История российского сыска - Пётр Кошель

После Вышинского в 23 часа 30 минут Сталиным, Молотовым и Ежовым был принят редактор «Правды» Л. Мехлис.

11 июня 1937 года в «Правде» было опубликовано сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по де­лу Тухачевского и других, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене Ро­дине, измене народам СССР, измене Рабоче-Крестьянской Крас­ной Армии.

10  июня 1937 года состоялся чрезвычайный пленум Верховно­го суда СССР, заслушавший сообщение Вышинского о деле по об­винению Тухачевского и других. Пленум постановил для рассмот­рения этого дела образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. В его состав были введены председатель военной коллегии Верховного суда СССР Ульрих, заместитель наркома обороны Алкснис, командующий Дальневосточной ар­мией Блюхер, командующий Московским военным округом Бу­денный, начальник Генштаба РККА Шапошников, командующий Белорусским военным округом Дыбенко и командующий Северо- Кавказским военным округом Каширин.

Инициатива создания специального военного суда для рассмо­трения дела Тухачевского и других и привлечения в состав суда широко известных в стране военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор их был не случаен, все они участники Военного совета при наркоме обороны СССР и выступали на июньском за­седании совета в присутствии Сталина с резким осуждением Туха­чевского, Якира, Уборевича как «заговорщиков».

Бывший член военной коллегии Верховного суда СССР И. М. Зарянов, участвовавший в судебном процессе по делу Туха­чевского в качестве секретаря суда, в 1962 году в своем объясне­нии написал:

«Из разговоров с Ульрихом я понял, что Особое присутствие, членами которого являлись только маршалы и командармы, со­здано по инициативе Сталина. Целью создания этого специаль­ного военного суда Сталин ставил поднять этим авторитет суда и убеждение в правильности приговора».

10 июня 1937 года состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, вы­несшего определение об утверждении обвинительного заключе­ния, составленного Вышинским, и предании суду Тухачевского и других. После передачи дела Тухачевского и других в суд от них требовали показаний на различных военачальников, и в частнос­ти на самих судей Специального судебного присутствия Верхов­ного суда СССР.

Так, 10 июня 1937 года от Примакова были получены показа­ния, компрометирующие трех членов суда: командармов Каширина, Дыбенко и Шапошникова. Допрашивавший Примакова следователь Авсеевич в объяснении в 1962 году сообщил:

«На последнем этапе следствия Леплевский, вызвав к себе При­макова, дал ему целый список крупных командиров Советской Ар­мии, которые ранее не фигурировали в показаниях Примакова, и от имени Ежова предложил по каждому из них написать... Так возникли показания Примакова на Каширина, Дыбенко, Гамарни­ка, Куйбышева, Грязнова, Урицкого и других.

Перед судом обвиняемым разрешили обратиться с последни­ми покаянными заявлениями на имя Сталина и Ежова, создавая иллюзию, что это поможет сохранить им жизнь. Арестованные написали такие заявления».

Какое к ним было отношение, показывает такой факт. На за­явлении И. Э. Якира имеются следующие резолюции: «Подлец и проститутка. И. Ст.», «Совершенно точное определение. К. Во­рошилов и В. Молотов», «Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара — смертная казнь. Л. Каганович».

Незадолго до начала судебного процесса было проведено в Осо­бом отделе НКВД СССР совещание, на котором Леплевский дал указание следователям еще раз убедить подследственных, чтобы в суде они подтвердили свои показания, и заявить, что признание в суде облегчит им участь. Следователи, фабриковавшие дело, со­провождали своих обвиняемых в суд, находились с ними в комна­тах ожидания и были в зале суда. Накануне процесса арестованные вызывались к Леплевскому, который объявил, что завтра начнется суд и что судьба их зависит от их поведения на суде.

11 июня 1937 года в Москве Специальное судебное присутст­вие Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании рас­смотрело дело по обвинению Тухачевского и других. После за­чтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают себя ви­новными. В дальнейшем они, выполняя требования работников НКВД, подтвердили в суде в основном те показания, которые дали на следствии.

Вот некоторые моменты, характеризующие ход судебного про­цесса. Выступление Якира на судебном процессе в соответствии с замыслами организаторов должно было подсказать линию пове­дения другим подсудимым — разоблачать происки Троцкого и фа­шистских государств против СССР. При этом всячески подчерки­валась роль Тухачевского в заговоре.

Однако когда Блюхер, пытаясь конкретизировать подготовку поражения авиации Красной Армии в будущей войне, задал об этом вопрос, то Якир ответил: «Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написано следствию».

На вопрос председателя суда о том, в чем выразилось вреди­тельство по боевой подготовке, Якир уклончиво заявил: «Я об этом вопросе говорил в особом письме».

Тухачевский в суде некоторые обвинения не подтвердил.

Когда же Уборевич стал отрицать обвинение во вредительстве и шпионаже, суд прервал его допрос, а после перерыва, продол­жавшегося один час, перешел к допросу других подсудимых.

При допросе в суде Якир и Уборевич отрицали обвинения в шпионаже. Так, на вопрос Дыбенко, обращенный к Якиру: «Вы лично когда конкретно начали проводить шпионскую работу в пользу германского Генерального штаба?» — подсудимый Якир ответил: «Этой работы лично непосредственно я не начинал». Когда Дыбенко спросил Уборевича: «Непосредственно шпион­скую работу вы вели с немецким Генеральным штабом?» — Уборе­вич ответил суду: «Не вел никогда». На вопрос Ульриха, адресо­ванный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской дея­тельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская деятель­ность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо рань­ше?» — последовал ответ Тухачевского: «Я не знаю, можно ли бы­ло считать ее шпионской...»

Эйдеману при допросе в суде было задано всего три вопроса.

Судьба подсудимых была предрешена заранее. Бывший секре­тарь суда Зарянов в 1962 году сообщил: «О ходе судебного процес­са Ульрих информировал Сталина. Об этом мне говорил Ульрих, он говорил, что имеется указание Сталина о применении ко всем подсудимым высшей меры наказания — расстрела».

Объяснения Зарянова о встрече Сталина с Ульрихом под­тверждаются регистрацией приема Сталиным Ульриха 11 июня 1937 года. Из записи видно, что при приеме Ульриха Сталиным были Молотов, Каганович и Ежов.

В день суда в республики, края и области Сталиным было на­правлено указание:

«Нац. ЦК, крайкомам, обкомам.

В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а так­же митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о не­обходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре бу­дет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня.

Секретарь ЦК                                                                   Сталин».

11.VI. 1937 г.

11 июня 1937 года в 23 часа 35 минут председательствующий Міьрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор был приведен в исполнение 12 июня 1937 года. По ука­занию Сталина повсеместно были проведены собрания и митин­ги, сообщение о приговоре и приведении его в исполнение были опубликованы во всех газетах и объявлены в приказе Ворошилова по армии. Все это вело к дезинформации военных организаций и советской общественности о положении в Красной Армии.

Как отмечалось выше, решения февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, требования Сталина и Молотова о проверке военного ведомства были восприняты органами НКВД как прямая директива о массовой чистке кадров армии и флота от имевшихся там вредителей, и уже через девять дней после суда над Тухачевским были арестованы как участники во­енного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов; 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров.

С ведома и разрешения Сталина органы НКВД по отношению к арестованным широко применяли физические меры воздейст­вия, шантаж, провокации и обман, в результате чего добивались ложных показаний о «преступной деятельности» целого ряда вид­ных военных работников, находившихся на свободе. Показания многих арестованных направлялись Сталину, который единолич­но, без какого-либо разбирательства, решал вопрос об аресте не­винных людей.