Вся политика. Хрестоматия - Александр Филиппов

В абсолютном виде исключительный случай наступает лишь тогда, когда только должна быть создана ситуация, в которой могут действовать формулы права. Каждая всеобщая норма требует придать нормальный вид условиям жизни. ‹…› Не существует нормы, которая была бы применима к хаосу. Должен быть установлен порядок, чтобы имел смысл правопорядок. Должна быть создана нормальная ситуация, и сувереном является тот, кто недвусмысленно решает, господствует ли действительно это нормальное состояние. Всякое право – это «ситуативное право». Суверен создает и гарантирует ситуацию как целое в ее тотальности. Он обладает монополией этого последнего решения. В этом состоит сущность государственного суверенитета. ‹…›

‹…› философия конкретной жизни не должна отступать перед исключением и экстремальным случаем, но должна в высшей степени интересоваться ими. Для нее исключение может быть более важно, чем правило, не из-за романтической иронии парадокса, но ввиду совершенно серьезного взгляда, который проникает глубже, чем ясные обобщения усредненных повторений. Исключение интереснее нормального случая. Нормальное не доказывает ничего, исключение доказывает все; оно не только подтверждает правило, само правило существует только благодаря исключению. В исключении сила действительной жизни взламывает кору застывшей в повторении механики. Один протестантский теолог, доказавший, на какую витальную интенсивность способна теологическая рефлексия также и в XIX в., сказал: «Исключение объясняет всеобщее и самое себя. И если хотят правильно исследовать всеобщее, нужно лишь познакомиться с настоящим исключением. Оно гораздо отчетливее проявляет все, чем само всеобщее. Вечная болтовня о всеобщем опостылела надолго; есть исключения. Если их нельзя объяснять, то невозможно объяснить и всеобщее. Обычно не замечают этой трудности, поскольку мыслят всеобщее не со страстью, но поверхностно, с комфортом. Напротив, исключение мыслит всеобщее с энергетической страстью».

Б. АНДЕРСОН. ВООБРАЖАЕМЫЕ СООБЩЕСТВА[98]

Андерсон Бенедикт – профессор Корнеллъского университета (США), руководитель проекта «Современная Индонезия», британский историк и культуролог. Мировую известность ему принесла монография «Воображаемые сообщества» (первое издание – 1980).

ВВЕДЕНИЕ

‹…› ООН почти ежегодно принимает в свой состав новых членов. А многие «старые нации», считавшиеся некогда полностью консолидированными, оказываются перед лицом вызова, бросаемого «дочерними национализмами в их границах – национализмами, которые, естественно, только и мечтают о том, чтобы в один прекрасный день избавиться от этого „дочернего“ статуса. Реальность вполне ясна: „конец эпохи национализма“, который так долго пророчили, еще очень и очень далеко. Быть нацией – это по сути самая универсальная легитимная ценность в политической жизни нашего времени.

Но если сами факты понятны, то их объяснение остается предметом давней дискуссии. Нацию, национальность, национализм оказалось очень трудно определить, не говоря уже о том, что трудно анализировать. На фоне колоссального влияния, оказанного национализмом на современный мир, убогость благовидной теории национализма прямо-таки бросается в глаза. ‹…›

В России произошло и то, что было во многих странах: не находящие места самые активные национальные переселенцы образовывали полукриминальные и криминальные сообщества. Так было в США – итальянская мафия. Так случилось и у нас. И сами по себе резко обострившиеся в России проблемы криминала и коррупция стали приобретать выраженную национальную окраску. Все это стало одним из главных факторов усиления межнациональных конфликтов – погрома кавказцев на рынках и т. д («Московский комсомолец», 09.11.2004).

