказал мужчина. – Мы не смогли дозвониться до вас по телефону и испугались, что вы бросили этот бизнес.
Вирджиния увидела в руке мужчины путеводитель трехлетней давности, в котором Килнагошелл был назван «очаровательным, слегка старомодным убежищем, где можно забыть о суете и насладиться знаменитыми завтраками Маргарет Делаханти и замечательными обедами ее мужа Джаспера».
– Мне ужасно жаль, – искренне сказала Вирджиния, – но теперь это частный дом. Пансион давно закрылся.
У обоих вытянулись лица, а женщина чуть не потеряла сознание.
– О нет! – простонал мужчина. – Извините… Мы должны были позвонить… Моника, тебе плохо? – с тревогой спросил он, когда женщина слегка пошатнулась.
– Войдите, – решительно сказала Вирджиния. – Оставьте чемоданы здесь. Никто их не украдет. Выпейте чаю, а я тем временем позвоню в пансион миссис Иген и узнаю, есть ли там свободные места.
– Большое спасибо, – сказала Моника, и муж помог ей пройти в прихожую.
Вирджиния провела их в гостиную с высоким потолком и выцветшими обоями, которая осталась почти такой же, как была прежде. Привезенная Вирджинией мебель стояла на старом цветастом ковре, который лежал здесь, должно быть, еще с тридцатых годов. На окнах висели красивые шторы из голубой узорчатой ткани, но бархатная бахрома на них почти вылезла.
– Здесь все по-прежнему! – воскликнула Моника, обведя комнату взглядом.
– Да, я мало что изменила после своего переезда… Кстати, меня зовут Вирджиния Коннелл.
– А мы – Эдмунд и Моника Харрис, – ответил мужчина. – Большое спасибо за приглашение. В последнее время Моника неважно себя чувствовала, и я боюсь, что просто не довез бы ее обратно.