«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - Юрий Корчевский

– Думаю – да.

– Вот и я выстрелил, когда приперло. Броневичок этот

по дороге за мной шел. На башне – пулемет. Меня поворот дороги выручил, иначе – шлепнули бы меня. А так – я их опередил.

– Складно говоришь! Только я и не таких раскалывал!

– Да ты мне объясни, в чем моя вина?

– Вопросы здесь задаю я! А вина твоя тебе известна – не смог уговорить власовцев сдаться.

– Как же я их к этому склоню, если их маршем на запад отправили?

Старлей подошел ко мне, поправил лампу на столе, чтобы светила прямо в глаза:

– Лучше признайся сам!

Он повернулся, собираясь снова сесть за стол, и вдруг неожиданно, ногой, выбил из-под меня стул. Не ожидая такого, я упал. Поднялся, преодолевая боль в плече от удара о бетонный пол и, стараясь казаться спокойным, спросил:

– Что у тебя за манера допрос вести?

– Я с врагом цацкаться не буду! И не тебе меня учить, как допросы вести. Даю тебе два дня. Надумаешь признаться – сообщишь надзирателю.

Уже когда конвойный за мной пришел, старлей бросил:

– Не сознаешься – по-другому говорить будем! Пшел отсюда!

Похоже, ситуация ухудшается, коли угрозы пошли. Правда, пока это только слова.

Прошел день, два, неделя… Меня на допросы не вызывали. Появилось ощущение, что обо мне просто забыли. Эх, товарищи мои сейчас воюют, а я здесь прозябаю. Сучков небось думает, что мне хитроумную операцию поручили, а я в камере сижу. Обидно до слез.

Считая дни, я ногтем делал царапины на стене.

Пролетела вторая неделя, третья… Слышал я раньше мельком, что есть такие узники в спецслужбах – годами без вины сидят. Но как-то слабо верилось. А теперь и к себе примерил. Неужели победу в камере встречу, как уголовник, отнявший у старухи хлебную карточку, а не как воин, внесший в эту победу свою, пусть и малую, лепту? И поговорить в одиночке не с кем, а я привык жить среди людей – в движении, активно. А в камере я видел лишь надзирателей при раздаче пищи. Не один раз я спрашивал о сводках Совинформбюро – меня интересовало положение на фронтах. Но надзиратели лишь бросали немногословное: «Разговаривать с подследст-

венными не положено». Вот так. Я не майор СМЕРШа, а подследственный.

Наконец загремели ключи в замке, и надзиратель гаркнул:

– Колесников, на допрос!

Ну хоть какое-то разнообразие в унылой жизни!

На этот раз меня завели в кабинет Бодрова. Войдя, я встал у двери, руки – за спиной. Усвоил уже арестантские привычки.

Бодров поднял голову от бумаг, которые лежали перед ним, отложил в сторону ручку:

– Садись, Колесников. Для тебя хорошие новости.

Я стоял и молчал.

– Наша Рабоче-Крестьянская Красная Армия освободила Гливице, и наши сотрудники допросили агента Эльжбету.

– Тоже в тюрьме?

– Смотри, какие мы обидчивые! Она подтверждает твои слова.

– Кто бы сомневался.

– После возвращения из дальнего тыла, учитывая, что ты действовал там в одиночку, положена проверка. Пойдем.

Майор завел меня в знакомую комнату, достал из шифоньера мою форму – ту, в которой я приехал в Москву.

– Переодевайся.

Я снял форму рядового и надел свою, офицерскую. С некоторым удовольствием опоясался ремнем. Форма без ремня уже и не форма, а в камере у меня был ремень брезентовый – солдатский отобрали сразу.

Натянул сапоги – свои, хромовые, вместо кирзовых. И почувствовал себя почти человеком. Почти – потому как все еще был без документов и наград.

Правда, документы и награды Бодров мне вернул в своем кабинете, достав их из сейфа. А пистолет мой повертел в руках, взглянул на меня и снова убрал его в сейф.

– Верни пистолет – это личное оружие. Не ты мне его давал, не тебе и забирать.

– Здесь я решаю.

– Так я уже не подследственный, обвинение с меня снято?

– Конечно.

– Я бы хотел написать рапорт о переводе в действующую армию. На фига мне такая служба, на которой после выполнения задания в камеру сажают?

– Дурак ты, Колесников. Написать можешь, но не советую.

Я сел за стол, взял ручку, бумагу и написал рапорт.

– Знаешь, майор, кадровые вопросы я решать не правомочен. Твой рапорт передам по начальству. Жить пока будешь на первом этаже, в офицерском общежитии. Думаю, вопрос решится быстро.

Вызванный сержант проводил меня вниз, доложил дежурному лейтенанту. Я завалился на койку. Службу в зафронтовой разведке я представлял себе по-другому.

