Ïðîñòî ëþáîâü - Òàììàðà Âåááåð

родители.

Я потрясенно разинула рот. У меня сложилось впечатление, что Келлан не делился

этим ни с кем. Эван, похоже, сообразил, в чем дело, и угрюмо улыбнулся:

– Понятно, тебе он выложил. А мне… Он был в стельку пьян. Не думаю, что он

вообще помнит, о чем говорил. Это было сразу после их смерти… Когда он увидел дом. –

Эван вскинул бровь. – Ты же знаешь, что это не дом его детства?

Я нахмурилась и помотала головой. Этого я не знала. Эван кивнул и шмыгнул носом.

– Ну да, мы играли по барам в Лос-Анджелесе, объединившись с Мэттом и

Гриффином. Получалось довольно неплохо, мы сделали себе имя. Потом… Надо же, я до сих

пор помню день, когда позвонила его тетка и сообщила, что они оба погибли. Келлан бросил

все и помчался туда. Мы, ясное дело, поехали с ним.

Эван посмотрел себе под ноги и покачал головой.

– Не думаю, что он понял, почему мы так поступили, зачем отправились следом. До

него вряд ли дошло, что мы верили в него и любили как родного. По-моему, он до сих пор

этого не понимает. Наверное, потому и решил, что может смыться из города и не сказать

нам. – Эван повторил свой жест. – Он заявил, что мы запросто обойдемся без него – возьмем

кого-нибудь на замену, и все.

Я поморщилась при мысли, что Келлан собирался их кинуть из-за меня. Странно, что

он считал, будто его легко заменить. Это слово с ним совершенно не сочеталось.

После недолгого молчания Эван вновь посмотрел на меня, изгибая брови:

– Конечно, его представление о семье несколько искажено.

Я кивнула, подумав, насколько искаженным было представление Келлана и о любви,

имевшееся у него почти всю жизнь. Эван кашлянул и продолжил:

– Так или иначе, они оставили ему все, даже дом. Он был искренне удивлен, но еще

больше изумился, когда увидел его… И понял, что они переехали.

Эван шарил взглядом по кампусу, печалясь за друга.

– Они не потрудились сказать ему, что продали дом, в котором он вырос. Что

переехали на другой конец города. А затем… Он обнаружил, что они вышвырнули все его

вещи. То есть вообще все. В этом доме не было ни следа его присутствия, даже ни одной его

фотографии. Наверное, поэтому он тоже вышвырнул их пожитки.

Я задохнулась: вот почему дом Келлана был так беден и гол, когда мы туда въехали.

Дело было не в том, что он не заботился о его обустройстве – а он не заботился. Оно

заключалось в том, что он унаследовал совершенно чужой дом, а потому из ярости, или из

мести, или из их сочетания выбросил все, что напоминало ему о родителях, до последнего

предмета. Он вычеркнул их из своей жизни. На самом деле он вычеркнул из нее всякую

жизнь, и так оставалось, пока не появилась я и не сразила его. Моя душа изнемогала от

сочувствия к нему, его непрекращавшаяся боль отзывалась во мне тяжелыми сердечными

ударами.

Эван в очередной раз шмыгнул носом. По моей щеке скатилась новая слеза. Я была

слишком потрясена его откровениями, чтобы утереться.

– Они были отпетыми сволочами, но их смерть все равно стала для него ударом. Он

пришел в полный раздрай и рассказал мне, как они с ним обращались. Некоторые его

истории… – Эван прикрыл глаза и покачал головой, слегка содрогнувшись.

Я тоже закрыла глаза, припоминая мои разговоры с Келланом о его детстве. Он

никогда не расписывал в деталях, что делал с ним отец. По лицу Эвана я поняла, что он

узнал нечто действительно страшное и был всерьез потрясен. Я была рада не знать

подробностей и в то же время сгорала от любопытства.

Когда Эван вновь посмотрел на меня, его глаза полнились состраданием к другу.

– Не скажешь, что он вырос в любви. Наверное, поэтому он трахался направо и

налево. Я знаю, это прозвучит странно, но… Он всегда держался с женщинами немного

необычно. – Эван сдвинул брови: сам того не зная, он правильно оценил своего товарища. –

Он не муфлон вроде Гриффина. Он сходился с ними чуть ли не с надрывом. Как будто

отчаянно хотел полюбить и просто не знал как.

Эван повел плечами и рассмеялся.

– Дико звучит, я понимаю. Я не психолог. Но мне все же кажется, что он разглядел в

тебе что-то, вот и рискнул. Думаю, ты понимаешь, что ты значила для него. – Он положил

руку мне на плечо. – Точнее, значишь.

