История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции - Виктор Петелин

Много лет исследователи, критики, биографы не печатали свои сочинения о Ф. Сологубе. В последние годы появились добротные работы, опубликованы вступительные статьи и комментарии, биографии и сборники его сочинений. Назову лишь некоторые из них: Стихотворения. Л., 1979; Неизданное и несобранное. М., 1989; Неизданный Фёдор Сологуб. М., 1997; Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. СПб., 1998.

Сологуб Ф. Мелкий бес. СПб., 2004.

Сологуб Ф. Творимая легенда. Т. 1–2. М., 1991.

Неизданный Фёдор Сологуб. М., 1997.

Часть пятая. Литературное движение 20-х годов (продолжение)

Резким нападкам подвергались Шолохов, Леонов, Шишков, Есенин, Пришвин, Сергеев-Ценский, Чапыгин, Горький, Алексей Толстой, то есть писатели, которые своим творчеством как бы демонстрировали неразрывную связь новой, советской России с её многовековой культурой. Новая Россия – наследница подлинных национальных богатств – вот мысль, которая в числе других объединяла столь разных художников. А это не нравилось литературным налётчикам, которые рвались к власти не только литературной, но и правительственной. «Сейчас торжествует «международный писатель» (Эренбург, Пильняк и друг.), все они талантливые, быстрые, умные люди, но они принципиально борются с виталином… – писал в те годы, 3 октября 1926 года, Пришвин Горькому (от лат. vitalis – жизненный. Получается, борются с «жизненной силой», «душой». – В. П.). – а как здорово можно написать вам о виталине-то, соберите свою веру и ахните манифест виталиста, самого главного нашего виталиста Горького. К случаю выйдет. Люди наши жаждут виталина» (М. Горький и советские писатели. М., 1963. С. 333–334).

И «виталин» бывал в книгах: в 1926 году появились «Чертухинский балакирь» Сергея Клычкова, «Московский чудак», «Москва под ударом», «Маски» Андрея Белого, «Родники Берендея» Михаила Пришвина, «Разин Степан» Алексея Чапыгина, «Плач о Есенине» Николая Клюева, «Луна с правой стороны» и «Больной человек» Сергея Малашкина, Собрание сочинений в четырёх томах Александра Яковлева, в том числе повести «Повольники», «Счастье» и роман «Человек и пустыня»…

Революция предоставила людям свободу для проявления своих способностей, многих сделала командирами Красной и Белой армии, дала возможность командовать уездами, районами, губерниями, руководить людьми. А к этому не все были готовы, отсюда происходило множество трагических эпизодов революции и Гражданской войны.

Такой эпизод и был показан Александром Яковлевым в «Повольниках». Герасим Боков, герой повести, встал в «цепь революционной метелицы»: «И закричал, заплясал, пошёл в цепи с выкриками, и руками, и ногами, и всем телом плясал – весь отдался бешеному плясу. Зажёгся, как огонь бенгальский…» Герасим Боков храбр, предан революции, он обладает огромной силой, незаменим в бою, но его неожиданно, когда война закончилась, за отвагу и храбрость поставили во главе целого уезда, а эта работа требовала совсем иных душевных качеств, более тонкой организаторской работы, настойчивой, упорной, разумной. И он оказался в руках ловких и юрких советников, которые стали помогать ему советами, над которыми надо было думать, а он к этому не привык. Ему что-то предлагали, а «Боков пыхтел минуту, морщил свой недумающий лоб и брякал:

– Обязательно. В двадцать четыре часа.

Что ж, у него – живо. Революция – все на парах, одним махом, в двадцать четыре часа». Улыбчивые, угодливые люди окружили Бокова, помогают ему советами, помогают руководить уездом. И прежде всего бывший адвокат Лунев, «благообразный, волосатый, с полупьяными наглыми глазами». Именно он, «знаток человеческих душ», одним из первых подобрал ключи к девственной натуре Герасима Бокова. «Вы царь и бог» – с такими посулами он проникал в душу Бокова. И Боков верил. Приказы, указы, распоряжения так и сыпались. Поборы, репрессии, мобилизации. Народ проклял его и поднял бунт: «Долой эту власть». «Подул новый ветер» и смахнул власть Боковых.

А. Луначарский называл повесть «Повольники» самым ярким из произведений А. Яковлева, отмечая, что повесть «безусловно ставит его в самые передние ряды современных писателей». «С замечательной глубиной показано, как слепые стихии бунтарской разбойничьей народной силы влились в революцию, какова была их вредная и в то же время горькая судьба… и как силы эти должны были прийти непременно в столкновение со всё более дисциплинированными, со всё более организованными силами».

