Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин

10

Мы имеем в виду вышедшее 4 марта 1921 года постановление Совнаркома за подписью В. Ульянова (Ленина), по которому требовалось обязательное изучение «во всех высших школах» «общего научного минимума» (истмата, диамата и редуцированных по марксистской схеме исторических дисциплин). Идеологический прессинг этого «минимума» стал ощущаться через несколько лет.

11

Из отчета Научного отдела Наркомпроса за 1917–1919 гг. о задачах в области организации науки // Организация науки в первые годы Советской власти (1917–1925): Сб. документов. Л.: Наука, 1968. С. 33, 35.

12

Кровицкий Г., Ревский Б. Научные кадры ВКП(б). М.: Изд-во Коммунистической Академии, 1930. С. 14–16.

13

Там же. С. 42.

14

Организация науки в первые годы Советской власти (1917–1925): Сб. документов. С. 33.

15

Факультеты с 1921 года стали называться разрядами, а с 1926 года — отделами. В последние годы на них были перенесены аббревиатуры связанных с ними факультетов ВГКИ, и отделы даже в официальных бумагах стали кратко называться ИЗО, ТЕО, МУЗО, ЛИТО.

16

См. об этом в нашей публикации «Гимн формалистов» (Natales grate numeras?: Сб. статей к 60-летию Георгия Ахилловича Левинтона. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2008). Заметим, что директивные резолюции о мерах «к улучшению социального состава слушателей» появились поздно, среди институтских документов впервые в «Докладе т. Крепса об обследовании Курсов искусствоведения при Институте истории искусств» от 7 марта 1928 г. (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 41, л. 96). Повсеместно классовый подход к отбору студентов начал внедряться после XIII Всероссийского съезда, в постановлениях которого (от 16 апреля 1927 г.) Совнаркому «поручалось» обеспечить «надлежащий подбор и правильную подготовку научных работников», а также «облегчить подготовку к научной деятельности представителей рабоче-крестьянской молодежи» (Организация советской науки в 1926–1932 гг.: Сб. документов. Л.: Наука, 1974. С. 24).

17

«Двенадцатый год существования Российского Института Истории Искусств может быть характеризован как год ревизий и обследований», — писалось в «Отчете о деятельности РИИИ» за этот год. И далее перечислялись следующие комиссии и ревизии, кроме нижеуказанной комиссии Марра: «сократительные комиссии под председательством тов. Ятманова и тов. Когана (т. е. комиссии по сокращению штата Института. — К.К.). Потом было назначено обследование Института товарищами С. К. Исаковым и тов. Смайловским. Наконец, в настоящее время производится ревизия хозяйственной части М. О. Хейфицем и тов. Фандиковым» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 36, л. 158).

18

Н. Я. Марр в это время был еще чужд вульгарному социологизму (чем можно объяснить отсутствие этих методологических упреков в заключении комиссии), но уже достаточно скептически относился к академической науке, оторванной от «творчества масс» (см. развенчание мифа о марризме как о «марксизме в языкознании» в кн.: Алпатов В. М. История одного мифа: Марр и марризм. М.: Наука, 1991. С. 65–69).

19

Материалов этой ревизии обнаружить не удалось, но ее выводы изложены в том же «Отчете» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 36, л. 158–159).

20

ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 36, л. 158–159, 161b-161с.

21

ЦГАЛИ СПб., архив Ф. И. Шмита, ф. 389, оп. 1, ед. хр. 6, л. 14–19. Далее в письме говорится о том, что по отношению к формалистам он «получил директиву: „Не разгонять, а перевоспитать“».

22

См. Заключение по инспекции Института истории искусств комиссией в составе Петрова, Кристи и Гагарина от 15 сентября 1924 г. // ГА РФ, ф. 2307, оп. 4, д. № 53, л. 63–65.

23

Только П. И. Новицкий, будучи заведующим Художественным отделом Главнауки, продолжал курировать Институт и, по возможности, оказывал поддержку Шмиту, которому он симпатизировал (оба они были филологами и закончили один и тот же Петербургский университет), и Институту в целом.

