Убийца Шута - Робин Хобб

Би нашла свои книги и ночные рубашки.

— Свечи в моем кабинете, я сохранил их, — напомнил я.

Она нашла и собрала несколько небольших статуэток. Она молчала, но по сжатым губам я видел, что многих важных для нее вещей здесь нет.

— Прости меня, — сказал я, когда она отвернулась от сундучка, прижимая к себе свои сокровища. — Я бы сказал тебе. Если бы я мог вернуть твои любимые вещи, я бы сделал это.

Она повернулась, и на короткое мгновение наши взгляды встретились. В ее глазах тлели боль и гнев. Внезапно она сложила охапку своих вещей на кровать.

— Я хочу поясной нож мамы, — объявила она.

Я посмотрел вниз, в сундучок. Маленький нож всегда висел на этом поясе. Когда-то его костяную ручку Молли или, возможно, Баррич, завернули в полоску кожи, чтобы он не скользил в руках. У него были голубые ножны, под цвет ремня.

— Пояс еще долго будет тебе большим, — сказал я.

Это было замечание, а не возражение. Я никогда не думал отдать его кому-то, кроме Би.

— Сейчас мне нужен только нож и ножны, — сказала она. Я снова встретил ее скользящий взгляд. — Чтобы защищать себя.

Я глубоко вздохнул и достал пояс Молли. Мне пришлось снять несколько мешочков, прежде чем я смог освободить нож. Я протянул его Би, ручкой вперед, но, когда она потянулась за ним, я отвел руку в сторону.

— Защищать себя от чего? — требовательно спросил я.

— От убийц, — тихо произнесла она. — И людей, которые меня ненавидят.

Эти слова камнями обрушились на меня.

— Никто не ненавидит тебя! — воскликнул я.

— Неправда. Те дети, которых ты решил пригласить на мои уроки. По крайней мере, трое из них ненавидят меня. Может и больше.

Я сел на край кровати, не выпуская ножа из руки.

— Би, — воззвал я к ее разуму. — Они едва знают тебя, как они могут тебя ненавидеть? И даже если ты не нравишься им, сомневаюсь, что они осмелятся…

— Они бросали в меня камни. И гонялись за мной. Он хлопнул меня так сильно, что кровь изо рта пошла.

Страшная холодная злость вскипела во мне.

— Кто это сделал? Когда?

Она отвернулась от меня. Она смотрела в угол комнаты. Наверное, боролась со слезами. Потом тихо заговорила.

— Это было очень давно. И я не хотела говорить. Ты сделал бы только хуже.

— Это вряд ли, — резко сказал я. — Скажи мне, кто гонялся за тобой, кто осмелился кидать в тебя камни, и они уйдут из Ивового леса этим же вечером. Вместе с родителями.

Ее голубой взгляд скользнул мимо меня, как ласточка скользит мимо обрыва.

— Ох, и это заставит других слуг полюбить меня, да? Хорошая жизнь у меня будет, когда дети станут меня бояться, а их родители — ненавидеть.

Она была права. И эта правда причиняла мне боль. Мою маленькую девочку гоняли и били, а я даже не знал. А узнав, не смог придумать, как защитить ее. Она была права, все, что я мог — это сделать еще хуже.

Я обнаружил, что вручаю ей ножны. Она взяла их, и мгновение мне казалось, что она огорчена моей уступкой. Поняла ли она, что это — признание моего бессилия защитить ее в некоторых случаях? Пока Би вынимала короткий нож из ножен, я думал, что бы сделала Молли? Это был простой нож, уже не очень острый. Молли использовал его для всего: резала жесткие стебли цветов, вырезала червоточину из моркови и вытаскивала занозу из моего большого пальца. Я посмотрел на руку, вспоминая, как она крепко сжала ее и беспощадно тащила обломанную щепку кедра.

Би перехватила нож, держа его так, будто собиралась ударить сверху вниз. Несколько раз, стиснув зубы, она взмахнула им.

— Не так, — услышал я свой голос.

Нагнув голову, она сердито посмотрела на меня. Я хотел было взять у нее нож, но потом понял, что она не отдаст. Я снял с ремня свой нож. Он был похож на нож Молли, короткий крепкий клинок, предназначенный для десятка дел, которые появляются в течение дня. Я свободно держал его на ладони, его ручка слегка покачивалась. Я сбалансировал его.

— Попробуй так.

Она неохотно ослабила хватку, сбалансировала нож на ладони, а затем снова крепко его сжала. Она ткнула им в воздух и покачала головой.

— Мне удобнее по-другому.

— Возможно. Если у тебя появится любезный враг, который будет стоять на месте и ждать, пока ты ударишь его. Но тебе еще придется подобраться к нему. Если я возьму нож вот так, это удержит кого-то на расстоянии. Или я могу протянуть руку и ударить его прежде, чем он сможет подобраться ко мне. Или я захочу его поранить.

