Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6) - Октавиан Стампас

- Мессер, не худо бы и вам укрепить свои силы приличной вашему званию свитой.

- Нет, Гвидо, - мягко ответил я ему. - Именно сегодня не должно быть никакой охраны.

И вот, чувствуя некоторую слабость в коленях и дрожь во всем теле, я двинулся по улицам Флоренции, отдав себя на произвол человека, от которого можно было ожидать всякое. Признаться, поначалу, свернув в первый проулок, я оперся не только на его совесть, но также и на его плечо, поскольку меня охватило сильное головокружение. Сентилья был весьма польщен этим моим движением. Впрочем, силы вскоре вернулись ко мне; я, что называется расходился и даже ощутил приятное, упругое тепло в своих мышцах.

Сентилья вел меня по городу такими же скрытными и не слишком живописными путями, какими вел Гвидо, когда мы торопились на праздник Золотого Осла. Я невольно вспомнил о провожатом, который водил мессера Алигьери по кругам преисподней, и мне впервые за последнюю неделю стало смешно.

Когда мы вышли к реке, к местам, вид которых мне был знаком, я стал испытывать тревогу, но виду не подал. Мы прошли по берегу вдоль грубой каменной ограды, напоминавшей уменьшенную крепостную стену, и остановились у ворот кладбища.

Два бледнокожих незнакомца неопределенного возраста, обряженные в черные балахоны, предстали перед нами, и тут Сентилья произнес слова, кои придали больше сил моим членам, ясности - уму, но и трепету - душе.

- Он пришел, - тихо, но властно сказал Сентилья.

Люди в черном кротко поклонились, при том - более в мою сторону, и, повернувшись к нам спинами, повели важных гостей по лабиринту среди высоких надгробий.

Нашей целью оказался огромный гранитный склеп, похожий на базилику. Над его железными дверьми был выбит в сером камне знакомый мне, вещий знак, тот самый, коим был отмечен и Удар Истины, прикрепленный на моем плече: то был восьмиконечный крест.

- Братский мавзолей Ордена Соломонова Храма, - шепнул мне на ухо Тибальдо Сентилья.

Замка на дверях уже не было. Люди в черном согласными жестами постучали в двери и отступили в стороны. Двери как бы сами собой начали приотворятся и наконец раскрылись настежь.

Я увидел два ряда факельщиков, выстроившихся на лестнице, что вела вниз. К моему удивлению, из подземелья на меня дохнуло сухое тепло и повеяло благовонным ароматом, который показался мне очень знакомым.

Сентилья двинулся вперед, и я - вместе с ним: двери и лестница были достаточно широки, чтобы принять двух человек, идущих плечом к плечу.

- Он пришел! - громко повторил Сентилья, когда мы ступили на лестницу, и голос его был превращен подземельем в устрашающий утробный звук.

Чем ниже мы спускались, тем большее меня охватывало изумление. Я видел внизу весьма широкую площадку, посреди которой был установлен внушительных размеров очаг: в нем ярко пылали дрова, согревая днище большого медного котла. Из-под его крышки уже доносился глухой рокот кипящей воды, а дым и пар, не наполняя склепа, поднимались прямо ввысь. Вокруг котла неторопливо двигались полуобнаженные люди в кожаных фартуках, их мощные торсы блестели потом. За их работой наблюдали еще трое неподвижных людей в черных балахонах, но эти, в отличие от встречавших нас, были подпоясаны белыми шнурками. Замечу, что они как бы вовсе не замечали нас, пока мы не достигли площадки. К увиденному еще с верхних ступеней лестницы добавлю также мощный дубовый стол о восьми ногах, вырезанных из цельных стволов, который был установлен около очага.

Однако вовсе не странная обстановка, не черные духи и не адский котел были причиной моей все возраставшей растерянности. Мне все яснее представлялось, будто я уже побывал однажды на этом самом месте и вдыхал этот подземный аромат: смесь елея и гвоздики. Оказавшись же на последних ступенях лестницы и увидев то, что до того мига было скрыто низким сводом, я испытал истинное потрясение души.

Моему взору открылись за очагом глубокие ниши, а в тех нишах - не что иное как каменные гробницы, одна из которых, самая правая, несомненно послужила однажды мне не только убежищем, но также источником власти, благополучия, справедливой мести и, возможно, будущего счастья. Невольно я закрыл глаза, а когда открыл их вновь, то опять увидел перед собой адский очаг и ряд гранитных гробниц. Я испытывал выдержку судьбы, судьба же испытывала мою собственную выдержку.

Так же невольно я стал озираться, ища глазами тайный лаз в колодец.

- Вы удивлены, мессер? - хладнокровно прошептал Сентилья.

- Есть чему удивиться, - ответил я, отдавая хладнокровию куда больше сил, коими и так не мог похвалиться. - Дым идет, а в склепе так же свежо, как на берегу реки.

- Особое устройство тяги, - пояснил Сентилья. - Взгляните вверх, мессер. Видите там отверстие?

Я подтвердил, что вижу: указанное Сентильей зарешеченное отверстие находилось в зените самого широкого свода, в средоточии восьмиконечного креста, что был выведен на своде алой охрой.

- Особые отверстия прорублены также в стенах, у самого пола, - добавил трактатор. - Вытяжкой служил и колодец, но теперь он замурован. Через колодец сюда однажды удалось пробраться грабителям.

- Вот как! - изумился я, изо всех сил хмуря брови. - Что же они похитили с голого пола?

- Кое-что, - сухо усмехнулся Сентилья. - Вернее не все, что могли. Однако воры уже пойманы, казнены, и прах их расклеван воронами и растащен крысами.

- Вот как! - сказал я на такую новость.

- Мессер, не желаете ли узнать, кто должен был быть вашим провожатым во Францию, - уже с нетерпением полюбопытствовал Сентилья.

- Догадываюсь, что один из тех, кто покоится теперь в какой-то из этих гробниц, - сказал я, не удивляясь более ничему.

Сентилья долго молчал, глядя то себе под ноги, то на кипящий котел, то на трех незнакомцев в черных балахонах.

- Человека, столь проницательного, как вы, - глухо проговорил он наконец, - я еще не встречал в своей жизни. Признаюсь, приятно, что я хоть немного похож на вас.

На такую любезность я решил не отвечать грубостью.

- Это так, - добавил Сентилья. - Вы, наверно, рассержены. Я не сказал вам сразу, что ваш проводник мертв. Действительно, сенешаль флорентийской капеллы Ордена скончался за неделю до вашего прибытия во Флоренцию. Я опасался, что вы мне не поверите, а, значит, и не воспримите моего замысла.

- Мне непонятно только одно, - безо всякого гнева ответил я Сентилье. С какой стати он теперь так торопится?

- В этом-то вся и загвоздка! - обрадовано проговорил Сентилья. Насколько мне было известно, в его обязанности входило доставить вас в Париж на кладбище Невинноубиенных младенцев.

- Живым или мертвым? - полюбопытствовал я.