Православие и грядущие судьбы России - Архиепископ Никон Рождественский

За год до смерти постигло и сего смиренного раба Божия искушение во испытание крепости его духа и произволения. Раз он сделал что-то самочинно, без ведома настоятеля, в рухольной: о. игумен отнесся к нему строго и властно и дал ему почувствовать, что в таких самочинниках обитель не нуждается. Смутился бедный о. Павел, пошатнулось его терпение, и сложился он с мыслию бежать в киновию Боголюбовскую. Но Бог не попускает искушений выше сил наших: за молитвы старца и по увещанию его он все же остался в пустыни. Надо удивляться, как враг сильно воюет против подвизающихся в монашестве: раньше Павлуша просил и молил о. игумена: «Что хочешь со мной делай, только не гони из обители»; а тут от одного строгого выговора начальника смутился было и хотел бежать. И убежал бы, если бы не уговорил его старец. Но это было уже предсмертное искушение для смиренного подвижника, ибо и св. отцы свидетельствуют, что когда диавол заметит, что жизнь человека приближается к концу, тогда сильнее нападает на подвижника и наводит ему искушения. Действительно: скоро о. Павел почувствовал упадок сил, у него открылась чахотка. Несмотря на это, он не оставлял церковных служб: бывало, едва переступает ногами, а все-таки бредет к началу службы. А когда совсем ослабел, то братия из любви к нему привозили его, едва дышащего, в церковь на саночках. Так, изнемогая, он как свеча догорал и близился к кончине. В последний день пребывания на земле он пожелал еще раз соединиться со Христом в таинстве св. причащения, после чего погрузился в тайную молитву, ушел весь в себя. Заметив это, братия удалились, чтобы оставить его наедине. Прошло несколько минут, вошел к нему прислуживавший ему брат с молитвой, но обычного ответа на молитву не последовало. Смотрит брат: о. Павел как сидел на койке, на голых досках, так и сидит, привалившись к подушке. На коленах у него Псалтырь, раскрытая на 17-й кафисме (псалом 118-й), в руках четки. Брат стал прислушиваться: дыхания не было слышно. В испуге брат воскликнул: «Отец Павел, да ты умер?!» — «Да», — послышалось тихо из уст отходящего к Богу раба Божия. С этим словом выпали у него из рук четки и все члены опустились...

В девятый день по кончине святая Церковь совершает поминовение всякого новопреставленного в напоминание о том, что в этот день душа сподобляется, по верованию церковному, видеть райские селения и блаженство святых. И душа о. Павла не могла не поделиться этой радостию с отцом своим духовным: он явился во сне старцу и сказал: «Иди к нам, батюшка, у нас очень хорошо»...

Скончался на 35 году жизни.

VII. Монах Израиль

30 января 1907 года в Гефсиманском скиту скончался старичок монах Израиль. В миру звали его Иван Никитич. Прожил в скиту 33 года, из коих 20 лет был водильщиком по пещерам. Особенно он отличался простотою, незлобием и любовию к храму Божию. Придет, бывало, в церковь за час до службы, лишь бы церковь была отперта, обойдет весь храм, прикладываясь ко всем иконам с земными поклонами, долго поминает на проскомидии близких ему людей о здравии и за упокой, так что иные роптали на него, не перенося его неопрятности. За неделю до кончины заболел, а в самый день смерти утром исповедался, причастился св. Христовых Таин, в полдень пособоровался, а в четыре часа по полудни скончался. Минут за десять до смерти говорит послушнику, который прислуживал ему: «Брат Иван, что это: крестный ход, что ли, пришел или именинник кто?» Послушник говорит: «Прости, батюшка, крестного хода никакого нет». — «Как нет, — возразил умирающий старец. — А вот вокруг моей койки-то все в белых ризах стоят»... И эти слова были последние. Можно думать, что вслед за белоризцами пошла и душа его...

VIII. Рясофорный монах Никодим

Многоразличны пути Божий, коими Господь зовет людей на путь спасения. Одного влечет Он духовными утешениями, другому указует путь к монашеству скорбями и треволнениями моря житейского.

30 мая 1908 года скончался в пустыни Святого Параклита рясофорный монах Никодим. В миру звали его Николай Мирошников; он имел консервную фабрику в Тобольске. За хорошее производство рыбных консервов он получил три медали. Дело шло хорошо; по обычаю он отпускал свой товар в кредит, должники честно платили долги. Но вот однажды три сильных компаньона забрали у него товару на несколько тысяч, а платить отказались. Дело было подорвано. Пришлось закрыть фабрику. Мирошников увидел в этом указание, что пора бросить земные заботы и подумать о спасении души. Он решил с должниками не судиться. Родным, конечно, такое решение было не по душе: особенно журила его жена-старуха. Тогда он, желая узнать волю Божию, стал усердно молиться, чтобы Господь указал ему, куда идти. Случайно, а лучше сказать, промыслом Божиим, попало ему в руки житие преподобного Сергия; с жадностью прочитал он его не один раз и почувствовал непреодолимое влечение ехать к преподобному и там поступить в монастырь. Немедля он стал заканчивать все свои мирские дела, обеспечил старуху жену и, устроив все так, чтоб его больше не беспокоили житейскими заботами, отправился к угоднику Божию Сергию. На пути его ждала нечаянная встреча с одним из крупных должников. Должник падает ему в ноги, просит прощения, сознавая свою вину. Старец великодушно простил его и в знак благословения перекрестил его и поцеловал.

