Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении - Георгий Тертышников

Существенную основу радости христианина составляет обновление его падшего естества, которое освобождается из уз растления греховного и преисполняется чувством духовного здравия. «Это чувство почти то же, что чувство воскресения. Отсюда всегдашняя радость жизни о Господе» [Там же].

Истинные христиане «и сами для себя взаимно радость, и для Ангелов, посылаемых в служение за хотящих наследовати спасение и радующихся об обращении грешников, и для Бога, в Троице покланяемого, Который в них упокоивается благоволением Своим, говоря как бы к ним: «здесь покой Мой, здесь вселюся» [65, с. 346].

Когда человек очистит свое сердце от страстей, тогда он сподобляется различных благодатных дарований, какие проявлялись в христианах первенствующей Церкви во все последующее время.

Благодатные дары Божии разнообразны и бывают различных степеней в естественном порядке и в духовной жизни. «Молитва, например, есть дар; но молитвенники являются стоящими на разных степенях молитвы. Так бывает и в деле веры, и в трудах благотворительности, и в подвигах самоотвержения, и во всем» [96, с. 463]. Что благодатные дары Божии разные, «надо полагать, это зависит от самого человека. Бог же щедр и готов ущедрить всех без различия, сколько кто вмещает или сколько кто велику успевает образовать в себе вместимость. Тут, однако же, — тайны Божьего Промышления о всех и о каждом. Ибо все от Бога и природное, а не одно благодатное» [96, с. 463–464].

Райское состояние бывает в сердце того человека, с кем Бог благоволит соединиться живым союзом.

Поприще богообщения, область, в которой оно образуется и действует, есть умная, духовная молитва. Молящийся пребывает в Боге и, следовательно, готов и способен к тому, чтобы и Бог стал пребывать в нем.

Признаком начала богообщения для христианина является зарождение в сердце непрестанной теплой молитвы к Господу, а такое состояние появляется, когда огонек ниспадает в сердце и будет гореть, как свеча неугасимая» [96, с. 361].

Христиане, достигшие духовного совершенства, Духом Божиим научаемые, доходят, наконец, до такого духовного искусства, что бывают в состоянии узнавать волю Божию в различных обстоятельствах жизни. «Умеет таковый внимать и слышать разумно в сердце своем Божии веления и потом, не щадя живота, исполнять их, почему в действиях своих он всегда попадает на след воли Божией, что всего драгоценнее для всякого христианина» [102, с. 570].

Бесстрастный человек становится способным быть духовным отцом для других людей, ибо «жизнь христианская истинная другдруго–приимательна, как благодать и догмат» [70, с. 392].

Человек бесстрастный «есть сокровище духовного врачевания: приходи к нему с какою хочешь немощью душевною, — он все расскажет, как в каком случае поступить и как укрепиться и одолеть себя. Ибо все изведал и знает опытно целительность своих средств и их пригодность в разных случаях, сам искушен был, может и искушаемым помощи, как говорит апостол, и даже так, что такой только и может быть настоящим врачом душ» [119, с. 139].

Многие христианские подвижники становились зрителями путей Божиих в судьбах людей. «Припоминаю, что к отцу Серафиму Саровскому многие приходили с вопросами о путях жизни, и очень многим он определенно сказывал, какого пути держаться, чтоб не погубить души своей» [74, с. 22].

По мере удаления человека из области страстей и возрастания его духовной жизни усиливается тяготение или восхождение ума к Богу, которое является одним из признаков богообщения. «Когда железо тянется к магниту, это означает, что прикасается к нему сила магнитная; то же и в духовном отношении: тогда только и видно, что Бог касается нас, когда есть это живое стремление — когда дух, минуя все, устремляется к Богу, восхищается» [8, с. 300].

Но в начале духовной жизни тяготение к Богу у христианина лишь в намерении, искомое, а его необходимо сделать «действительным, живым, как естественное тяготение сладостное, охотное, неудержимое» [8, с. 301].

Постоянное тяготение к Богу, как верховному Благу, возможно «под условием ощущения сладости жизни в Боге или вкушения — сколь благ Бог» [8, с. 298].

По мере очищения и исправления сердце начинает ощущать сладость в богоугодной жизни, с любовью и охотою ходит в ней; «она становится его услаждающей стихией. Душа начинает тяготеть к Богу, согревающему ее» [8, с. 301].