Я показал ей этот прием.

— Пока ты держишь клинок так, ты не сможешь хорошо ударить. И не сможешь удержать больше одного врага.

По ее напрягшимся плечам я видел, как сильно ей хотелось оказаться правой. Ее раздражала необходимость признать свою ошибку. Тихо и угрюмо, она все-таки уступила.

— Покажи мне.

И еще неохотнее:

— Пожалуйста.

— Ну что ж.

Я отошел от нее и встал в позицию.

— Все начинается с твоих ног. Ты должна найти равновесие, такую точку, с которой можешь качнуться в сторону или сделать внезапный шаг вперед или назад, не теряя устойчивости. Согни немного колени. Видишь, как я двигаюсь из стороны в сторону?

Она встала напротив и повторила за мной. Моя маленькая девочка была гибкой и стройной, как змейка.

Я убрал нож и вооружился ножнами.

— Итак, наша первая игра. Стоим на месте. Ни шага вперед или назад. Я буду пробовать коснуться тебя ножнами. Ты же должна двигаться из стороны в сторону и не позволить себя задеть.

Она посмотрела на обнаженное лезвие в своей руке, потом на меня.

— Пока убери его. Начни уклоняться от моего клинка.

И так мы с дочерью начали танцевать, покачиваясь друг против друга. Сначала я легко касался ее, постукивая то по плечу, то по груди, то по животу, то снова по плечу.

— Не смотри на нож, — предложил я. — Следи за мной. Когда нож движется в твою сторону, уже слишком поздно. Следи за моим телом и старайся угадать, куда я направляю клинок.

Я не был груб с ней так, как Чейд со мной. Удары Чейда оставляли мелкие синяки, и он хохотал каждый раз, когда ему удавалось меня зацепить. Но я — не Чейд, а она — не я. Ударь ее или посмейся — и она больше не станет стараться. Я вспомнил, как Чейд злил меня, я начинал ошибаться и быстро сдавался. Я не собираюсь делать свою дочь убийцей, напомнил я себе. Я просто хочу научить ее ускользать от ножа.

Она схватывала все на лету, и вскоре сумела достать меня своими ножнами. Когда это произошло в первый раз, она остановилась и выпрямилась.

— Если ты не хочешь учить меня, так и скажи, — произнесла она холодно. — Но не делай вид, что я научилась чему-то.

— Я просто не хочу, чтобы ты огорчалась, — извинился я за свою хитрость.

— А я просто не хочу думать, что умею, а на самом деле не умею. Если кто-то решит убить меня, мне нужно успеть убить его первой.

Я стоял и старался не выразить улыбку лицом и взглядом. Ей бы это не понравилось.

— Что ж, отлично, — сказал я и больше не поддавался.

Это значит, что больше она меня не задела, и что спина моя разболелась, и я вспотел прежде, чем она признала, что на первый день занятий достаточно. Ее короткие волосы взмокли и торчали во все стороны, когда она села на пол, чтобы вдеть нож в ножны. Когда она встала, на ее детском поясе висел нож. Я разглядывал ее. Она не подняла глаз. Внезапно она показалась мне заброшенным котенком. Молли никогда бы не позволила ей бегать в таком растрепанном виде.

Доставая из сундука щетку, оправленную в серебро, и роговой гребень Молли, я чувствовал, будто вырываю кусок из своего сердца. Я положил их рядом с другими сокровищами дочери. Мне пришлось откашляться, прежде чем я заговорил:

— Возьми их в свою новую комнату. Мне бы хотелось, чтобы ты пользовалась щеткой своей мамы. Твои волосы все еще слишком короткие, чтобы убирать их назад. Но ты можешь носить щетку в кармане одной из новых туник.

Ее пушистая головка кивнула.

— Мы ведь продолжим наши тайные уроки с ножом, правда?

— Мне хочется, чтобы все мои уроки были тайными, — угрюмо пробормотала она.

— Давай обсудим это?

— Ты все решаешь сам, не спрашивая меня, — пожаловалась она.

Я сложил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз.

— Я твой отец, — напомнил я ей. — Я не спрашиваю твоего разрешения, чтобы сделать то, что считаю правильным.

— Речь не об этом! Я о том, что ничего не знаю, пока что-то не произойдет. Про эти… — пролепетала она. Потом она посмотрела на меня и, с трудом удерживая мой взгляд, искренне сказала: — Они будут пытаться сделать мне больно.

— Уверен, твой учитель поддержит порядок среди учеников.

Она покачала головой и зашипела, как загнанная в угол кошка.

— Они не могут бить меня, делать мне больно. А девочки могут…

Ее сжатые кулаки вдруг широко раскрылись, будто она выпустила когти. Она схватилась скрюченными пальцами за свою маленькую головку и крепко зажмурилась.