Стараясь не расплакаться, я прикрыла рот рукой. Я была уверена, что Эван не все знал

о детстве Келлана, но понимал намного больше, чем, очевидно, считал тот. Эван грустно

улыбнулся моей реакции:

– Я не пытаюсь сделать тебе больно. Наверное, я просто хотел, чтобы ты знала: он все

еще думает о тебе.

Мы простились, и он ушел. По моим щекам вовсю струились слезы. Я не могла

сказать Эвану, что, пусть я и знала, что в какой-то момент и вправду что-то значила для

Келлана и тот, может быть, действительно обо мне думал, из-за промаха Мэтта мне было

известно и то, что Келлан ладился к другим. Мне нравилось думать, что он принуждал себя к

этому, но у Келлана было полное право освободиться от меня. Я нанесла ему ужасную рану.

Но Эван не должен был знать. Об этой части жизни Келлана я не хотела говорить ни с кем.

И пусть я скучала по моим «Чудилам», меня отчасти радовало, что мы встречаемся

редко. Это было слишком болезненно. И разумеется, тот, кого я действительно хотела

видеть, скрылся в тени… И я не тревожила его, хотя меня это в известном смысле убивало.

Глава 26

Любовь и одиночество

Наступил март, и воздух еще был тронут зимним морозом, но уже повеяло

возрождением. Университетские вишни стояли в полном наряде, и во дворе воцарилось

буйство розового, всякий раз облегчавшее тяжелую ношу, лежавшую у меня на сердце.

Зима выдалась непростой. Одиночество не могло меня радовать, а его в последнее

время хватало с избытком. Сестра моя порхала там и тут, быстро влившись в компанию

красивых девиц из «Хутерс». Я слышала, что они должны были попасть в фирменный

календарь на следующий год.

Дженни время от времени пыталась меня вытащить, но мы работали в разные смены,

и нам было очень трудно подыскать вечер, когда у обеих был бы выходной, а я не готовилась

бы к семинарам. Нам удавалось сбегать в кино или выпить кофе перед ее сменой, однако

реже, чем мне того хотелось.

Я была занята в университете и занята на работе, много времени уходило даже на

общение с Денни. Мы жили в разных часовых поясах, и выражение «телефонные кошки-

мышки»[30] наполнилось для нас новым смыслом. Но сердце мое не могло быть достаточно

занятым, чтобы не тосковать по Келлану. Это было попросту невозможно.

Может, я и устроила себе трехмесячное восстановление после нашего самочинного

расставания, однако зависимость, лежавшая в основе всего, никуда не исчезла и

пульсировала в моих жилах. Сердцебиение выстукивало его имя, и я изо дня в день кляла

себя за глупую ошибку. Как я могла быть настолько тупой и трусливой, чтобы оттолкнуть

такого замечательного человека?

Однажды вечером Анна нечаянно наступила мне на больную мозоль. Она была в

ванной, собираясь в клуб с какими-то друзьями. Склонившись, Анна сушила свои шелковые

волосы, и фен придавал ее уже безупречным локонам дополнительный объем. Когда я

вошла, она уже взбивала и пушила свои пряди. На ней был топик с голой спиной, для

которого на улице было слишком холодно, однако мое внимание привлекло другое: цепочка,

сверкнувшая на шее.

Я замерла на пороге. Мой рот приоткрылся, а к глазам подступили слезы.

– Где ты это взяла? – Слова давались мне с величайшим трудом.

На миг смешавшись, Анна уставилась на меня, а после сообразила, что мой взгляд

прикован к ее цепочке.

– А, это? – Она пожала плечами, и та дрогнула на ее кремовой коже. – Была упакована

с моими вещами. Понятия не имею, откуда она взялась. Но миленькая, правда?

Я не могла вымолвить ни слова, неверящими глазами взирая на серебряную гитарку,

которой Келлан любовно простился со мной. Крупный бриллиант поблескивал, отражая

электрический свет, и его сияние усиливалось сквозь слезы, пока не разлилось радугой.

Сестра, похоже, заметила, что я на грани срыва.

– О боже… Так она твоя, Кира?

Я моргнула, и зрение стало четче – слезы вытекли. Анна торопливо завела руки за

шею, чтобы расстегнуть замок.

– Я не знала. Извини.

Она буквально швырнула мне цепочку, едва избавилась от нее.

– Да ничего, – пролепетала я. – Я просто думала, что потеряла ее.

Или что ее забрал Келлан.

Анна кивнула и крепко обняла меня, а затем застегнула на мне цепочку, так как я не