История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда королевская конница не вела себя в бою так скверно, как в тот день. Большая ее часть, подвергшись яростной атаке врага, повернула назад и ускакала слишком далеко, бросив на произвол судьбы своих старших офицеров. Пехота же короля держалась доблестно и не только взяла верх над неприятельской пехотой, но и сумела с изумительной стойкостью отразить несколько кавалерийских атак, сохранив при этом строй — тогда как те эскадроны, которые еще оставались на поле боя и обязаны были ей помочь, едва удалось удержать от бегства. Когда приблизился вечер — а наступление темноты не опечалило ни одну из сторон — лорд Гоптон счел нужным покинуть поле битвы; не оставив врагу боевых припасов и ни единой пушки и даже забрав с собой многих раненых, он отступил со своей армией в Ридинг. Неприятель же сам находился в столь великом расстройстве, что ни о каком преследовании и не помышлял; правда, Уоллер поспешил в Винчестер, надеясь, что после этого успеха тамошний замок быстро откроет ему ворота.
Но гарнизон замка упорно защищался, и Уоллер повернул назад — выместив прежде свою досаду на беззащитном городе, который с невообразимой жестокостью отдан был на поток и разграбление солдатам.
О собственных потерях Уоллера можно было тогда судить лишь по тому обстоятельству, что он не воспользовался своими очевидными преимуществами, а вспомогательные полки из Лондона и Кента решительно отказались продолжать поход. Три или четыре дня спустя они покинули Уоллера и возвратились домой, горько оплакивая павших товарищей. Со стороны короля, помимо рядовых солдат и многих отличных офицеров, пали в тот день лорд Джон Стюарт, брат герцога Ричмонда и командующий кавалерией в армии Гоптона, а также сэр Джон Смит, брат лорда Каррингтона и помощник командующего конницей. Те немногие из кавалеристов, кто остался с ними и исполнил свой долг, вынесли их с поля боя, перевезли в Ридинг, а на следующий день — в Абингдон, где врачи и хирурги могли наилучшим образом о них позаботиться. Но оба они получили слишком много ранений и скончались уже после второй перевязки.
Первому из них едва исполнился двадцать один год, и он подавал необыкновенные надежды. Обладая более горячим и резким нравом, чем прочие отрасли этой славной царственной династии, лорд Стюарт невзлюбил роскошную негу придворной жизни и посвятил себя воинскому ремеслу — еще не догадываясь, что ареной для упражнений в нем станет его собственное отечество. В тот день он выказал изумительное мужество и, останься он в живых, едва ли сумел бы когда-либо превзойти самого себя в доблести; а поскольку лорд Стюарт был предметом всеобщей любви, то и оплакали его все без исключения. Второй, сэр Джон Смит, с ранней юности постигал искусство войны на полях Фландрии. Потомок старинного католического рода, уже давно пользовавшийся репутацией одного из лучших кавалерийских офицеров, сэр Джон при первых же признаках смуты в Шотландии поступил на службу своему государю и с начала войны до собственной кончины совершил немало блестящих подвигов. Смерть этих двух превосходных командиров заслонила собою судьбу многих, погибших в тот же день, а потому их имена вспоминали реже.
Эта битва, состоявшаяся 29 марта и столь печальным образом открывшая новый 1644 год, совершенно расстроила приготовления короля, разрушив все его планы и замыслы. Ибо если прежде он рассчитывал рано начать кампанию и действовать наступательно, то теперь понял, что ему всюду придется держать оборону. Да и эта задача предвещала великие затруднения, ведь уже через несколько дней король обнаружил, что он не только лишился солдат, потерянных при Алсфорде, но и вынужден оставить всякую надежду пополнить свою армию войсками принца Руперта — который, как уповал король, должен был, после своего блестящего успеха под Ньюарком, вовремя вернуться в Оксфорд с сильным отрядом пехоты и кавалерии из Шропшира, Чешира и Северного Уэльса. Но вскоре все эти надежды рухнули, ибо не успел принц привести в порядок гарнизон Ньюарка и снабдить его всем необходимым для того, чтобы отразить новое нападение — ожидать коего, после ухода его высочества, там имели все основания (хотя в действительности позор поражения, а также гнев и досада, охватившие неприятельских солдат и офицеров, когда они ясно увидели, что на них нагнала страху и принудила к капитуляции жалкая горстка людей, уже через несколько дней привели в полное расстройство и совершенно рассеяли все их воинство) — как им была получена настоятельная просьба от графа Дерби поспешить ему на выручку в Ланкашир: графа в его собственной укрепленной усадьбе Латом осадил сильный отряд, отразить который он был не в состоянии. Чтобы побудить принца с большей готовностью выступить ему на помощь, граф дал весьма щедрые обещания, обязавшись уже через несколько дней после того, как враг будет отброшен и осада снята, набрать для его высочества две тысячи солдат и предоставить ему крупную сумму денег. Столь же отчаянную просьбу граф направил через своего курьера в Оксфорд, откуда Его Величество послал дозволение и полномочие на этот поход принцу (когда тот еще стоял в Ньюарке), по-прежнему рассчитывая, что его высочество быстро управится со своим делом в Ланкашире и, основательно пополнив там свою армию, успеет возвратиться в Оксфорд к тому времени, когда он, король, должен будет открыть кампанию. Но вскорости надежды короля пошли прахом, ибо еще до того, как принц завершил свой поход в Ланкашир (где, выказав замечательную доблесть и причинив неприятелю немалый урон, снял осаду Латома и вдобавок, после страшной резни — вражеские гарнизоны отчаянно защищались — захватил два или три укрепленных пункта), маркиз Ньюкасл принужден был со всей своей армией отступить под защиту стен города Йорка. Маркиз сумел бы выдержать натиск многочисленной шотландской армии и был бы только рад дать ей бой — оказалось, однако, что ему предстоит иметь дело с более грозным противником.
Когда заправлявшая в Парламенте партия ясно поняла, что главнокомандующий граф Эссекс никогда
