Елена Троянская - Маргарет Джордж

Тут ввели мать Гиласа. «Гилас» бросился к ней и крепко обнял. Я не поняла, ответила женщина на его объятие или нет.

— Матушка! Скажи им, матушка! Они говорят ужасные вещи, они называют меня самозванцем! Они не верят, что я твой сын!

Женщина испытующе посмотрела на него. Она протянула руку, провела по его щеке.

— Сын мой…

Зал встрепенулся, люди заговорили.

— Да, матушка, это я! — Слезы текли по его лицу, губы дрожали. — Спасибо, матушка!

— Я не знаю… — Женщина сжала руки, ее лицо исказила судорога. — Не знаю… — Она с отчаянием и мукой посмотрела на Приама. — Иногда я думаю: да, это он, мой Гилас. Он то вдруг посмотрит точно как Гилас, то вдруг сделает жест, который делал только Гилас. Но когда я в первый раз увидела его, я не узнала его. Это был не мой сын. Другой человек. Я испугалась: будто Гилас умер, а вместо него вернулся двойник, бледная тень. Но время шло, и призрак оживал и становился Гиласом. Он заменил мне Гиласа.

— Как ты смогла?.. — Приам был потрясен. — Как ты смогла принять подделку вместо сына?

— Но я ведь… я надеялась.

— Мать, которая не может узнать собственное дитя? — подала голос Гекуба. — Какая ж ты мать после этого?

Это говорила Гекуба, которая приказала убить собственное дитя!

— Но ведь Гилас отсутствовал какое-то время… Молодые люди порой сильно меняются, особенно когда растут… — Мать Гиласа вызывала жалость. — А вы можете понять, как мать тоскует по своему ребенку? И она цепляется за любое сходство, даже самое маленькое. Мать готова принять двойника, если он хоть чем-то напоминает ее ребенка.

— Даже если этот двойник — обманщик, и больше ничего? — возмутился Геланор. — Этот мальчик не имеет ничего общего с Гиласом, ни одной капли крови. Он такой же Гилас, как я! Ты могла бы назвать меня сыном?

— Нет. Потому что, глядя на тебя, я не могу убедить себя в твоем сходстве с моим сыном. Мне не за что зацепиться. А этот мальчик — другое дело. — Женщина взяла «Гиласа» за руку и отпустила. — Нет, не он. Получается, я потеряла Гиласа дважды.

— Матушка! — крикнул мальчик, протягивая к ней руки.

— Если бы ты был моим сыном, ты бы не мучил свою мать. Значит, я все-таки ошибалась.

— Уведите его, — приказал Приам. — Закуйте его в цепи. Он не должен сбежать. Перед казнью его нужно допросить.

Два солдата схватили «Гиласа», завели ему руки за спину и повели между людьми, которые не сдерживали своей ненависти.

— Давайте убьем его! Сколько жизней он погубил!

— Всему свое время, — сказал Геланор. — Возможно, нам удастся спасти еще не одну жизнь, если мы узнаем его сообщников и их планы.

— Матушка! — крикнул мальчик у порога зала, но солдаты быстро утихомирили его.

Жена Калхаса, плача, пошла прочь.

И тут весь зал наполнился плачем: оплакивали погибших в этой войне родных и близких. Попытка Приама установить внутри города дружелюбие и покой собрала в одном помещении слишком много несчастных, отчего их скорбь удесятерилась. Женщины рыдали, потрясая кулаками, дети жалобно всхлипывали. Столы перевернули, опрокинули кувшины с вином, раскидали угощение, превратив зал в безобразие.

— Друзья мои! — тщетно взывал к людям Приам, его голос тонул в стенаниях и воплях.

— Я положу этому конец! — Один голос перекрыл множество голосов, как звук флейты — гул барабанов. — Я начал, я и закончу, клянусь богами!

Парис! Но как он может закончить войну? Боги ее начали, и обратного хода нет.

Парис встал рядом с Приамом. В дрожащем свете факелов он выглядел великолепно, как никогда, — уж не благодаря ли тому, что расстался со мной? Он больше не принадлежал мне, и его красота возросла?

Он простер руки, свои прекрасные руки, к небесам. Он высоко поднял голову, его глаза смотрели прямо на людей. Заметив меня, он отвел взгляд.

— Я погрузил вас в пучину несчастий. Я безрассудно отправился в плавание по неведомому морю, и мы ударились о скалы. Но корабль — я имею в виду Трою — не пошел ко дну, хотя ему и угрожает опасность. Вы знаете, что нужно делать в таких случаях: нужно уменьшить груз, выбросить за борт все лишнее. Таким лишним грузом являюсь я.

Я не верила своим ушам. Что он собирается делать? Убить себя? Нет, скорее позволить другим убить его. Я хотела бы сжать его в объятиях, обвиться вокруг него и не отпускать до конца жизни. Стать ненавистной ему цепью.

