Английские эротические новеллы - Алекс Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наваждение! — Монашка перекрестила зеркальце, и ее охватило невероятное помутнение, — не по уставу зеркало держать! Напасть, к счастью, миновала. Она снова посмотрела на отражение, теперь уже на нее смотрело родное знакомое лицо. — Монахиня убрала зеркальце в шкаф. Сердце ее отчаянно билось: ночное приключение не останется без последствий.
«Меня замуруют живьем в девичьей башне, или высекут! — От воспоминания о монастырском наказании у грешницы подкосились ноги. — Пост на хлебе и воде я переживу, но розги…» Однако у нее хватило благоразумия одеться, позвать монашек и заняться бесчувственной матушкой настоятельницей…
Собравшиеся на шум монашки перенесли матушку Изольду в ее келью. Но она никак не могла очнуться: ей грезился пережитый в келье ужас…
— Deus benedicis Mater Superior![206] — С ней осталась сидеть Катрина[207]. Глядя на бесчувственную матушку, она украдкой смахивала слезу. «Что же будет с монастырем, если матушка погибнет?» — Катрина шептала молитвы и надеялась на чудо. И тут ей в голову пришла мысль: «Священная реликвия!». Я столько перетерпела из-за нее, чуть не отдала под плетьми Богу душу. Она поможет!
Сбегать в церковь и принести реликвию не заняло много времени. Катрина вложила ларец в холодные руки матушки, и свершилось настоящее чудо.
«Я лежу, а в монастыре творятся страшные грехи! — Настоятельница очнулась и закричала, так же отчаянно, как и прошлой ночью, но на этот раз она уже не теряла сознания.»
— Ой, Катрина, похоже, я ударилась головой! — Наваждение кошмара преследовало несчастную Изольду. — В наших кельях каменные полы!
Окна кельи, в которой лежала настоятельница, были украшены замечательным витражами, превращавшими сияние утреннего солнца, в разноцветные блики.
«Как болит голова! — она стала смотреть вокруг, словно ища кого-то недоброго, но так никого и не нашла. — ужас!» В келье сидела Катрина. Остальные монашки пошли на утреннюю молитву.
— С Селиной придется разобраться! А ее келью освятить! — Успокаивая молитвами чувство опасности, которое еще тлело в душе, матушка Изольда поцеловала реликвию, и с трудом поднялась на ноги.
— Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium[208]. Надо было выяснить, что же произошло прошлой ночью, и что это был за ужас, от которого она, совершенно не склонная к обморокам женщина, неожиданно потерял сознание.
— Матушка, с вами все в порядке? — Катрина преклонила колени.
— Твоими молитвами, дочь моя! Отнеси реликвию в церковь! — Приказала она. — Мне надо побыть одной! И подумать!
«Неужели я, и мои монашки так согрешили, что в монастырь прорвалась нечистая сила? — вроде недавно весь монастырь освятили? — Матушка привычно дала девушке благословение. — Да как это стало возможным, чтобы в моем монастыре, всегда полном мира и спокойного духа, внезапно появилось нечто страшное и потустороннее. — Конечно, я приняла под свои стены раскаявшуюся ведьму, да и сама не всегда вела праведный образ жизни, но это не великий грех!»
— Quicumque vult salvus esse, ante omnia opus est, ut teneat catholicam fidem![209] На это раз молитва не помогла, как бы она не напрягалась, и как ни старалась, ей все же никак не удавалось ничего придумать. «Ну, грешную монашку я высеку, а дальше? Узнает начальство, и обитель разорят, реликвию отберут, монашек разгонят! И так наш король католиков не жалует!»
От молитвы головная боль отступила. Стоя на коленях посреди пустой кельи, матушка Изольда лихорадочно соображала, пытаясь, что бы смогло внятно объяснить недавно пережитое событие и как спасти обитель от повторных визитов нечистой силы.
— Quam nisi quisque integram inviolatamque servaverit, absque dubio in aeternam peribit.[210] Наконец, молитва принесла успокоение и мир в душу матушки…
«Пожалуй, стоит осмотреть келью Селины и поискать улики!» — На этот раз коридор не казался матушке темным и страшным. И запаха серы в келье не было.
— Начнем с того, что всех посажу на строгий пост! Разберусь обо всем вечером! — Матушка Изольда внимательнее осмотрела келью, она увидела в вазе увядшие осенние цветы, и это показалось немного странным. — Обычно осенние цветы стоят долго! Ну, монашки… Могли бы и свежие цветы поставить!
Казалось, цветы умерли очень давно.
— Наваждение! И дело не в цветах! Интересно, что же это было? А я не склонная к обморокам женщина! Жаль, что я не успела рассмотреть! Может, это просто мужчина, а мне пригрезилось? Тоже грех, но вполне простительный! Сама грешна! Всем монастырем будем читать покаянные молитвы! Нет, мужики серой и мертвечиной не пахнут!
— Так вот оно что!
На полу кельи грешной монахини лежала Веревка святого Антония[211]… Но и у меня есть такая же веревка… Не может быть, чтобы эта шалость впускала нечистую силу! Пожалуй, стоит принять несколько капель микстуры грешника Авраама!»
Аптекарь Авраам, которого не раз и не два спасала матушка от слишком ретивых прихожан-христиан, сам придумал рецепт, настояв на перегнанном вине вытяжку из кожи змеи, порошок из сушеных шотландских грибов, о которых издавна ходили легенды об их невероятных и целебных свойствах, и еще несколько экзотических компонентов…
«С монашками я еще разберусь!» — Не желая задерживаться в келье, Изольда поспешно покинула ее, творя молитвы, чтобы хоть как-то успокоиться.
Fides autem catholica haec est: ut unum Deum in Trinitate, et Trinitatem in unitate veneremur.[212]
На этот раз молитвы не приносили облегчения душе, она вышла в коридор и, шагая в направлении монастырской церкви, с недоверием смотрела на бледные лица монашек, что молились там, как ни в чем ни бывало. Только у Селины голос дрожал.
Утренний ветер разогнал облака и над монастырем ласково светило солнце.
«Всех грешниц высеку! Помолиться лишний раз в грозу им лень! Все погрязли в грехах!» — Молитвы никак не шли монашке в голову. С трудом она отстояла утреннюю службу и, раздав указания монахиням, пошла к себе в келью. И пусть приготовят побольше розог! Перед обедней будем выгонять нечистого из Селины. А пока ее в подвал! На хлеб и воду! И пусть молится о своей грешной душе!
Переступив порог своей кельи, она почувствовала приятный аромат свежих цветов. Катрина знала, что матушка любит цветы, и сменила увядшие на свежие.
«Похоже, Катрина с цветами постаралась! Хорошая девушка! Когда придет мой смертный час — оставлю монастырь на Катрину! Глотну-ка я капельку за свое и ее здоровье!»
Матушка подошла к шкафчику, извлекла оттуда микстуру, и сделала добрый глоток. По жилам потекло приятное тепло, а оттаявшая душа вернула еще одно воспоминание: черные перепончатые крылья.