Настоящая фантастика – 2015 (сборник) - Василий Головачев

– Меня вызывают, – бросила на бегу. – Ты сиди здесь, не высовывайся!

Разумеется, Машка не подчинилась. Последняя фраза командира орбитонов… Это была война, настоящая.

Цанку досталось сильнее всего – семь ранений. Но последним добрался до командного пункта Вилана не он, а Ханна. Вдобавок девчонку какую-то притащила.

– Говорит, что внучка Чаева. – Подруга начала поспешно объяснять, не дожидаясь вопроса. – Андрей Борисович может связаться с правительством, остановить…

– Поздно. Не исключаю, что на планете уже нет человеческих правительств. Вторжение прошло молниеносно…

– Да не было никакого вторжения! Его мальчишки придумали, чтобы контрольную сорвать. И пришельцев, отбирающих тела, не существует, это история из старой книжки…

Машка осеклась, сообразив, что ей не верят. Ни одному слову не верят. Защита Земли от внешней угрозы – задача нулевого приоритета. Записанная не в человеческий мозг орбитонов, а в квантовый. Достучаться туда можно единственным способом.

Она упрямо сжала губы, принялась чиркать пальцем по сенсорному экрану смарта. Ох и удивились бы Илья с Васисуалием скорости и точности этих движений. Но друзей рядом не было.

– Смотрите! – Машка протянула смарт. – Все смотрите.

Вилану хватило одного взгляда, чтобы считать полный код доступа, зашифрованный в трёхмерной картинке. И – растеряться. Впервые с того дня, когда покинул поверхность планеты. Значит, вторжение – сказка? В их мозги подсунули выдумку, взломали, как старый аналоговый компьютер? Но сделать подобное мог только…

– Так это в самом деле ошибка! – Ханна облегчённо вздохнула. – Да, наломали мы дров.

– Могли сгоряча перебить всех этих солдатиков, – улыбнулся Гобар.

– Всех, пожалуй, не перебили бы, – возразил Цанк, – но многих, это точно. Я десятка два подстрелить успел. Хорошо, что станнер в полицейском режиме.

Вилан обвёл взглядом свою команду. Они искренне радовались неожиданной развязке, тому, что мировая война отменяется. И ни один не понял главного.

– Ясно. Вернуть оружие в минимум, будем держать оборону в этом кабинете. Гобар – на лестницу, Цанк – к окну, Ханна – в коридор, – скомандовал он. А едва приказ был выполнен, обернулся к девчонке: – Ты?..

Она кивнула нерешительно.

– Да. Эксперимент не закончился сорок лет назад. Дедушка и мой отец начали его снова, учтя допущенные ошибки. Совершенные люди не должны быть слишком совершенными, не должны так явно отличаться от обычных. А главное – им нельзя обосабливаться. Людям необходимо время, чтобы привыкнуть. Минимум поколение должно вырасти и прожить жизнь рука об руку с… нами. – Девочка вдруг опомнилась, схватилась за смарт: – Ой, звонить же нужно, срочно! Радиослуха у меня нет.

Вилан придержал её руку:

– Не отсюда. Ханна отведёт тебя в безопасное место, а мы постараемся отсидеться, пока наземцы не договорятся между собой. Здесь крепкие стены.

Два звонка на командном пункте генерал-лейтенанта Рокачёва прозвучали с интервалом в полминуты. Первый – от командира штурмовой группы:

– Здание практически наше, начинаем эвакуацию детей. Противник держит оборону в угловом кабинете на втором этаже. Хорошая возможность накрыть их всех разом.

– Да. Передавай координаты расчёту ПТУРСа…

И тут зазвонил второй. Тот самый телефон.

– Генерал, операция отменяется. Отводи войска.

Это было как ведро воды на голову.

– Но господин президент, мы почти закончили…

– Немедленно отводи войска! – судя по раздражению в голосе, собеседнику не очень-то приятно было отменять собственное распоряжение. Пытаться спорить, возражать в такой момент – себе дороже.

– Есть…

Генерал Рокачёв не успел выполнить новый приказ. Пол под ногами вздрогнул от близкого взрыва.

Звук взрыва Вилан не услышал. Яркая вспышка и – чернота.

Ему показалось, что сознание вернулось мгновенно.

– Вилан, мальчик, ты меня видишь?

Андрей Борисович Чаев, человек, наземец, которого все орбитоны негласно считали своим отцом, стоял рядом с ним на коленях.

– Да…

Вилан поразился, до чего их отец постарел. Сколько ему лет? Восемьдесят? Больше? Для наземца это уже глубокая старость. Результата своего нового эксперимента он может и не увидеть…

Повернуть голову не получалось, но в сектор обзора и так попадало достаточно. Угол учебного корпуса обвалился, превратившись в груду камней, обугленного дерева, дымящегося пластика. Зато хлопков автоматных очередей не слышно, чёрные фигуры штурмовиков исчезли. Среди развалин сновали люди в униформе спасателей, тушили последние очаги пожара, несли к стоящим у ворот машинам носилки со всё ещё парализованными сотрудниками лицея, уводили детей.

Впрочем, уводили не всех. В двух десятках шагов от Вилана стояли трое. Знакомая девочка и двое мальчишек. Один – белобрысый, вихрастый, в спортивных шортах и футболке, второй – темноволосый, аккуратно подстриженный, в так не вяжущихся с этой аккуратностью закопчённых брюках и рубахе, словно парню пришлось что-то поспешно сжигать. Все трое смотрели на Вилана. Испуганно и виновато.

– Что… с моими людьми? – с трудом выдавил он.

– Посекло взрывом, Цанку ступню оторвало, – принялся перечислять Чаев. – Но это дело поправимое, я вас крепкими ребятами сделал.

– Значит… обошлось?

– Почти. – Старик отвернулся.

– Кто? – Вопрос Вилан задал. Но ответ на него знал и так. – Сколько… мне осталось?

– Боюсь, нисколько. Это я виноват, не предусмотрел…

– Нет. Вы правильно поступили… Всё хорошо…

Последнюю фразу он повторил в ультразвуковом диапазоне. Не для Чаева. Услышать эти слова здесь мог только один человек.

И она услышала. Недоверчиво приподняла брови. Но всё и правда хорошо заканчивалось. А накладки, несчастные случаи бывают в любом эксперименте, на то он и эксперимент. Главное, эту девочку никто никогда не посчитает кибером, она не окажется чужой среди людей.

Это и есть задача нулевого приоритета.

Почти как нелюди

Андрей Дашков

Машинка внутри

Если люди и цивилизация несовместимы – что в любом случае всем нам известно, – ничего не поделаешь: старайтесь извлечь максимум при плохой игре.

Если хочешь сделать что-то по-настоящему правильное и честное, делай это в одиночку.

Она сидела на камне в десяти метрах от дороги и плакала. Проезжая мимо, Геннадий Цветков ощутил какое-то неудобство, вроде того, которое испытывают здоровые, навещая больных, счастливчики в присутствии несчастных, выжившие при встрече с мертвыми. Он знал, что от этого никуда не деться, пока ты окончательно не превратился в камень, но в то же время не мог же он сочувствовать всем. Шесть миллиардов больных или несчастных, еще больше мертвецов. Не хватит никаких сожалений, никакого сердца, никаких слез. Надо сцепить зубы и ехать дальше. Кто знает, не настанет ли вскоре время жалеть себя? На жалость со стороны других рассчитывать не приходилось – официально гражданина Цветкова попросту не существовало.