Ночные кошмары и сновидения - Стивен Кинг

Череп разлетелся надвое. Ошметки сгнившего мозга полетели во все стороны, как протухшая овсянка, вместе со слизняками и морскими червями, которые его подъедали. Жуткое зловоние наполнило кухню.

Однако, его руки продолжали скрестись по плиткам пола.

Она вновь взмахнула топором… и еще раз… и еще…

Наконец, всякое шевеление прекратилось.

Острая боль пронзила живот, на мгновение ее охватила паника: неужели будет выкидыш? Но боль ушла. Малыш пнул ее ножкой, сильнее, чем раньше.

Она вернулась в гостиную, с топором в руке. От него пахло требухой.

Ноги, вот чудо, держали ее.

— Джек, я очень любила тебя, — вымолвила она, — но это не ты.

Следующим ударом она развалила таз. Топор разрубил и ковер, лезвие вонзилось в дубовую половицу.

Ноги разделились, но трепыхались еще добрые пять минут, прежде чем начали успокаиваться. Наконец, замерли даже пальцы.

Кусок за куском, надев толстые рукавицы, она снесла скелет в подвал. Каждый кусок заворачивала в парусину, которую Джек держал в сарае: в холодные дни этой парусиной прикрывали бочки с лобстерами, чтобы они не замерзли.

Один раз пальцы отрубленной руки сомкнулись на ее запястье. Замерев, с гулко бьющимся сердцем, она стояла, пока пальцы не разжались. Она с ним покончила. Покончила навсегда.

Под домом находилась цистерна с отходами, которые Джек все собирался откачать. Мэдди сдвинула бетонную крышку и побросала куски скелета в цистерну. Потом вернула тяжелую крышку на место.

— Покойся с миром, — прошептала она, и внутренний голос напомнил ей, что в цистерне покоятся с миром куски ее мужа. Тут она начала плакать, всхлипывания сменились истерическими воплями, она драла себя за волосы, до крови расцарапала грудь. Я обезумела, подумала Мэдди, вот что значит обезу…

Но додумать эту мысль она не успела, потому что лишилась чувств. Обморок плавно перешел в глубокий сон, а наутро она полностью пришла в себя.

Но дала зарок, что никому ничего не скажет.

Никому и никогда.

— Я смогу это выслушать, — сказала она Дэйву Эймонсу, вышвырнув из головы образ вязальной спицы с болтающейся пинеткой, торчащей из глазницы мертвяка, который когда-то был ее мужем и отцом ее ребенка. — Будь уверен.

И Дэйв ей все рассказал, потому что сошел бы с ума, если б оставил это в себе, но, разумеется, сгладил некоторые детали. Он рассказал, как они распилили пилами мертвяков, которые абсолютно отказывались вернуться в подземный мир, но не стал упоминать о том, что даже отпиленные кисти сжимались в кулаки и разжимались, а пальцы стоп скребли изрытую пулями землю, что эти части скелетов пришлось облить соляркой и поджечь. Впрочем, об этом он мог и не говорить: Мэдди из окна видела дым погребального костра.

Потом костер залили из рукава единственной на острове Дженнисолт пожарной машины, хотя опасности пожара и не было, поскольку легкий ветерок уносил искры в сторону моря. И Мэтт Арсенолт, запустив старый бульдозер «Д-9 Катерпиллар», двинул его на черную, дымящуюся груду костей. Гусеницы и стальной нож вдавили их в землю и разровняли.

Уже всходила луна, когда Френк отозвал в сторону Боба Даггетта, Дэйва Эймонса и Кэла Патриджа. Обратился он к Дэйву.

— Я чувствовал, что так и будет.

— Ты о чем, дядя? — спросил Боб.

— Мое сердце, — ответил Френк. — Отказывается стучать.

— Послушай, дядя Френк…

— Помолчи, — оборвал его старик. — Некогда мне слушать твою болтовню. Половина моих друзей от этого умерли. Радости мало, но могло быть и хуже. Это тебе не рак.

Но теперь возникли другая проблема, и вот что я хочу вам сказать: когда я упаду на землю, я хочу на ней и остаться. Кэл, приставишь ружье к моему левому уху. Дэйв, когда я подниму левую руку, упрешься своим мне под мышку. А ты, Бобби, нацелишься мне в сердце. Я произнесу молитву, и как только скажу аминь, вы трое одновременно нажмете на спусковые крючки.

— Дядя Френк… — выдавил из себя Боб. Его качнуло.

— Я же сказал, помолчи. И не вздумай упасть в обморок, как какая-нибудь барышня. Делай, что тебе велено.

Боб сделал.

Френк оглядел всех троих. Лица у них побледнели, совсем как у Мэтта Арсенолта, когда тот утюжил мужчин и женщин, которых знал с детства.

— Вы уж, мальчики, меня не подведите, — обращался Френк ко всем сразу, но смотрел на своего внучатого племянника. — Если вы почувствуете, что не можете нажать на спусковой крючок, подумайте о том, что я бы это сделал для любого из вас.

— Хватит болтать, — прохрипел Боб. — Я люблю тебя, дядя Френк.

— Ты, конечно, не тот мужчина, каким был твой отец, Бобби Даггетт, но я тоже люблю тебя, — ровным, спокойным голосом ответил Френк, вскрикнул от боли, вскинул левую руку над головой, совсем как вскидывает ее житель НьюЙорка, останавливая такси, и начал последнюю молитву. — Отче наш еси на небеси… господи, как же больно… да прославится имя Твое… Ооо… Да придет царствие Твое… И на земле все будет…

Поднятая рука Френка задрожала. Дэйв Эймонс, уперев под мышку Френка, не отрывал от него глаз, совсем, как лесоруб, который пристально смотрит на большое дерево, которое может повалиться, куда не следует. Все островитяне наблюдали за ними. На бледном лице старика выступили большие капли пота. Губы растянулись, обнажив пожелтевшие вставные зубы, Дэйв уловил в его дыхании запах «Полидента».

— …как на небесах! — старик дернулся. — Открой нам путь истинннный АМЕН!

Все трое выстрели одновременно, Кэл Патридж и Боб Даггетт лишились чувств, но Френк упал и не попытался встать и пойти.

Френк Даггетт твердо решил перейти в мир мертвых и остаться нам, и ему это удалось.

Начав рассказ, Дэйв уже не мог остановиться, хотя и ругал себя за то, что начал. Он же понимал, не дело рассказывать такое беременным женщинам.

Но Мэдди поцеловала его, сказала, что по ее разумению, он вел себя достойно, точно так же, как и Френк Даггетт. И Дэйв ушел, завороженный, словно его поцеловала в щеку женщина, которую он раньше никогда не встречал.

Собственно, так оно и было.

Она наблюдала, как он идет по проселочной дороге, таких на Дженни было всего две, поворачивает налево. В лунном свете она видела, что его чуть пошатывает, от усталости, от шока… Она любила его всем сердцем… любила их всех. Она хотела сказать Дэйву, что любит его и поцеловать в губы, вместо того, чтобы чмокнуть в щеку, но он мог неправильно истолковать ее порыв, несмотря на то, что смертельно устал, а она была на пятом месяце беременности.

Но она его любила, любила их всех, потому что они прошли сквозь ад, чтобы обезопасить для нее крохотный кусочек земли, со всех сторон окруженный Атлантическим океаном.