— Двое мужчин называют себя мужьями Елены, дочери царя Тиндарея, — продолжал между тем Парис: я была благодарна ему за то, что он не назвал меня «дочерью Зевса». — Это Менелай из рода Атрея в Греции и я, Парис, царевич Трои. Это наш личный спор, которым брат Менелая воспользовался, чтобы развязать войну. Этот человек, Агамемнон, был военачальником без войны, пока в поле его зрения не появился я. Но я утверждаю, что по-прежнему это дело касается только двоих мужчин: того, которого Елена выбрала в мужья после соревнований, объявленных ее отцом много лет назад, и меня, которого она выбрала сейчас. А все остальные страдают по вине Агамемнона. Мы с Менелаем должны сразиться один на один. Я вызываю его на поединок. Мы встретимся в долине под стенами Трои. Будем сражаться на больших копьях до смертного исхода. И пусть боги выберут достойнейшего.

Я думала, что Приам будет возражать, Гекуба зальется слезами. Ничего подобного: они стояли молча. Собравшиеся тоже долго молчали, а потом стали раскачиваться и петь, восхваляя мужество Париса. Толпа окружила его, подняла на плечи и стала качать.

— Парис! Парис! — кричали все.

Он поднимался вверх и опускался вниз, размахивая руками, но на меня ни разу не взглянул.

Поздно вечером я сидела в самой укромной из своих комнат и никого не желала видеть. Я слышала, как пришел Геланор и попросил его принять, но слуга отказал ему. Я слышала, как Эвадна хотела пройти ко мне, но и ее слуга не пустил. Если я одинока внутренне, то пусть буду одинока и внешне.

Наступила холодная зимняя ночь; слова Париса не выходили у меня из головы. На заре Парис с Менелаем сойдутся в поединке. И завтра в это время кто-то из них будет лежать бездыханный. Кто?

Я предчувствовала, что это будет Парис. Менелай сильнее, у него больше опыта. Кроме того, им движут злость и страсть, подогреваемые жаждой мести, а Парис давно утратил свой дух: он умер вместе с Троилом. Фактически Менелай будет сражаться с мертвецом. И завтра в это время Парис вместе с Троилом будет прогуливаться по призрачным лугам среди бледных асфоделей. А я, вдова, буду глядеть на их тени, стоя на берегу глубокого черного Стикса, не в состоянии переправиться через него. Менелая объявят победителем, и я должна буду вернуться к нему как законная жена и мать его ребенка.

За окном темно. Небо черное, как чернила кальмара. До рассвета еще далеко. Еще есть время.

И все-таки рассвет наступил в свой час. Вороны громко закаркали, приветствуя его, их грай звучал как грохот похоронных барабанов. На востоке торжественно всходило солнце. Внизу в долине наметилось какое-то движение. Греки приближались на колесницах, вздымая пыль из-под колес. Из своего окна я видела и слышала, как троянцы готовятся к предстоящему событию. Кто-то сейчас помогает Парису облачиться в доспехи. Это могла быть я, но я понимала, что он отвернется с досадой от меня — от женщины, из-за которой рискует жизнью, не любя ее больше.

Я сгорала от желания попрощаться с ним, но опасалась, что не выдержу, брошусь ему на шею, своими слезами лишу его мужества, и его рука дрогнет во время поединка. Поэтому я решила не выходить из комнаты. Только после того как Парис покинет дворец, я увижу его: далеко внизу, в долине, когда уже ничего не изменишь.

Я переоделась, накинула теплый плащ и поднялась на крышу. Греки выстроились длинной шеренгой, навстречу им маршировал отряд троянцев, чтобы сойтись лицом к лицу в розовом свете зари. Издалека донеслись ликующие крики: это распахнулись Скейские ворота и Приам с Гектором выехали на колеснице, за ними — Парис. На третьей колеснице ехал глашатай с жертвенными дарами — черным и белым ягнятами, мехами с вином. Перед началом поединка полагалось определить условия и заключить договор. Кто победит, тот возьмет и жену, и ее достояние. Войска заключат мир, заклав священные жертвы. Троянцы останутся в Трое, а греки вернутся в Аргос, в Ахею, в прочие свои земли.

Рядом со мной раздался шепот, я обернулась и увидела Эвадну[19]. Как она попала сюда, ведь выйти на крышу можно только через мою комнату?

— Елена, ты звала меня, — тихо сказала она.

Я увидела изгиб стройной шеи, блеск ясных глаз и поняла, что это не Эвадна. Афродита любит дурачить нас, полагая, что люди глупы и слепы.

— Да, звала, — ответила я, притворяясь, будто не узнала ее. — Сегодня я чувствую себя такой же слепой, как ты. Мне бы хотелось в подробностях видеть все, что произойдет в долине, и слышать тоже.