Обратно к врагам: Автобиографическая повесть - Виктория Бабенко-Вудбери

После ужина дочь хозяйки дала нам подушки и одеяла, и в кухне на полу мы устроили свой ночлег. Когда мы уже разделись и были готовы ложиться, мать девушки, смеясь, открыла дверь и бросила нам коробку:

— Там крутилки для волос. Спите спокойно!

Я давно забыла имена и фамилию этих двух женщин. Но та тихая доброта и внимание, которые они оказали нам в нашей невероятной нужде, никогда не забудутся. И я уверена, что таких людей Бог никогда не оставит.

В Праге

На следующий день, после скромного завтрака с обеими женщинами, мы поблагодарили их и пошли опять на вокзал. Да. Опять на вокзал! За это время вокзал стал нашим главным убежищем. Где бы мы ни были, куда и откуда бы ни ехали — мы всегда оказывались на вокзале. Вокзал был местом, где начинались и заканчивались наши планы. Он также был нашим приютом от разных невзгод. Но в этот день мы с опасением подходили к нему. Нам надо было не попасться на глаза нашему гиду, Григорьеву.

Было еще рано, и до отхода поезда венгерской делегации оставалось часа четыре. Когда мы сели на скамейку в зале ожидания, недалеко от нас я заметила одного из спекулянтов, ехавшего с нами в товарном вагоне. Я подошла к нему и предложила за деньги нашу последнюю простыню. Он согласился и дал нам за нее несколько польских бумажек. Потом мы сдали чемодан в камеру хранения, а сами пошли шататься по улицам, чтобы избежать встречи с Григорьевым. На станцию мы возвратились только после двух часов пополудни. Теперь нам надо было узнать, ушел ли поезд венгерской делегации.

Несколько минут мы стояли у здания вокзала в нерешительности, не зная, что делать. Между тем я заметила, что прохожие обращают на нас внимание. Но я тотчас же успокоилась. В этот день мы с Ниной преобразились. Наши волосы были хорошо вымыты и завиты и сияли на солнечном свете. Наши блузки были снежно-белые. Нина одела свое красивое тирольское пальто, а я мой костюм, в котором военные в Советском Союзе отдавали мне честь. На нас были нейлоновые чулки, на мне — мои любимые туфли на пробковой подошве. Даже губы мы немного подкрасили. Здесь, в Катовицах, почти каждая женщина ходила с накрашенными губами. Польки, вообще, везде и при всех обстоятельствах умели отдать дань изяществу и красоте. Нигде в мире мне не приходилось встречать женщин, которые были бы одеты с таким вкусом, как они. В каждом скромном городке Польши всегда можно встретить больше элегантных женщин, чем даже в Париже. Мне кажется, в них есть что-то большее, чем простое желание хорошо одеться. Это — творчество. Каждая польская женщина — своего рода художница в миниатюрном масштабе. Польский народ очень одарен, и это, конечно, сказывается на внешности его женщин.

Мы шли по железнодорожным путям, где стояли разные составы и поезда. Дежурный по станции в красной фуражке заметил нас и, подойдя к нам, спросил:

— Что вы здесь ищите?

— Мы ищем вагоны венгерской делегации, — ответила я на ломаном чешском языке, надеясь, что он нам сейчас скажет, что вагоны давно ушли.

— А вы… венгерская делегация?

— Да! — ответила я и громко рассмеялась. Но дежурный принял мой ответ серьезно.

— Идемте со мной. Я сейчас разузнаю об этом.

Мы проследовали за ним, и скоро он привел нас в свой домик-дежурку, стоявший между сетью рельс. Там он попросил молодого рабочего принести нам чаю, а сам ушел. Молодой рабочий тоже ушел, но через несколько минут вернулся с подносом, на котором был чай и пирожные. Мы с Ниной молча переглянулись. Неужели мы так преобразились, что нас можно принять за венгерскую делегацию? Но у нас не было времени раздумывать об этом. Мы набросились на чай и пирожные, и они нам показались такими вкусными, что я лично не помню, ела ли я когда-нибудь что-либо более вкусное.

Выпив чай, я посмотрела в окно. Дежурного нигде не было видно. Что теперь?

— Давай уходить, пока не поздно, — сказала Нина.

И мы ушли…

Было еще слишком рано, чтобы приступить к выполнению нашего следующего плана — перейти через польско-чешскую границу в Чехословакию. Катовицы находились как раз на польско-чешской границе. Нужно было дождаться темноты, а потом действовать.

Часов до восьми мы скитались то по улицам городка, то на вокзале. Затем в зале ожидания мы узнали, что через полчаса уходит пассажирский поезд в Прагу. Это, конечно, нам сказали спекулянты. Их и здесь было полно. Некоторые даже покупали себе билеты, несмотря на то, что не имели разрешения переходить границу. А формальности для перехода границы соблюдались строго. Нужны были разные разрешения от военных и местных властей.

Спекулянты объяснили нам, как можно обойти контроль и влезть в вагон. Мы точно следовали их советам и, когда стемнело, перелезли через забор вблизи контроля и незаметно сели в поезд.

В уютном теплом купе, где мы очутились, сидели хорошо одетые, вежливые пассажиры. Здесь не было ни репатриантов, ни мешочников, ни инвалидов. Может, они и были где, но не бросались так в глаза, как у нас на Востоке. Но несмотря на то, что внешне мы с Ниной теперь ничем не отличались от других, рядом сидевших, мы все же волновались, не зная, что нас ожидает. Конечно, мы не показывали вида. Когда, наконец, поезд двинулся, мы вздохнули с облегчением.

Приблизительно на полпути в Прагу вошел кондуктор проверять билеты. А билетов у нас не было. Деньги, которые мы получили за простыню, мы потратили на выкуп чемодана из камеры хранения и на обед в городке, когда скитались по его улицам, ожидая отъезда Григорьева с делегацией.

— Билеты, пожалуйста, — сказал кондуктор вежливым тоном.

Пассажиры вынимали свои билеты и показывали ему, а он учтиво благодарил их. Когда очередь дошла до нас, я вытащила направление от коменданта и протянула ему.

— Что это? — спросил кондуктор, глядя в недоумении на бумагу.

— Вы не понимаете по-русски? — сказала я с напускным удивлением.

Я заметила, как кондуктор немного растерялся. Несколько секунд он вертел бумажку в руках и глядел на красную печать с серпом и молотом.

— Это значит, — поспешила я объяснить ему, — что по этому документу мы имеем право ехать без билетов.

Услышав это, кондуктор протянул мне бумажку обратно, вежливо поклонился и пошел дальше.

Опять нам с Ниной повезло. После освобождения от немцев на русских везде смотрели как на победителей, и все русское для иностранцев было большим авторитетом. Это особенно было заметно в Чехословакии. Чехи просто обожали все русское.

— Русская комендатура! — сказала я громко, когда нас задержали в Праге у выхода. Эти слова опять произвели чудо: нас без разговоров пропустили. Очутившись в большом зале вокзала, на одном из маленьких окошек я действительно увидела вывеску: «Русская комендатура». А немного дальше, на дверях у входа в отдельный зал была тоже вывеска по-русски: «Зал ожидания для офицеров».