Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский

А.В.Д. вновь отвлекся от такого невыносимого, отвратительного душе зрелища, что в ней – казалось бы, вопреки здравому смыслу – со внезапной невольностью возникла вина перед страдающей телесной плотью явного злодея, тоже, по сути дела, сделавшейся невинной жертвой дьявольски извращенных наклонностей дребеденьевской психики и его еще не преображенного человекозверского разума; должно быть, в ту пору подобной нелюди было гораздо больше на квадратный метр бесчеловечной лубянской жилплощади, чем в остальных следственных учреждениях планеты; А.В.Д., ко всему прочему, чувствовал и понимал, что душа любой нормальной личности всегда далека от пиршеств злобных эмоций, непонятным образом обожаемых бесчувственным – такова уж его природа – человеческим разумом; и ей становится вдвойне беспокойней, больней, вдвойне стыднее за то, что чья бы то ни было – муравья ли, кита ли, человека ли – живая плоть претерпевает невыносимую боль по вине злорадствущего разума, за миллионолетия доразвивавшегося до того, что сей прогресс фактически превратил его в тирана души – в самодержца и самодура; еще вчера, казавшийся преображенным, то есть окультуренным, зачастую одухотворенным во вроде бы нормальных людях, – сегодня он, разум, их же устами именует себя возмущенным и являет собою нечто обезумевшее, взбесившееся, позволяющее то, не брезгующее тем, чего никогда не позволяют себе звери, безжалостно нападающие на слабых тварей ради добывания жратвы, продолжения своих жизней и существования рода…

«Все они тут одним лыком шиты: и бывшие палачи и нынешние… победи Дребедень – он точно так же злорадствовал бы над арестованным Люцием Шлагбаумом, наслаждаясь торжеством лжи и извращенческих – из-за абсолютно безнаказанного беспредела – инсинуаций… кажется, психика этих людей – послушная вулканическим выплескам из глубин памяти некогда пережитых зверств и ритуальных безобразий – не без удовольствия сваливается в самые низины древней первожизни, все еще кишащей незабываемыми каннибальскими битвами и победными пиршествами… плевать нелюди, имеющей такую вот, к тому же вооруженную «передовыми идеями», психику на все нравственные и эстетические достижения эпох Преображения зверя в Человека… к сожалению, нет у меня иного объяснения ни того, что я и сам почувствовал на своей шкуре, ни того, как возникли в России, Германии, Италии миллионные толпы соглядатаев, чьи разумы оболванены до того, что все они начисто перестали ощущать себя людьми… да, перестали и превратились в особей первобытного стада, жаждущих крови и гибели всех тех, которых, по приказу главного палача страны и народа, осатаневшие активисты власти именуют врагами народа… а если я зациклился на мыслях о совершенно непонятной природе двуликости человеческого Разума, то это, пожалуй, не худшее из здешних состояний»…

