Эффект присутствия - Михаил Юрьевич Макаров

— Согласен. Профилактика не помешает.

— Ну и ладненько, действуем каждый по своему направлению. Пошли, Сань, к столу, а то хозяйки мои обидятся.

Пообещав без пяти минут тестю разрулить ситуацию самостоятельно, Саша не сомневался, что ему это удастся.

«Убийц колол до задницы, а шпану не расколю?!» — задавался он одним и тем же вопросом.

Однако шпана пока не думала давать расклады по поводу афер, чинимых ею в супермаркете. Охранник Камыш избрал простую, но эффективную тактику, включив кнопку «дурак». Изложив свою версию происшедшего, он не отходил от нее ни на миллиметр. Кораблёв, облачившийся для солидности в форму, использовал все доступные в данной ситуации способы. Сначала он разговаривал с подчеркнутой приязнью, предлагал охраннику рассказать без записи, как все было на самом деле, обещая оставить его проделки без наказания, при условии, конечно, если он не вздумает повторять их впредь. Камыш в ответ пожимал узкими плечами и говорил, что не понимает, чего от него хотят. Затем и.о. зампрокурора принялся задавать каверзные вопросы, пытаясь поймать опрашиваемого гражданина на логических неувязках. Эта затея окончилась ничем, потому как мудреные вопросы до сознания одноклеточного Камыша не доходили. После этого Саша, сменив тон с дружелюбного на зловещий, стал сулить парню большие неприятности, если тот наконец не образумится и не пойдет на сотрудничество с органами прокуратуры. Камыш пыхтел, сопел, морщил низкий лоб, плаксиво нудел: «Сажайте, ваша власть, только скажите за что, я ведь ничего такого не делал». В конце концов отличавшийся в конфликтных ситуациях импульсивностью Кораблёв сорвался и натолкал охраннику херов, обозвал «уродом» и «недомерком». Открытый наезд, прибегать к которому совсем не стоило, положительных результатов также не дал. Камыш вжал голову в плечи, забился в угол, очевидно, опасаясь, что следующей стадией «допроса» будет применение физической силы, и хныкал: «Не имеешь права обзываться, сам урод».

В итоге, потратив полтора часа бесценного времени, Саша вынужден был отметить охраннику повестку и отпустить его на все четыре стороны. Кавалерийский наскок не удался, паренек оказался упертым, а иных действенных методов в арсенале Кораблёва, кроме использованных, не имелось.

Проводя аналогию с раскрытием убийства, умный Саша, естественно, понимал, что возможностей у него сейчас несравненно меньше. Работай он по настоящему преступлению, в совершении которого подозревался Камыш, он бы выписал протокол задержания в порядке статьи 122 УПК РСФСР на семьдесят два часа, и передал бы жулика операм. Те, в свою очередь, препроводили бы задержанного в камеру ИВС, в которой тот уразумел бы, что шутки и пустые угрозы кончились. Кроме следователя в раскрытии преступления активно участвовали бы оперативники. А они умеют доходчиво объяснить злодею все преимущества чистосердечного признания в содеянном. Если бы он продолжал тупить, опера пообещали бы загнать его в петушиную хату[140], а при отсутствии риска спалиться, слегка побуцкали бы его. Да и в хате изолятора временного содержания при грамотно ведущейся разработке подозреваемого ожидал бы агент, который начал бы раскачивать его по низу, убеждая признаться при помощи собственных доводов. Так, двойной, а то и тройной тягой добивались желаемого.

В ситуации с Олей Кораблёв мог рассчитывать только на собственные силы и возможности. Для него вопрос изобличения мерзавцев, подставивших его невесту, принял характер сверхценной идеи, тесня служебные проблемы.

Получив в прошлый четверг у менеджера «Грошика» список персонала, работавшего в день провокации, Саша без промедлений заполнил бланки требований по форме сто двенадцать и, организовав через милицию оказию, в тот же день загнал запросы в информационный центр областного УВД. Обычно процедура получения сведений о судимостях занимала около недели. Столько ждать он не мог, и поэтому после праздников позвонил работавшей в ИЦ знакомой инспектрисе. Осыпав девушку комплиментами, Кораблёв упросил её срочно пробить нужных фигурантов по базе, а сведения на них продиктовать по телефону. Оказалось, что пятеро работников супермаркета, в том числе, охранник Камыш А. Л., числились не привлекавшимися к уголовной ответственности.

А вот некий Шустров Константин Адольфович, тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения, уроженец деревни Погорелки Савинского района Ивановской области, работавший в должности грузчика, оказался судимым Острожским народным судом аж трижды. Причем, все три раза он привлекался за кражи по статье сто сорок четвертой УК РСФСР. Первый раз угорел по первой части, последующие два — по второй. При первой судимости отделался годом исправительных работ, зато в следующие разы граждане судьи нарезали ему как рецидивисту три и четыре года лишения свободы соответственно. По последней ходке Шустров освободился в апреле прошлого года условно-досрочно, оставив хозяину десять месяцев недосиженных.

Теперь предстояло выяснить специализацию крадуна. Вторая часть сто сорок четвертой статьи старого уголовного кодекса имела несколько квалифицирующих признаков, Саша помнил их наизусть — кража, совершенная повторно, по предварительному сговору группой лиц, с проникновением в жилище, помещение или иное хранилище, а равно с причинением значительного ущерба потерпевшему. Интуиция подсказывала Кораблёву, что Шустров — спец по карманной тяге, однако, боясь сглазить удачу, Саша запретил себе даже думать раньше времени об этом, не то что произносить вслух.

Проворно напечатав запрос на приговоры Шустрова, Кораблёв лично отвез их в канцелярию суда, попросив архивариуса Анну Ивановну побыстрее поднять нужные дела, обосновав свои доводы чрезвычайной важностью вопроса и шоколадкой «Миньон».

Когда Саша вернулся в прокуратуру, в тупичке у своего кабинета он застал худого сутулого гражданина в старомодном длинном пальто с цигейковым воротником. Гражданин стоял лицом к стене и указательным пальцем ковырял выбоину в штукатурке, отчего сухая белесая струйка известки, смешанной с песком, с тихим шелестом падала на пол.

— Мужчина, вы зачем разрушаете здание? — грозно спросил Кораблёв, вынимая из кармана ключи на брелоке.

Гражданин вздрогнул, повернулся к Саше и с сокрушающей логикой ребенка торопливо сказал:

— Это не я. Так уже было, правда.

Испуг, плеснувший через края его глаз, увеличенных толстыми линзами очков, также был какой-то детский.

«Больной, что ли?» — насторожился Кораблёв, проворачивая против часовой стрелки ключ в личинке замка.

Периферическим зрением он контролировал телодвижения гражданина в очках. С минуту тот продолжал стоять с виноватым видом, затем, очевидно, вспомнив важное, сунул руку за пазуху и стал там активно копошиться. Саша открыл дверь и шагнул за порог, увеличивая расстояние до чудака. Спустя секунду выяснилось, что опасения беспочвенны, мужчина вытащил из внутреннего кармана пальто сложенную вдвое бумажку, оказавшуюся повесткой, заполненной Сашиным каллиграфическим почерком.

— Вот, — сказал гражданин, протягивая важный документ.

Мельком взглянув на повестку, Кораблёв понял, что