24

В начале 1926 г. (29 января) на шестнадцатом заседании Правления было решено «ходатайствовать перед Главнаукой о расширении состава Правления ГИИИ, введя в него Председателей всех Отделов» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 14, л. 106). А 26 марта 1926 г. на заседании Ученого совета были избраны пять членов Правления, среди которых сказались руководители трех отделов — Жирмунский, Гвоздев и Вальдгауер (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 16, л. 40).

25

См. об этом: Кумпан К. К истории возникновения Соцкома в Институте истории искусств (Еще раз о Жирмунском и формалистах) // На рубеже двух столетий: Сб. в честь 60-летия Александра Васильевича Лаврова. М.: Новое литературное обозрение, 2009.

26

См.: Кумпан Ксения. Казимир Малевич и сотрудники ГИНХУКа в ГИИИ (По материалам Центрального Государственного Архива Литературы и Искусства Санкт-Петербурга) // Pietroburgo — capitale della cultura Russa. Т. II. Salerno, 2004. P. 349–406. Дополнительные сведения, в основном о ранней биографии Назаренко, по документам архива РИИИ и из университетского дела см. в популярной заметке Т. Д. Исмагуловой «Институтская стенка и Яшка Назаренко» (Зубовский институт. СПб.: РИИИ, 2012. С. 25–37).

27

Назаренко не был штатным сотрудником ГПУ, о чем свидетельствует справка, полученная нами в Службе регистрации и архивных фондов ФСБ за № 481 от 6 декабря 2011 г.: «…В архивных фондах Управления ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области <…> сведений о работе (службе) в 1920-х гг. в органах госбезопасности НАЗАРЕНКО Якова Антоновича, 1893 г.р. не имеется».

28

Назаренко был директивно введен в Правление «согласно постановления Комиссии ЛОГ от 17 ноября 1924 г.» (ГА РФ, ф. 2307, оп. 4, ед. хр. 53, л. 36, 37).

29

ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 11, л. 26 об.

30

ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 16, л. 5.

31

Ф. И. Шмит, видный византолог, относился к числу тех либеральных профессоров старой формации, которые с радостью приняли Февральскую революцию, но не смогли сразу подчиниться большевистскому режиму. Во время деникинского правления он подписал опубликованное в местной харьковской газете воззвание интеллигенции, ратовавшей за освобождение от кровавого террора, и это его первое и последнее политическое выступление стало для него роковым. Дальнейшее отбывание наказания (был приговорен Харьковским чрезвычайным революционным трибуналом к трем годам принудительных работ условно) он был обязан фиксировать во всех анкетах, как и другие нелицеприятные для советского гражданина факты своей биографии (его старшие брат и сестра были эмигрантами, а он сам, во время Первой мировой войны оказавшись в Германии, находился какое-то время в статусе военнопленного — ЦГАЛИ СПб., архив Ф. И. Шмита, ф. 389, оп. 1, ед. хр. 157, л. 34). Очевидно, что при сталинском режиме он был обречен попасть под каток репрессий. Но в 1920-е годы этим фактам еще не придавали столь большого значения, и Шмит смог продолжать профессорствовать и был даже избран академиком.

32

Проблемы социологии искусства. Л.: Academia, 1926. С. 9–71.

33

Шмит Ф. И. Предмет и границы социологического искусствоведения. Л.: Academia, 1927; под тем же названием вышло 2-е расширенное издание в 1928 г.

34

См. выписку из протокола заседания (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 15, л. 71 об.).

35

ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 13, л. 11–11 об.

36

Об этом см. также в плане работы Соцкома 1926 года (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 13, л. 8 об. — 9).

37

См., например, указание на необходимость использования «научного метода Маркса» как «краеугольного камня» гуманитарных дисциплин в резолюции по докладу А. В. Луначарского «Об итогах культурного развития Союза СССР за 10 лет» от 20 октября 1927 г. (Организация советской науки в 1926–1932 гг. С. 30).

38

Производственный план Комитета социологического изучения искусства на 1925–1926 г. // ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 13, л. 59 об.

39

Доклад Шмита на Коллегии Главнауки 6 февраля 1926 года (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 14, л. 108–108 об.).

40

ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 14, л. 129.

41