Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей - Луи Жаколио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром, в назначенный час, состоялось выступление.
Весь караван разделился на три части: норландцы шли под начальством Эдмунда, американцы — под начальством Пэкингтона, а эскимосы — под начальством Готшалька и Рескьявика.
Экспедицию сопровождали пятеро саней, нагруженных вещами и припасами. Предполагалось, что один день сани будут везти олени, на другой день собаки — по очереди, во избежание утомления тех и других. Собаки были эскимосской породы, с превосходным чутьем и замечательно дрессированные.
Йорника и Густапса возвели в сан главных проводников. Фредерик Бьёрн взял на себя главное командование экспедицией.
В первое время после выступления норландцы пели веселые песни, но потом унялись. Экспедиция двигалась среди глубокой тишины, которую нарушал только скрип полозьев по мерзлому снегу да по временам лай собак.
XI
Первая станция. — Мамонт. — Тревога. — Белый медведь. — Лже-эскимос. — Злые умыслы. — На санях. — Говорящий немой.ПУТЕШЕСТВЕННИКИ УПОТРЕБИЛИ РОВНО неделю на переезд через мыс Парри, имеющий около сорока миль ширины. По ту сторону мыса снова тянется Ледовитый океан вплоть до земли, покрытой вечным снегом и известной под именем Ледовых берегов.
Фредерик Бьёрн решил устроить в этом месте первую станцию. Хоть от бухты Надежды тут было еще недалеко, но герцог считал целесообразным, чтобы расстояние между станционными пунктами было вообще как можно меньше.
По приказанию герцога матросы отыскали удобное место и немедленно принялись вырубать топорами пещеру в ледяной массе.
Работа подвигалась быстро. Сильные, могучие норландцы делали просто чудеса. В несколько часов они вырубили во льду значительное углубление, так что снаружи не было видно работавших в нем.
Вдруг один из них выбежал оттуда и крикнул герцогу:
— Ваша светлость, пожалуйте взглянуть… Во льду нашелся какой-то огромный зверь…
Оба брата и Пэкингтон подбежали к выдолбленной пещере и остолбенели от изумления.
Во льду они увидали огромную черноватую массу, величиной на целую треть больше индийского слона. Это был не скелет, а целое животное — с мясом и кожей.
— Может быть, он тут пробыл более ста тысяч лет, — заметил Фредерик Бьёрн. — Эти животные давно исчезли с лица земли и превратились в ископаемых.
— Это как будто слон, — произнес американец.
— Действительно, это слон, но только допотопный, или так называемый мамонт.
— Но как же он мог так хорошо сохраниться, если он допотопный?
— Лед сохранил его в целости. Вообще мамонтов находят почти всегда в нетронутом виде.
— Я в первый раз слышу об этом.
— О нет, дорогой Пэкингтон, это уже много раз бывало и прежде. Мы в этом случае ничего не открыли нового.
Фредерик Бьёрн велел вытащить мамонта из льда. Когда тушу разрубили, мясо оказалось розовым и свежим. Его отдали собакам, которые с жадностью на него набросились.
На устройство станции понадобилось два дня времени. Внутренние стены ледяной пещеры были обиты звериными шкурами, пол устлали рогожами, скамейки обтянули мягкой кожей, под которую подложили водорослей. Снабдив это жилье всем необходимым, устроили в честь открытия станции вечеринку. Затем оставалось только выбрать несколько человек для того, чтобы вверить им охрану станции.
Фредерик не желал брать на себя ответственность за выбор и сказал своим людям, чтобы они посоветовались между собой и выбрали сами, кого хотят, а на следующее утро доложили бы ему имена выбранных.
Вскоре все легли спать. Часа через два сон путешественников был вдруг потревожен глухим рычанием где-то недалеко от лагеря.
— Это какой-нибудь белый медведь напал на наш след, — сказал Фредерик. — Пусть никто не выходит на разведку. Это опасно, а мне не хочется, чтобы день открытия первой станций ознаменовался какой-нибудь бедой.
Ночевали путешественники эту ночь в новой своей пещере. Среди сна им казалось иной раз, что какой-то громадный зверь, рыча, царапается в массивную дверь пещеры, сработанную из толстых бревен.
Утром первый из норландцев, отворивший дверь, сейчас же захлопнул ее в простительном испуге: у порога ее лежал огромный медведь.
У Эдмунда явилось предчувствие. Он подбежал к двери, отворил ее и сейчас же воскликнул радостно:
— Друг Фриц!.. Друг Фриц!..
Медведь тотчас начал ласкаться к своему господину. Дело в том, что по совету эскимосов, опасавшихся, что друг Фриц будет привлекать диких медведей, его оставили было на «Дяде Магнусе», к великому огорчению Эдмунда. Гаттору, который назначен был начальником охраны клипера, поручено было следить, чтобы друг Фриц как-нибудь не вырвался и не убежал. Шесть дней медведя держали на привязи, на седьмой день, видя, что он тих и смирен, спустили с цепи. Тогда друг Фриц сейчас же пустился наутек и догнал своего господина. Не отводить же его было теперь назад! Пришлось примириться с его присутствием и принять в состав полярной экспедиции нового члена.
Друг Фриц словно почувствовал, что его оставляют, и весело прыгал около Эдмунда.
Вообще медведи всех пород очень умны и привязчивы к людям. Это единственные из зверей, способные сделаться вполне ручными и не представлять ни малейшей опасности для своего хозяина, — разумеется, в том лишь случае, если они взяты маленькими.
До сих пор у Эдмунда ни разу не было повода жаловаться на своего медведя, хотя тот и обнаруживал иногда ни на чем не основанную антипатию к некоторым людям. Например, еще на «Дяде Магнусе» был однажды такого рода случай. Грундвиг подозвал друга Фрица и велел ему протанцевать перед эскимосом Йорником. Но медведь, всегда послушный, на этот раз лишь сердито заворчал.
— Что это тебе не нравится бедный Йорник? — засмеялся Грундвиг. — Ну, уж так и быть. Если ты не хочешь показать свое искусство перед ним, то попляши хоть перед господином Густапсом.
Медведь подошел к немому эскимосу, обнюхал его и заворчал еще сердитее.
— Ах, какой ты странный зверь! — сказал Грундвиг. — Ну, чем тебе не нравятся господа эскимосы? Что они тебе сделали? Правда, они неказисты с виду, но ведь и ты не лучше. Они похожи на тебя, как две капли воды.
Эскимосы чувствовали себя очень неловко во время этой сцены и поспешили удалиться с клипера на яхту.
Грундвиг не оставил без внимания антипатию медведя к эскимосам и окончательно утвердился в своем предубеждении против них. Он решил следить за ними в оба глаза, не говоря, однако, об этом никому: он знал, что на его слова все равно не обратят внимания.