24

А.В.Д. снова не мог не отвлечься от допроса Дребеденя, и мгновенно почувствовал себя, заляпанного нечистотами, окунувшимся с головой в чистые воды воспоминания… однажды он, слава богу, вовремя, отважился взять на себя все бразды воспитания миляги Гена, щенка невозможно взбаломошного, как все детеныши… этот Лапыш – так звали его первоначально – довольно хитро стремился к безнаказанным удовольствиям, грыз все, что попадало под востренькие резцы и клычечки, вымогал игры и ласки, требовал их, капризничал, ныл из-за прекращения оных, готов был дико обожраться, не боясь, что тут же бесстыдно обосрется, главное, пытался лидерствовать и властвовать… конечно же, Екатерина Васильевна и Верочка, безумно возлюбившие прелестного Лапыша, позволяли своему упоительному чувству материнства, что называется, со страшной силой гулять по буфету… поэтому – вместо того, чтобы спорить, осаживать вполне понятное желание двух обожаемых особ ублажить четырехлапого детеныша и выступать с лекциями насчет принципиально твердых принципов его воспитания, – А.В.Д. увез Гена в деревню к родной тетушке, одинокой фельдшерице, вдове родного дяди Сережи, осужденного по дутому делу группы инженеров-вредителей, затем погибшего где-то в дебрях таежного лесоповала… никакой охоте А.В.Д. в деревне не предавался, а целыми днями приучал Гена к приличным манерам, легко передающимся – если не убить их в зачатке – по наследству породистым псам с родословной, полной предков, замечательно воспитанных хозяевами… к счастью, Ген был из тех немецких овчарок, да и людей тоже, которые усваивают уроки без строгих выговоров и подзатыльников, но поражают мгновенной расположенностью к учению и нескрываемо радостной благодарностью за поощрение их первых полезных навыков… он полюбил учебу и, после первых же, охотно воспринятых уроков, стремился к ней, как детишки стремятся к ежедневной, чуть ли не ежечасной игре… вернулся Ген домой вполне интеллигентным, не по годам сообразительным джентльменом, сурово пресекавшим все попытки милой дамы и прелестной девицы разрушить, во-первых, привитые ему, воспринятые отлично и на век, принципы поведения, во-вторых, уже имеющим представление о чувстве собственного достоинства; он даже втайне никогда не презирал, возможно неугодных ему, приказов, команд и внятных просьб… наоборот, ему доставляло удовольствие безупречное выполнение таковых… он был счастлив, когда чуял расположение и уважение к себе хозяина их небольшой стаи и удивлялся тому, что не всегда послушны его хозяйской воле, в остальном-то очень милая жена и прелестная дочь… но не переставал быть все тем же веселым «малым», склонным к гурманству, шаловству, играм, мирным подремываниям среди дня и частым прогулкам… иногда достаточно было выразительного взгляда, особенно взгляда хозяина, чтобы он, так сказать, взял себя в лапы, успокоился, не ленился, не принимал позу околозастольного попрошайки, не рычал на гостя, не отпугивал дворовую пацанву, не не таил никакой злобы на поучения и замечания… его слегка склоненная морда непременно выражала огромное изумление, когда кто-либо из близких делал, по его мнению, что-то не так, или в чем-то как-то ошибался… приучив Гена к принципам достойного поведения и очень строго их охраняя от женщин, несколько смущенных его жесткостью, А.В.Д. однажды сказал им следующее: – Жаль, что нет времени начирикать статейку насчет основ, по сути дела, еще не существующей науки, идея которой носится в воздухе, ибо таково уж времечко… уверен, что науку о поведении животных назовут, скажем, этологией… говоря просто, вредней и опасней всего – испоганить инстинкты домашней собаки, запечатленные в глубинах ее индивидуальной и родовой памяти, если угодно, в психике вообще… имею в виду память о беспощадной борьбе в стае за лидерство и обязательности добровольного отказа от него в случае поражения… о прочих инстинктах говорить не буду, сами не глупы – разберетесь что к чему… так вот, если прозевать нужный момент и позволить породистому псу почувствовать свое в семье лидерство, – пиши, пропало… пес совершенно дезориентирован, ибо принял наше всеугодливое либеральное к себе отношение за покорность стаи, послушной каждому его веленью… он, что называется, болванически избаловован, ведет себя невоспитано, нервозно, раздражительно, упрямо, рычит даже на хозяина, чуть что не так может и кусануть – таких случаев до черта… кажется, что в его тонко организованный мозг – мозг сторожевого пса – готовый к немедленному выполнению определенного, издавна заложенного в память порядка действий, плеснули серной кислоты… все – она выела-разладила с трудом и в течение многих лет прививавшиеся связи, зачастую заменявшие обмозговывание реакций, и сомнения в надобности каких-либо необходимых действий… черт побери, дорогие леди, мы же эдак вот выводим из строя чудесный мозговой аппарат, превращая тем самым пса-умницу в совершенно гунявого дебила… ни в коем случае не становитесь по отношению к Гену тиранами – просто ради него поймите, что он должен существовать в своем кругу жизни, резко отличающемся от нашего… в том кругу, который диктует собаке характер того или иного поведения, сообщает ей любовь к привычным порядкам… словом, Ген должен быть уверен, что лидер у него я, а не тот кого лично он изволит считать лидером… своими, вовсе ему не нужными, лишними поощрениями, поверьте мне, мы его развращаем, портим налаженные веками эти самые порядки существования и так далее… результат: несчастного пса, как неуживчивого безумца, куда-то к кому-то пристраивают, тот другой тоже сбывает его с рук, или выкидывает за сто первый километр, если не усыпляет… согласитесь, что это нонсенс, беда, трагедия… пусть уж хотя бы собака живет в наше дикарское время по-человечески…

25

А.В.Д., чудом превращенный из обвиняемого в свидетеля, удобно устроился в почтенном, наверняка реквизированном, старинном кресле; в те минуты, тянувшиеся, как часы, в те часы, мелькавшие, как минуты, подавив вихрь чувств, даже не пытаясь обмозговывать различные смыслы и качества случившегося, витая в былом и блаженно предаваясь мирным воспоминаниям, он мастерски прикинулся человеком, терпеливо, но без всякого интереса – как в гимназии на уроке Закона Божьего – наблюдающим за перипетиями садистически жестокого, мстительного допроса, за нескрываемым самодовольством и победной высокочиновной иронией Люцифера, наслаждающегося радостью, что он чуть было не оказался на месте теперь уже окровавленного, иссопливленного, избитого, превращенного в тряпку Дребеденя.