Клан Пещерного Медведя - Джин Мари Ауэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь следующий день Эйла тщетно пыталась развести огонь. Со времени ее прошлого пребывания в пещере здесь сохранилось несколько сухих палок. Но напрасно она терла палку между ладонями: у нее не хватало сил разогреть ее как следует и куски дерева не дымились. Эйла не знала, что это спасло ее. В поисках беглянки Друк и Краг поднялись на горный луг. Разведи Эйла огонь, они немедленно обнаружили бы ее убежище по запаху дыма. Когда охотники проходили мимо, Эйла и ее сын крепко спали в пещере. Друк и Краг приблизились к проему, скрытому ветками орешника, – если бы ребенок захныкал во сне, он выдал бы себя и мать.
Не только неприятность с огнем обернулась для Эйлы удачей. Весенний дождь, без устали моросивший весь день, превратил землю в жидкую грязь. Низкое серое небо нагоняло на Эйлу тоску, но зато дождь смыл все ее следы. Охотники, вышедшие на поиски, были опытными следопытами, они знали, как выглядят отпечатки ног всех людей в клане. К тому же, если бы Эйла, как намеревалась, стала бы собирать съедобные коренья и травы, разрытая земля заставила бы охотников насторожиться. Лишь крайняя слабость Эйлы спасла ее от преследователей.
Проснувшись, Эйла выбралась из пещеры и увидела человеческие следы у родника, из которого брал начало ручей. Охотники останавливались здесь утолить жажду. У Эйлы душа ушла в пятки. После этого случая она с опаской выходила из своего укрытия. Стоило ветру шевельнуть ветки у входа, по телу Эйлы пробегала дрожь. Она напряженно прислушивалась к каждому звуку, и в тишине ей мерещились человеческие шаги.
Еда, которую Эйла захватила с собой, подошла к концу. Она обшарила корзинки, в которых хранила свои запасы в тягостные дни смертельного проклятия. Но найти ей удалось лишь несколько гнилых орехов и помет мелких грызунов, уничтоживших ее кладовые. Обнаружила она также и остатки еды, которую приносила ей Иза в пору женского изгнания, но они тоже сгнили и испортились.
Тут Эйла вспомнила, что в глубине пещеры, в каменной выемке, спрятано вяленое оленье мясо. Она проворно раскопала заваленную камнями ямку. Мясо оказалось в целости и сохранности, но Эйла понимала: оно выручит ее ненадолго. Вдруг ветки у входа закачались. Сердце у Эйлы замерло.
– Уба! – опешив от удивления, вскрикнула она в следующий миг. – Как ты нашла меня?
– Когда ты ушла, я кралась следом. Я боялась, вдруг с тобой что-нибудь случится. Вот тебе еда и отвар, от которого прибавляется молока. Его приготовила мать.
– Так Иза знает, где я?
– Нет. Но она догадалась, что я тебя выследила. И она вовсе не хочет, чтобы я рассказала ей, где ты. Иначе ей придется сообщить об этом Брану. Ох, Эйла, Бран так зол на тебя! Каждый день он посылает за тобой охотников.
– Я видела их следы у родника. Но они не заметили мою пещеру.
– Бруд только и делает, что хвастается. Он, мол, заранее знал, какая ты скверная. С тех пор как ты ушла, Креба не видно и не слышно. Он не выходит из пристанища духов. А мать ужасно расстроена. Она хотела, чтобы я предупредила тебя: не возвращайся, – сообщила Уба, устремив на молодую женщину полный участия взгляд.
– Но если Иза не говорила с тобой обо мне, откуда ты это знаешь?
– Вчера вечером и сегодня утром она наготовила больше, чем надо. Но не слишком много: наверное, боялась, что Креб что-нибудь заподозрит. Потом она сделала отвар и принялась причитать и сетовать, словно сама с собой. Все твердила, как она по тебе горюет, но при этом смотрела прямо на меня. Несколько раз она повторила: «Если бы кто-нибудь передал Эйле, что ей нельзя возвращаться. Бедная моя Эйла, бедная моя дочь, она так слаба, и ей наверняка уже нечего есть. Ее ребенку нужно молоко, а я не могу даже передать ей отвар», ну и все такое. А потом она ушла, но перед этим отвар перелила в сосуд, а всю еду сложила в корзинку. Конечно, в тот день, когда ты ушла, она поняла, что я отправилась вслед. Я вернулась поздно, но она не стала меня бранить. Знаешь, Бран и Креб страшно разозлились на нее за то, что она не рассказала им про тебя. Не представляю, что бы они сделали, если бы догадались, что она знает больше, чем открыла им. Но меня никто не расспрашивает. Ведь на детей, особенно на девочек, не обращают внимания. Эйла, я знаю: мой долг – сказать Кребу, где ты. Но я не хочу, чтобы Бран предал тебя проклятию. Не хочу, чтобы ты умирала.
Все внутри у Эйлы болезненно сжалось. «Что же со мной будет?» – в отчаянии спрашивала она себя и не находила ответа. Она понимала: ей, изнуренной, измученной, не выжить вдали от людей, тем более с ребенком. Ее надежда вернуться, когда для сына наступит День Обретения Имени, не оправдалась. Что же делать теперь? Она схватила ребенка и прижала его к груди. «Неужели я не спасу тебя от смерти, мой сын?» – бессмысленно твердила она.
Уба сочувственно смотрела на молодую мать, которая, казалось, не замечала сидевшей рядом девочки.
– Эйла, можно мне взглянуть на ребенка? – робко спросила она. – А то я еще ни разу его не видела.
– Посмотри, конечно, – поспешно откликнулась Эйла. Ей стало стыдно, что она позабыла о девочке, ради нее проделавшей дальний путь. А ведь Уба многим рисковала. Если в клане узнают о ее поступке, ей грозит суровое наказание. Наказание, которое может разрушить всю ее жизнь. – Хочешь подержать его?
– Можно?
Эйла положила ребенка на колени Убы. Девочка принялась нерешительно распеленывать его, вопросительно поглядывая на Эйлу. Та одобряюще кивнула.
– По-моему, Эйла, не такой уж он и увечный. Когда вырастет, то не будет калекой вроде Креба. Просто он очень тощий. Ну и голова, конечно, странная какая-то. Но ведь и у тебя странная голова. Ты не похожа на людей клана.
– Это потому, что я родилась не в клане, Уба. Иза нашла меня в лесу, когда я была совсем маленькая. Она говорит, я родилась среди Других. Но теперь я принадлежу к клану, – с гордостью произнесла Эйла, и тут же по ее лицу пробежала тень. – А может, уже не принадлежу.
– А ты скучала по матери? Не по Изе, а по своей настоящей матери? – спросила Уба.
– Я не помню другой матери, кроме Изы. Не помню, что было со мной до того, как я