Нация воображается ограниченной, потому что даже самая крупная из них, насчитывающая, скажем, миллиард живущих людей, имеет конечные, хотя и подвижные границы, за пределами которых находятся другие нации. Ни одна нация не воображает себя соразмерной со всем человечеством. Даже наиболее мессиански настроенные националисты не грезят о том дне, когда все члены рода человеческого вольются в их нацию. ‹…›

Она воображается суверенной, ибо данное понятие родилось в эпоху, когда Просвещение и Революция разрушали легитимность установленного Богом иерархического династического государства. Достигая зрелости на том этапе человеческой истории, когда даже самые ярые приверженцы какой-либо универсальной религии неизбежно сталкивались с живым плюрализмом таких религий ‹…› нации мечтают быть свободными и, если под властью Бога, то сразу же. Залог и символ этой свободы – суверенное государство.

И наконец, она воображается как сообщество, поскольку независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения.

Эти смерти внезапно вплотную сталкивают нас с главной проблемой, которую ставит национализм, а именно: что заставляет эти сморщенные воображения недавней истории (охватывающей едва ли более двух столетий) порождать такие колоссальные жертвы? По моему мнению, для ответа на этот вопрос нужно прежде всего обратиться к культурным корням национализма.

‹…› Национализм обладает магическим свойством обращать случай в судьбу. И мы могли бы сказать вместе с Дебре: «Да, то, что я родился французом – совершенно случайно; но, в конце концов, Франция вечна».

Нам нельзя отгородиться от международного глобального общества. Глобализация все больше будет нарастать. И Россия должна не искать, как отгородиться от глобального общества, а должна искать, как быстрее и эффективнее, энергичнее, на твердой хорошей позиции интегрироваться в это глобальное общество (Радио «Свобода», 19.04.2005).

Я вовсе не утверждаю (нет необходимости об этом и говорить), будто появление национализма к концу XVIII в. было «произведено» эрозией религиозных убеждений. ‹…› Не имею я в виду и того, что национализм каким-либо образом исторически «сменяет» религию. Я всего лишь предполагаю, что для понимания национализма следует связывать его не с принимаемыми на уровне самосознания политическими идеологиями, а с широкими культурными системами, которые ему предшествовали и из которых – а вместе с тем и в противовес которым – он появился.

Г. НОДИЯ. ДЕМОКРАТИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ[99]

Нодия Гия – директор Кавказского института исследований войны, мира и демократии. Эссе «Демократия и национализм» опубликовано в Journal of Democracy; известный философ Ф. Фуку яма оценил его как «всобъемлющее и полное тонких нюансов исследование».

«Падение коммунизма в Восточной Европе и на территории бывшего Советского Союза немедленно повлекло за собой как огромные достижения в области либерализации и демократии, так и возрождение национализма. На взгляд многих исследователей, здесь таится противоречие, поскольку они рассматривают национализм как явление принципиально антидемократическое. Я же полагаю, что это поверхностный взгляд, который мешает понять реально происходящее в посткоммунистических странах, а также и в других частях света. ‹…› Но что, если национализм и демократия – это не две разные философии? Что если национализм является компонентом более сложного явления, которое со всеми его составляющими как раз и именуется „либеральной демократией“? Поднимая эти вопросы, я имею в виду, что идея национализма невозможна – даже теоретически – без идеи демократии, и что демократия никогда не существовала без национализма. Эти два компонента соединены причудливым браком, не могут жить друг без друга, хотя и сосуществуют в состоянии постоянного напряжения. ‹…›

Основой основ демократии является принцип народной власти, который предполагает, что правительство может быть легитимировано только через волю тех, кем оно правит. Этот принцип можно отличать от тех демократических процедур, которые разработаны как средство определения того, чего же на самом деле хочет народ. Основной из этих процедур, безусловно, являются выборы. Другой набор процедур помогает защитить демократию, ограничивая власть избранных правителей через разделение властей, ограничение перевыборов, специальных требований к внесениям поправок в конституцию и т. д.

Любая попытка разыграть национальную карту, любые проявления антисемитизма должны рассматриваться как стремление угробить Россию. Мы, парламент, должны еще раз подтвердить, что Россия является многонациональной страной, где национализм, в любой его форме, должен не только решительно осуждаться, но и пресекаться, как этого требует закон (Интерфакс, 24.03.2005).