Благополучно прибыл он в Сергиеву Лавру и явился к наместнику архимандриту Товии. Выслушав все обстоятельства старого человека, о. наместник послал его в пустынь Святого Параклита с письмом к игумену, чтобы тот принял его. Увидев пустынь, старец несказанно возрадовался духом; он припал к ногам о. игумена, рассказал ему в простоте сердца всю свою историю и просил принять его в число братии. Уже не о подвигах говорил он, не о трудах, а просто просил упокоить его старость. Ему было уже 75 лет. О. игумен принял, поставив ему некоторые условия соответственно его старости. К удивлению всех, Мирошников показал, что хоть он и стар летами, но юн усердием. Ему дано было послушание в трапезе служить братии, что и исполнял он с великим усердием. Иногда, по старости, проходя по трапезе, он шатался, как трость, ветром колеблемая, а все же не хотел оставлять своего послушания. Он был очень прост, нелицемерен, всем воздавал должную честь. Церковь и богослужение так любил, что когда по немощи не приходилось быть в церкви, то плакал, как ребенок. Братия, как умели, утешали его и иногда водили к богослужению под руки.

Пострижение его в рясофор совершилось как-то неожиданно, промыслом Божиим. В великую пятницу на вечерне о. игумену пришла мысль постричь Николая. Он не внял ей. Мысль снова приходит с большей настойчивостью. Наконец и в третий раз тоже. После службы о. игумен призвал Николая и говорит: «Я хочу тебя постричь в монахи». Старец так обрадовался, что упал в ноги игумену и залился слезами. Только молчание и эти слезы были его ответом на предложение. О. игумен был тронут таким смирением Николая и приказал все приготовить на утро к пострижению. На другой день, в Великую Субботу пред литургией совершилось пострижение, и Николай был назван именем Никодима, имя которого часто упоминается в стихирах и канонах в эти святые дни.

Когда старец настолько ослабел, что не мог уже ходить даже по келлии и братия перестала возить его в церковь, то, бывало, как только заслышит звон колокола, начинал плакать и с этими слезами, лежа на постели, прочитывал акафисты Спасителю, Божией Матери, святителю Николаю, преподобному Сергию и другим святым угодникам Божиим. Никогда ни на что он не жаловался, питался обычною братскою пищею, а перед кончиной за несколько дней не вкушал ничего, а только причащался св. Тайн. За сутки до кончины вошел к нему в келлию служивший ему брат и видит, что старец находится в каком-то возбужденном состоянии. Послушник спрашивает его: «Отец Никодим, что с тобой?» А он резким тоном отвечает ему: «Разве ты не видишь? Вон они!» — и показывал рукою в угол к потолку. Послушник говорит: «Батюшка, перекрестись: здесь никого нет». Старец же, снова показывая пальцем, возразил: «А вон — это кто?» Брат убоялся и, дабы успокоить себя и старца, предложил ему помолиться с ним вместе и начал читать акафист Сладчайшему Иисусу. Старец успокоился. Утром 30 мая после литургии еще раз сподобился он принять св. Тайн и вскоре начал показывать в два угла келлии с словами: «Вон — они, вон — они! Но теперь я их не боюсь». В два часа пополуночи он мирно предал дух свой Богу.

Св. Иоанн Лествичник говорит: «Не должно охуждать отрекающихся мира по некоторым обстоятельствам, ибо невольные отречения некоторых бывают тверже и основательнее тех, кои учинены были с намерением и по произволению». Так и сей старец, при старческой дряхлости и неудачах в хозяйстве, оставил мир и пришел в монастырь, но и он получит награду свою с пришедшими хотя во единодесятый час.

IX. Иеромонах Венедикт

18 августа скончался в пустыни Святого Параклита иеромонах Венедикт. В миру именовался Василий Сахаров, сын священника Тамбовской губернии. По окончании курса в духовной семинарии он сначала поступил в учителя, но потом соблазнился светской жизнью, перешел в Москву и там дошел до нищеты. Безвыходное положение напомнило ему евангельскую притчу о блудном сыне, в его совести прозвучал голос: «Колико наемником отца моего избывают хлебы, аз же гладом гиблю: востав иду к Отцу моему небесному» (Лук. 15, 17), и он решил поступить в монастырь. В Лавре ему указали пустынь Святого Параклита, как место удобное для спасения, и он пошел туда пешком, не имея ни гроша в кармане. На пути к Гефсиманскому скиту какой-то добрый человек подал ему серебряный рубль, и это благодеяние так его тронуло, что он всю жизнь потом молитвенно поминал благодетеля. Принятый в пустынь, он с усердием проходил все послушания, был канонархом и наконец был удостоен священного сана. Прожил там 20 лет: под старость Господь посетил его болезнями: ноги и живот опухли, появилась на ногах слоновая кожа; в гололедицу вывихнул кисть, которая срослась неправильно, покривился спинной хребет, и стал он уродом... Но чреды священнослужения не оставлял до последнего изнеможения. Года за два до смерти его разбил паралич, так что в церковь его возили на саночках. Каждую седмицу причащался он святых Тайн, раза два соборовался, наконец, совсем слег в постель, но ум его был чист и речь ясная. Приставили к нему монаха Дорофея для услужения. В первых числах августа Дорофей приносит ему пищу, а он говорит: «Отец Дорофей, подними меня, мне самому не встать, да поди за духовником: причастить бы меня». Его причастили, и, по его желанию, прочитали ему отходную. Простившись потом с братией, он слабым голосом сказал: «Пришел конец моей временной жизни, и мне уже не встать». Это были его последние слова: язык отнялся, и в таком положении он был восемь дней. Все время лежал с закрытыми глазами и правою рукою благословлял подходивших к нему, узнавая их. 13 августа он мирно отошел к Отцу небесному, к Которому стремилась душа в самом начале иноческого подвига.