Вечером поужинал в столовой со всеми и – спать. Как же это хорошо, когда не гремит вечером «кормушка», когда надзиратель на отмыкает цепь на нарах, когда есть одеяло и подушка.

Выспался по-человечески. А уже утром посыльный снова вызвал меня к Бодрову.

– Твоему рапорту, Колесников, был дан ход – он удовлетворен. Склад помнишь, где немецкую форму получал?

Я кивнул.

– Получишь шинель и шапку – армия перешла на зимнюю форму одежды. В штабе получишь командировочное удостоверение и можешь отправляться на новое место службы – Первый Украинский фронт. Там начальника отдела СМЕРШа бомбой убило – вместе с пятью сотрудниками. Начальник фронтового СМЕРШа уже информирован о твоем назначении. Держи свой пистолет.

Я вложил пистолет в кобуру и лишь теперь почувствовал себя полноценным офицером. Козырнул Бодрову и направился к старшине в каптерку.

Мне подобрали шинель и шапку по размеру, погоны майорские. Вот теперь все, надо уезжать из Москвы. От начальства лучше подальше. Пусть в полковые войска или в СМЕРШ разыскником-«чистильщиком», но только без хитроумных операций.

Я вышел на улицу, поглядел на прохожих. Хорошо!

Начинался новый этап моей жизни.

Штрафбат времени. «Волкодав» из будущего

Глава 1

Самоходчики

Ну что же, выбирать не приходилось, на службе приказ не обсуждают, а исполняют. Конечно, хотелось бы вернуться на старое место службы, где знают меня, где знакомы командиры воинских частей.

Добираться пришлось на перекладных, поездами и попутными машинами. Учитывая, что пассажирских поездов практически не было, а шоссейные дороги представляли собой лишь направления, разбомбленные нашими и немцами, раздавленные гусеницами бронетехники, сделать это было непросто.

На железнодорожных станциях отоваривался по продаттестату. Кормили скудно и невкусно: жиденький супчик, перловая каша на воде, почти прозрачный чай и липкий черный хлеб. С голодухи не помрешь, но после такой еды чувствуешь себя голодным. На фронте, на передовой, в действующих частях нормы на питание были немного повыше, кормили сытней, да и во время наступления частям доставались трофеи.

Сергей еще помнил первые месяцы войны, когда у немцев харчей было много, да каких! Со всей Европы вина, консервы. Ныне хуже, скуднее стало снабжение: кофе – эрзац ячменный, хлеб – как вата. Но тушенка оставалась вкусной, – видно, довоенные запасы.

Наших бойцов часто выручал «второй фронт» – так в частях называли американскую еду, поставляемую по ленд-лизу. Консервы: тушенка, консервированная колбаса, мясные паштеты – даже яичный порошок. Солдаты метко прозвали его «Яйца Черчилля». Стоило развести его водой, а лучше молоком – и на сковородку, как получался замечательный омлет.

В Киеве он задержался на день. После освобождения от немцев и штурма нашими войсками город был разрушен. На

главной улице Киева, Крещатике, стояли, зияя прокопченными оконными проемами, сгоревшие дома.

Удивило, как много местных жителей появилось в городе после освобождения. Исхудавшие, в обтрепанной одежде, напоминающей иногда рубище, они бродили по городу в поисках пропитания и приюта. Я бывал не в одном освобожденном городе и почти везде видел одну и ту же картину.

Раньше, до войны, Киев был не только столицей Украины – здесь размещался штаб Киевского особого округа. В городе также размещалось управление НКВД и прочие службы.

Сергею предстояло найти УКР СМЕРШ. Местные жители не слыхали о таком, а военные лишь пожимали плечами.

– Товарищ майор, я сам сюда неделю как прибыл, а завтра убываю со своей частью – не знаю.

Пришлось искать военного коменданта. Изучив документы Сергея, он сказал:

– Так они не в Киеве, ОКР СМЕРШа в Проскурове расположен. Подожди-ка, майор. По-моему, в Проскуров машина идет.

Комендант вышел из комнаты и вернулся довольный.

– Ну, я же говорил – машина идет. Во дворе «ЗИС» грузится, я уже предупредил, чтобы тебя взяли.

– Спасибо!

– Не за что, одно дело делаем.

Погрузку каких-то мешков уже заканчивали. Сергей перекурил, греясь на солнышке.

Наконец в кабину уселся худощавый интендант с кипой разных накладных в руках и водитель. Он посигналил, и Сергей влез в кузов, устроился на ящиках.

Трясло сильно, и он вынужден был держаться за крышу кабины, чтобы не выпасть из кузова. Дороги были просто отвратительными, мало того – забитыми войсками. Колонны грузовиков с солдатами, пушками на прицепах, гусеничными тягачами и танками шли по дороге в два ряда. Редкие встречные машины ехали по обочине, а то и просто по полю.