Странствия убийцы - Робин Хобб

— Моя королева, вы вызывали меня.

— Объяснись.

Ветер за стенами дворца был теплее, чем ее голос. Я посмотрел ей в глаза. Голубой лед. Я опустил взгляд и сделал вдох.

— Докладывать, моя королева?

— Если это может объяснить все твои промахи — попробуй.

Это потрясло меня. Я встретился с ней взглядом, но истинной встречи не было. Женское начало в Кетриккен было выжжено. Так в литейной из железной руды выжигают и выбивают все примеси. Казалось, что из Кетриккен были выжжены все чувства к незаконному племяннику ее мужа. Она сидела передо мной как правительница и судья, но не как друг. Я не предполагал, что эта потеря так больно ранит меня.

Несмотря на все мое благоразумие, я подпустил льда в собственный голос.

— Я предоставлю судить об этом моей королеве, — предложил я.

Она была безжалостна. Она заставила меня начать не со дня моей мнимой смерти, но с того момента, когда мы стали планировать бегство короля Шрюда из Баккипа и из пределов досягаемости Регала. Стоя перед ней, я признался, что Прибрежные Герцогства обратились ко мне с предложением признать будущим королем не Регала, а меня. Хуже того, я сказал ей, что хотя и отклонил это предложение, но обещал остаться с ними и взять на себя командование замком Баккип и защиту побережья Бакка. Чейд однажды предупреждал меня, что это так похоже на измену, что нет почти никакой разницы. Но я смертельно устал от всех своих тайн и безжалостно обнажал их. Не единожды мне хотелось, чтобы в комнате не было Старлинг, потому что я с ужасом представлял себе, как мои собственные слова лягут в основу разоблачающей меня песни. Но моя королева сочла менестреля достойной доверия, и не мне было подвергать это сомнению.

Итак, я двигался через вереницу тяжелых дней. Впервые она услышала от меня, как умер на моих руках король Шрюд и как я нашел и убил Сирен и Джастина в Большом Зале на глазах у всех. Когда я дошел до дней, проведенных в темнице Регала, у нее не было ко мне жалости.

— Он избивал меня и морил голодом, и я бы погиб, если бы не притворился мертвым, — сказал я, но и этого ей было мало.

Никто, даже Баррич, не слышал полного рассказа о тех днях. Я собрался с духом и начал рассказывать. Через некоторое время мой голос начал дрожать. Я стал запинаться. В таких случаях я смотрел на стену, делал вдох и продолжал. Один раз я взглянул на Кетриккен и увидел, что она стала белой как снег. Я перестал думать о том, к чему приведут мои слова. Я слышал собственный голос, беспристрастно описывавший все, что случилось. Я слышал, как Кетриккен судорожно вздохнула, когда я рассказывал, как связывался Скиллом с Верити из моей тюрьмы. Один раз я посмотрел на Чейда. Он сидел смертельно неподвижный, челюсти его были сжаты, как будто он терпел собственные муки.

Я продолжал, безучастно рассказав о моем воскрешении с помощью Баррича и Чейда, о магии Уита, которая сделала это воскрешение возможным, и о днях, что за ним последовали. Я рассказал о нашей ссоре, о моем путешествии, о случаях, когда чувствовал связь с Верити, и о наших коротких встречах в снах Скилла. Я упомянул о моем покушении на жизнь Регала и о том, как Верити, не желая того, запечатлел в моем сердце приказ идти к нему. Мой голос становился все более хриплым, по мере того как пересыхали горло и рот. Я не останавливался и не отдыхал, пока не закончил рассказывать о последнем отрезке своего пути в Джампи. И когда наконец мой рассказ был закончен, я продолжал стоять перед ней, усталый и опустошенный. Некоторые люди говорят, что им делается легче, когда они делятся с кем-нибудь своими тревогами и болью. Но для меня в этом не было очищения. Я только копался в гниющих обломках воспоминаний, обнажал незажившие раны. После недолгого молчания я жестко спросил:

— Объяснил ли доклад мои промахи, моя королева?

Но если я хотел уязвить ее, то снова потерпел поражение.

— Ты не упомянул о своей дочери, Фитц Чивэл.

Это была правда. Я не упомянул ни о Молли, ни о нашем ребенке. Страх пронзил меня, как холодный клинок.

— Я не думал, что она имеет какое-то отношение к моему докладу.

— И зря, — безжалостно сказала королева Кетриккен. Я заставил себя посмотреть на нее. Она сжала руки перед собой. Дрожали ли они, чувствовала ли она угрызения совести, собираясь сказать то, что за этим последовало? Не знаю. — Учитывая ее происхождение, она не просто «имеет отношение» к этой дискуссии. В идеале она должна была быть здесь, где мы можем гарантировать максимальную безопасность наследнице Видящих.

Я старался говорить спокойно:

— Моя королева, вы ошибаетесь, называя ее так. Ни у нее, ни у меня нет прав на трон. Мы оба незаконны.

Кетриккен покачала головой:

— Нас не интересует, что было и чего не было между тобой и ее матерью. Нас интересует только ее происхождение. Вне зависимости от того, что ты предполагаешь для нее, ее происхождение сделает это за тебя. Я бездетна.