Среди ранних рассказов особенно выделяется «Мужик», написанный в 1920 году и подвергшийся жесточайшей и несправедливой критике со стороны напостовцев, обвинивших Яковлева в том, что он проповедует абстрактный гуманизм, любовь к тому, что должно быть уничтожено в современном человеке. Рассказ «Мужик» действительно может показаться неправдоподобным. Русского солдата Никифора Пильщикова посылают в разведку. Осторожно пробираясь в темноте, он случайно натыкается на спящего «австрияка», забирает у него ранец, винтовку и возвращается в расположение своей части. Его командир сначала недоумевает, потом приходит в ярость, и всё кончается тем, что офицер «будто и не хочет, а смеётся». Пильщиков так и ушёл «полный недоумения». За что же офицер обругал солдата? За то, что русский солдат при виде спящего австрийца увидел в нём такого же, как и он сам, трудового человека, сникшего от войны. Не врага, а именно человека, сморенного усталостью, вечными переходами с места на место, бессмысленностью братоубийственной войны. Он мог бы убить, мог бы связать его. Но в душе Пильщикова, как в характере русского человека вообще, издавна закрепился закон: «Лежачего не бьют». Здесь важна каждая деталь: и то, как он «не торопясь» надел на себя ранец и взял винтовку, и то, как «осторожно пошел назад довольный, хитренько улыбающийся», – во всём чувствуется «ровный всегда, хозяйственный мужик». Ему бы не воевать, а пахать, сеять пшеницу, обихаживать скотину. Все его мысли, чувства, действия связаны с землёй, с крестьянским трудом. Нужно было ему пробираться по пшенице, но нет: и хоть разум подсказывал ему, мол, здесь гораздо легче, но душа крестьянская воспротивилась: «Только в неё шагнул, а она как зашумит сердито, словно живая: «Не топчи меня». Аж страшно стало. Да и жалко: хлеб на корню мять – нет дела злее». Так и пошёл искать межу. По своему характеру он доверчив, добр, совестлив, чуточку наивен. Он легко поверил в солдатскую болтовню, будто земля каждую ночь плачет, поверил просто потому, что и самому ему приходили в голову мысли самостоятельные, беспокойные, обжигающие, о земле, о родных, о Шиханах. Да и как земле не плакать? «Ведь в каждый бой тысячами гибнет крестьянский люд. Земля – всем им родная… каждого жалко… Вот кто его пожалеет. Вот кто с ним родной. Земля. Он посмелел. Показалось, – родное всё кругом, как в Шиханах. И земля, и запах травы, и звёзды на небе».

Александр Яковлев относится к той категории русских писателей, которые чутко воспринимают все значительные события, происходившие на их веку. Первая мировая война, революция и Гражданская война, страшный голод заволжских деревень – эти события сердечной болью входили в его писательскую судьбу. Писатель активен по своему миросозерцанию, он беспощадно относится к фальши, искусственности, к подлости, обману, лицемерию.

По его произведениям сразу можно определить, у кого он учился: Лев Толстой оказал на него огромное влияние.

Мало кто заметил появление в Москве Михаила Шолохова. Работал разнорабочим, начал печатать свои «Донские рассказы», сначала был в «Молодой гвардии», потом ушёл в «Журнал крестьянской молодёжи», познакомился с Серафимовичем, который поддержал его хорошим предисловием к сборнику. В 1926 году начал писать «Тихий Дон», за 1927 год написал две книги, а куда с ними идти – не знал. Друзья посоветовали отнести роман в Госиздат, но оттуда вскоре вернули с отрицательными отзывами – «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!». Восторженный отзыв Серафимовича решил судьбу первых двух книг романа, а его рекомендация и настойчивость как главного редактора сломили сопротивление членов редколлегии, и роман начали печатать в журнале «Октябрь» в 1928 году, с 1 по 9—10-й номер журнала. Наряду с этим «Журнал крестьянской молодёжи» (в трёх номерах), «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», «Молот» дали публикацию глав романа, что способствовало широкой известности «Тихого Дона». Выходило издание за изданием – в «Московском рабочем», в «Роман-газете», в Гослитиздате.

Огромный успех романа вызвал у некоторых коллег недоумение, недовольство, откровенную зависть к успеху молодого писателя. Пошли всякие закулисные разговоры о том, что автор двух небольших сборничков рассказов не мог написать такое сочинение, в Москве и Ленинграде зашелестел «слушок», что «Тихий Дон» написал какой-то белый офицер, а Шолохов нашёл рукопись и выдал за свою. Ещё в ноябре 1928 года Шолохову передавали, что ходит по Москве такой слух, рассказывали даже и о том, что якобы где-то в Москве появилась «старушка», мать белого офицера, которая рвётся в «Правду» и в ЦК партии большевиков, чтобы доказать, что «Тихий Дон» написал её сын, и показать рукопись «Тихого Дона». Но Шолохов в то время беззаботно отмахнулся, уж очень нелепа и глупа была эта версия. Он-то знал, что рукопись у него, написана его почерком, на полях есть собственные замечания, что надо сделать к тому, что он уже написал… Порой не успевал всё сделать сам, просил жену Марусю, а Маруся, не успев справиться с хозяйством да с маленькой Светланой, просила помочь Лиду, свою сестру.