Начатки этого тяготения полагаются Божественною благодатью. Наконец дух человека «устанавливается внутрь себя» [Там же] и стоит там неисходно. «Ему радостно быть там одному с Богом в удалении от других или без внимания ко всему внешнему. Он обретает внутрь себя Царство Божие, которое есть мир и радость о Дусе Святе» [8, с. 302].

Такое погружение внутрь, или погружение в Бога, называется безмолвием или восхищением к Богу. «Как луч солнца уносит каплю росы, так и Господь восхищает дух, прикасаясь к нему. «Взя мя дух», — говорит пророк» [8, с. 301]. Многие из святых бывали «постоянно в восхищении к Богу, а на иных дух нападал временно, НО часто» [Там же].

После очищения своего сердца от страстей человек должен предать себя Богу, принести себя чистого Богу в жертву чистую и непорочную. «Посмотри на Голгофу. Там крест благоразумного разбойника есть крест очищения себя от страстей, а Крест Господень есть крест жертвы чистой и непорочной. И он‑то есть плод преданности в волю Божию — беспрекословной, полной, безвозвратной» [7, с. 199–200].

Предание себя Богу есть внутреннейший, сокровеннейший акт нашего духа; зреет оно постепенно, после многих трудов и подвигов, «продолжительно или кратко, судя по умению и благоразумению делателя христианина» [8, с. 303].

На крест преданности в волю Божию восходят уже совершеннейшие христиане, поэтому предание себя Господу есть верх совершенства христианского. Оно возникает по отсечении всех земных чувств и расположений. «Кто вознес на крест Спасителя нашего? Сия преданность. Таковы и все, возросшие в мужа совершенна, достигшие в меру возраста исполнения Христова. Они все бывают распяты, так сказать, на воле Божией. На ней пригвождено всякое их своеличное движение, и мысль, и желание» [7, с. 200].

Человеком, предавшим себя Богу, движет Божие мановение, Божие внушение, которые, запечатляясь в его сердце, определяют всю его деятельность. Святой апостол Павел в отношении к себе изображает это состояние в следующих словах: «Христови сораспяхся. Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал. 2,20).

Богопреданность есть «решительный шаг в восхождении к Богу, самое преддверье богообщения» [8, с. 302], условие боговселения для христианина. Предавший себя Богу начинает быть «действуемым от Бога» и пребывать в Нем. Свобода не уничтожается, а существует, ибо самопредание не есть окончательный, утвержденный акт, а непрестанно повторяемый. Человек повергает себя пред Богом, и Бог принимает его и действует в нем или его силами. «В этом — жизнь духа нашего истинная, Божественная. Это — живой союз, жизнь в Боге, утверждение в Нем всем существом: мыслью, сердцем, волею» [8, с. 306].

На пути к живому богообщению «стоит неминуемое безмолвие, если не всегда как известный образ подвижнического жития, то всегда как состояние, в котором внутрь собранный и углубленный дух огнем Духа Божественного вводится к серафимской чистоте и пламенению к Богу и в Боге» [8, с. 309].

Располагает человека к безмолвию «влечение внутрь к сладостному стоянию пред Богом» [Там же]. Но этого духовного состояния не вкусит тот, кто не победил страстей. Путь к безмолвию пролагает очищение от страстей со всеми подвигами, которыми укрепляется в нас добро и истощается зло. «Недугующий душевною страстью и покушающийся на безмолвие подобен тому, кто соскочил с корабля в пучину и думает безбедно достигнуть берега на доске» [8, с. 307].

Признаками готовности и способности ко вступлению в безмолвие являются непрестанная молитва, невольные влечения внутрь и восхищения к Богу. Только такой человек силен вынести этот подвиг и проходить его плодотворно.

Все занятия безмолвника заключаются в том, чтобы «быть с единым Господом, с Коим беседует он Лицем к лицу, как любимцы царя говорят ему на ухо» [8, с. 308].

Сущность безмолвия — «ничем не возмутимое молитвенное стояние пред Богом умом в сердце, от которого огнь к огню прилагается» [8, с. 309].

Только те, которые сочетались с безмолвием «для наслаждения любовью Божиею, для утоления жажды этой любви, будучи влекомы сладостью ее, суть настоящие безмолвники» [Там же].

Это духовное делание огрызается и сохраняется блюдением безмятежности помыслов. Безмятежность помыслов и неокрадываемая мысль о Божественном составляют неотъемлемую часть безмолвия.

Проходящие безмолвие с рассудительностью скоро начинают вкушать плоды его: «ум неволнуемый, мысль очищенная, восхищение к Господу, молитва ненасытная, стража неокрадаемая, всегдашние слезы и прочее» [Там же].