До того, как она произнесла это слово вслух, я не представлял себе, какова глубина ее боли. Несколько мгновений назад мне казалось, что она бессердечна. Теперь я боялся, что она не совсем вменяема. Такова была сила отчаяния и горя, прозвучавшая в этом единственном слове. Она заставила себя продолжать:

— У трона Видящих должен быть наследник. Чейд считает, что в одиночку я не сумею объединить людей для защиты. В их глазах я все еще чужая. Но, как бы они ко мне ни относились, я остаюсь их королевой. Это мой долг. Я должна найти способ объединить Шесть Герцогств и выдворить захватчиков с наших берегов. А для этого нужен вождь. Я думала предложить тебя, но Чейд говорит, что история с твоей мнимой смертью и использованием звериной магии будет слишком большим препятствием. А раз так, в роду Видящих остается только твой ребенок. Доказано, что Регал предал собственную кровь. Таким образом, твоей дочери придется быть Жертвенной для наших людей. Она объединит их.

Я осмелился заговорить:

— Она только младенец, моя королева. Как она может…

— Она — символ. Все, что сейчас нужно от нее людям, — это сам факт ее существования. Впоследствии она на самом деле станет их королевой.

Я чувствовал себя так, словно она вышибла из меня дух. А Кетриккен продолжала:

— Я пошлю Чейда забрать ее сюда. Здесь она будет в безопасности и получит соответствующее образование. — Она вздохнула. — Хотелось бы мне, чтобы ее мать могла быть с ней. К несчастью, нам придется каким-то образом выдать ребенка за моего. Как я ненавижу этот обман! Но Чейд убедил меня в его необходимости. Я надеюсь, что ему удастся убедить мать твоей дочери. — Она добавила, обращаясь скорее к себе самой: — Нам придется сказать, что мы распространяли слухи о смерти ребенка, чтобы спасти его от посягательств Регала. Мой бедный маленький сын… Люди никогда даже не узнают, что он родился. И в этом, полагаю, он будет Жертвенным для них.

Я обнаружил, что пристально смотрю на Кетриккен. Очень мало осталось от королевы, которую я знал в Баккипе. Я ненавидел то, что она говорила, — это оскорбляло меня. Тем не менее мой голос был мягким, когда я спросил:

— Почему вы считаете все это необходимым, моя королева? Король Верити жив. Я найду его и сделаю все, чтобы вернуть его к вам. Вы вместе будете править Баккипом, а ваши дети следом за вами.

— Вернется ли он? Будем ли мы править? Будут ли у нас дети? — Она почти покачала головой. — Это возможно, Фитц Чивэл. Но я слишком долго верила в то, что все пойдет так, как должно. Я не устаю снова и снова молиться за это. В некоторых вещах мы должны быть уверены, прежде чем снова будем рисковать. Наследница династии Видящих должна быть в безопасности. — Она спокойно встретила мой взгляд. — Я сделала заявление и отдала копию Чейду. Другая будет храниться здесь. Твоя дочь — наследница трона, Фитц Чивэл.

Я так долго тешил себя слабой надеждой. Так много месяцев я убеждал себя, что, когда все будет закончено, я каким-нибудь образом вернусь к Молли и снова завоюю ее любовь и увижу свою дочь. Другие могут мечтать о высоких почестях, о богатстве и о славных деяниях, воспетых менестрелями. Я хотел возвращаться вечером в маленькую хижину, когда спина гудит от усталости, сажать на колени маленькую девочку и слушать рассказ любящей меня женщины о том, как прошел день. Из всех вещей, от которых я вынужден был отказаться из-за крови, что течет в моих жилах, эта была самой драгоценной. Неужели теперь я должен сдаться? Неужели я навсегда останусь для Молли человеком, который лгал ей, оставил ее с ребенком на руках, а в конце концов и позволил выкрасть у нее дочь?

Я не собирался говорить вслух. Я не понимал, что делаю это, пока королева не ответила:

— Вот что значит быть Жертвенным, Фитц Чивэл. Ничего нельзя оставить для себя. Ничего.

— Тогда я не признаю ее. — Слова жгли мне язык. — Я не признаю ее своей.

— Тебе это и не нужно, хватит того, что я признаю ее своей. Нет сомнений, что у нее лицо Видящей. Твоя кровь сильна. Для наших целей достаточно, что я знаю, чья она дочь. Ты уже сообщил это Старлинг. Ей ты сказал, что Молли, свечница из города Баккипа, родила твоего ребенка. Во всех Шести Герцогствах свидетельство менестреля признается законом. Она уже приложила руку к документу с клятвой, что этот ребенок истинный Видящий. Фитц Чивэл, — продолжала она, и голос ее был почти добрым, хотя в ушах у меня звенело от ее слов и я готов был упасть там, где стоял, — никто не может избежать своей судьбы. Ни ты, ни твоя дочь. Ты должен понять, что именно для этого она появилась на свет. Когда все обстоятельства сложились так, что род Видящих должен был прерваться, наследник все-таки был зачат. Тобой. Прими это и терпи.