После падения - Анна Тодд

Я держу пальцы скрещенными, чтобы не разбудить никого своими поисками. Как только закрываю дверь в темную и пустую библиотеку, я вижу тонкую полоску света, пробивающуюся из-под двери в конце длинного коридора. За все время моего недолгого пребывания здесь я ни разу не была в этой части дома. Хотя, мне кажется, Кимберли смутно упоминала, что там расположены домашний кинотеатр и тренажерный зал. Кристиан, несомненно, часами занимается на тренажерах.

Дверь не заперта, и я открываю ее легким толчком. На секунду меня охватывает беспокойство, так как в голову приходит мысль, что в зале не Хардин, а Кристиан. Будет ужасно неловко, и я молюсь, чтобы так не оказалось.

Все четыре стены от пола до потолка закрыты зеркалами. Вдоль них стоят огромные пугающие механизмы. Узнаваема только беговая дорожка. Гири и штанги закрывают дальнюю стену, почти весь пол застелен матами. Мой взгляд скользит по зеркальным стенам, внутренности расслабляются, когда я вижу его. Хардин, точнее, четыре Хардина в отражениях. Он без футболки, его движения агрессивно быстрые. На руках у него те же черные повязки, которые я видела у Кристиана каждый день на этой неделе.

Хардин стоит ко мне спиной. Его жесткие мышцы вздымаются под бледной кожей, когда он поднимает ногу, чтобы ударить большую черную грушу, свисающую с потолка. Следующий удар он наносит кулаком, раздается глухой стук; затем следующий удар другой рукой. Я наблюдаю за тем, как он бьет по груше руками и ногами. Он выглядит таким злым, разгоряченным, потным. Мне едва удается собраться с мыслями, пока я смотрю на него.

Стремительным движением он бьет с левой ноги, затем с правой, потом врезается в грушу кулаками с такой силой, что невозможно смотреть. Его кожа блестит, покрытая потом, грудь и живот выглядят не так, как раньше, а более рельефными. Он выглядит просто… внушительнее. Кажется, что металлическая цепь, крепящаяся к потолку, вот-вот оборвется под ожесточенным натиском Хардина. Пока я смотрю на него и слушаю яростные стоны, которые вырываются из его горла, когда он начинает бить по груше только кулаками, у меня пересыхает горло и начинают путаться мысли.

Не знаю, виной ли тому тихий стон, который сорвался с моих губ от его вида, или Хардин как-то почувствовал мое присутствие, но он внезапно останавливается. Груша раскачивается на цепи, и, не сводя с меня глаз, он протягивает руку, чтобы придержать ее.

Я не хочу начинать разговор первой, но он не оставляет мне выбора, продолжая смотреть на меня широко открытыми злыми глазами.

– Привет, – говорю я. Голос хриплый и едва слышен.

Его грудь часто вздымается.

– Привет, – отвечает он, тяжело дыша.

– Что э-э-э… – Я пытаюсь собраться. – Что делаешь?

– Не мог уснуть, – тяжело вздыхает он. – А что ты делаешь?

Он поднимает с пола свою черную футболку и вытирает лицо. У меня перехватывает дыхание. Я не могу найти сил отвести взгляд от его тела, покрытого потом.

– Ну, то же, что и ты. Не могла уснуть. – Я слабо улыбаюсь. Мои глаза блестят при виде его мускулистой груди. Мышцы перекатываются с каждым вздохом.

Он кивает, не глядя мне в глаза, и я не могу не спросить:

– Я сделала что-то не так? Если да, то мы могли бы просто поговорить об этом и со всем разобраться.

– Нет, ты ничего не сделала.

– Тогда скажи мне, что случилось, прошу, Хардин. Мне нужно знать, что происходит. – Я собираю всю свою решительность. – Ты не… неважно. – Капля решимости, которая у меня была, испаряется под его взглядом.

– Что «я не»? – Он садится на длинную черную скамейку, которая, как мне кажется, нужна для занятий со штангой. Снова протерев лицо футболкой, он оборачивает ее вокруг головы, убирая влажные взъерошенные волосы.

Импровизированная повязка на голову смотрится неожиданно мило и так привлекательно, что мне с трудом удается подобрать слова:

– Я просто начала сомневаться, что, возможно, ты… Что, наверное, тебя… Что тебя уже не так влечет ко мне, как раньше.

В голове эта фраза звучала куда лучше, а произнесенная вслух – жалобно и убого.

– Что? – Он роняет руки на колени. – Ты о чем говоришь?

– Ты еще хочешь меня… физически? – спрашиваю я.

Если бы он не отверг меня ночью чуть раньше, я бы не чувствовала себя такой униженной или неуверенной. И если бы эта мисс Длинные-Ноги-Короткое-Платье не вертелась перед ним прямо на моих глазах. Не говоря уже о том, как он смотрел на нее, медленно ощупывая взглядом ее тело.

– Что? С чего ты взяла, что нет? – Его грудь поднимается и опускается, прямо под ключицами пропечатываются тени, колеблющиеся с каждым вдохом.

– Ну… – Я делаю несколько шагов вперед, не забывая оставить небольшое расстояние между собой и Хардином. – Сначала… когда мы целовались… ты остановился, и с тех пор не прикасаешься ко мне, а затем ты просто встал и пошел спать.

– Ты в самом деле думаешь, что больше не привлекаешь меня? – Он открывает рот, чтобы продолжить, но закрывает его и сидит молча.

– Мне приходило это в голову, – признаюсь я.

Маты на полу вдруг стали такими интересными, что я не могу от них глаз оторвать.

– Что за глупость, – начинает Хардин. – Посмотри на меня. – Наши взгляды встречаются, он глубоко вздыхает, прежде чем продолжить. – Я никак не могу понять, почему тебе вообще пришла в голову мысль, что меня больше не влечет к тебе, Тесса. – Кажется, он размышляет над ответом и добавляет: – Хорошо, думаю, я могу догадаться, что ты подумала так из-за того, как я вел себя раньше, но это не так. Грубо говоря, это очень далеко от правды.

Боль в груди начинает понемногу отпускать.

– Тогда в чем дело?

– Ты подумаешь, что я чертов псих.

О нет!

– Почему? Скажи мне, прошу! – умоляю я, наблюдая, как он рассеянно трет пальцами щетину на подбородке. Она совсем короткая, возможно, не брился всего один день.

– Ты только выслушай меня перед тем, как разозлиться, хорошо?

Я медленно киваю. Жест полностью противоположен параноидальным мыслям, которые начинают появляться в моей голове.

– Мне приснился сон. Ну, вообще-то кошмар…

У меня сжимается в груди, и я молюсь, чтобы все было не так плохо, как он представляет. С одной стороны, я чувствую облегчение оттого, что он расстроен ночным кошмаром, а не серьезным происшествием, с другой стороны, я переживаю за него. Всю неделю он был один, и больно знать, что его кошмары вернулись.

– Продолжай. – Я мягко подбадриваю его.

– О тебе… и Зеде.

О господи.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Он был в нашей – моей – квартире. Я пришел домой и увидел, как ты обхватила его ногами. Ты стонала его имя и…