Генерал Доватор - Павел Федоров

К вечеру фашисты перегруппировались, получили свежее подкрепление и бросили на позиции панфиловцев тридцать танков. Истекая кровью, красноармейцы дрались, как богатыри, и не отступили ни на шаг. Большинство из них погибло, но они остались победителями!

В глубоком душевном расстройстве Доватор, подозвав Карпенкова, отдал распоряжение снимать дивизии и выводить на новые оборонительные рубежи.

— А кто нас будет подменять, товарищ генерал? — нерешительно спросил Карпенков.

— Пока, очевидно, пехота, — с горечью ответил Доватор.

Поздно ночью Волоколамскую магистраль пересекали кавалерийские полки генерала Атланова. Слева в четыре колонны вытягивалась дивизия Медникова. Доватор и Атланов пропускали конницу на развилке дорог.

— Почему, Лев Михайлович, отходим? — настойчиво спрашивал Атланов, наблюдая, как по Волоколамскому шоссе к Москве беспрерывно двигалось огромное количество танков.

— Мы не отходим, а занимаем новый рубеж. Получена новая задача, — сухо отвечал Доватор. Ему хотелось сообщить о Панфилове, но, видя горячую взволнованность комдива, он умолчал.

— Новая задача — это другое, — упорствовал комдив, — но мой участок заняла пехота, растянув цепи жиденьким кордоном. Ей же не выдержать атак, она вымоталась за эти дни.

— Неужели тебе не ясно? — сказал Доватор. — Завтра противник бросит все силы, чтобы захватить водохранилище. Это диктует обстановка. Неудача врага на правом фланге заставляет его больше туда не лезть. Ему известно о сосредоточении в районе «Московского моря» наших частей. Внезапный удар нашего правого фланга провалил все его расчеты. А сегодня генерал Гоот бросился в центр и, потеряв больше ста танков, тоже ничего не добился. Поэтому вся выгодность захвата Истринского водохранилища налицо. Наш ослабленный левый фланг, как это предполагает противник, центральная магистраль — самое близкое расстояние до Москвы. А Москва — их главная не только военная, но и политическая задача. Кроме того, генерал Гоот знает, что наши танковые соединения и мы, конница, прикрываем центр армии и ее правый фланг. Сейчас он стучит зубами, чтобы скорей навалиться всеми силами на левый фланг, разбить его и заставить откатиться за Истру.

Немного помолчав, Доватор добавил.

— Вот почему мы передвигаемся на новые рубежи. Как видишь, наше командование тоже не дремлет. Чуешь, как закручено?

— Закручено умно — Атланов, скомкав в руке перчатку, взмахнул ею и продолжал — Выходит, он и там встретит неожиданный сюрприз?

— Еще какой!

В направлении деревни Сычи снова рявкнули пушки, вслед за ними по лесу рассыпалась надсадная пулеметная дробь. Ряды двигающейся конницы ломко всколыхнулись. Всадники, покачиваясь в седлах, тревожно вглядывались в темноту.

Последним двигался полк Осипова. Антон Петрович, обгоняя на галопе колонну, подскакал к комдиву и, увидев Доватора, резко осадил Легенду. Взяв под козырек, он взволнованно попросил разрешения обратиться к командиру дивизии.

— У меня, товарищ генерал, чрезвычайное происшествие. Противник отрезал полковую батарею.

— Как это могло случиться?

Атланов глубоко затянулся папиросой, резко отмахнул перчаткой от лица дым. Сообщение командира полка его покоробило. Нахмурился и Доватор.

— Коней побило. Послал запасных, не дошли. Немцы, почувствовав смену частей, начали бить из орудий и бросили в атаку танки. Пехота отошла в лес, а немцы захватили просеку. Пушки стояли еще на позициях. Ну и остались...

— Сумели пушки бросить, теперь выручайте. Как вы это сделаете, я не знаю, — выслушав сообщение Осипова, сказал комдив.

Ему представился изуродованный снарядами лес, расщепленные деревья, трупы коней и людей — героические батарейцы, на которых он только сегодня подписал наградные листы.

— Разрешите мне завернуть эскадрон. Я попытаюсь пробиться, — сдерживая танцующую Легенду, проговорил Осипов.

— Этого нельзя разрешить, — вмешался Доватор. — Бессмысленная затея. Одним эскадроном ничего не сделаете.

— Но нельзя же оставить...

Осипов устало согнул плечи и опустил голову. Он и сам отлично понимал, что не только одним эскадроном, но целым полком трудно будет выручать попавших в беду людей.

Доватор медленно прошел к шоссе, где скопившаяся конница пропускала танковую колонну. Постоял там минут пять, потом повернулся и послал Шаповаленко за разведчиками. Вскоре на конях подъехали Кушнарев и Торба.

— Прогуляться не желаете, друзья-разведчики? — спросил Доватор, пытаясь замаскировать свою тревогу шуткой. — Дело одно есть.

— Я вас слушаю, товарищ генерал!

Кушнарев с четкостью кадровика бросил ладонь к кубанке. По выражению лица генерала и по его тону он понял, что «прогулка» будет нелегкая.

— В Шишковском лесу остались раненые бойцы и командиры. Надо их доставить сюда. С ними находятся три пушки, их надо тоже выручить. Но там нет упряжек. Придется вести коней с хомутами. А самое главное, как обмануть заставы противника?

— Значит, они за линией фронта? — спросил Кушнарев.

— Да. Они находятся там, где вы на-днях захватили немецкого капитана. В том же лесу. Поведет вас офицер связи, старший лейтенант Поворотиев. Вот такая предстоит вам прогулочка. Вы, наверное, думаете — мудреную задачу ставит генерал, да?

— Думаю, товарищ генерал...

— Это очень хорошо, что вы так думаете... Попытка опасная, что и говорить. Но помните, что там остались наши советские мужественные люди — артиллеристы. Они сегодня сражение выиграли, понимаете? Раненые, кровь пролили — и остались без помощи.

— Понимаю, товарищ генерал. Разрешите выполнять?

— Нет, подождите. Хорошо подумайте, старший лейтенант, хорошо! Отвоевать у гитлеровцев своих товарищей — высокая честь.

Слушая генерала, Кушнарев чувствовал, как им начинает овладевать глубокое чувство внутреннего удовлетворения. Его увлекали не слова генерала, а то чувство, с которым Доватор их говорил. Это было высокое сознание ответственности. Оно невольно передавалось Кушнареву, и он готов был сейчас выполнить любую задачу, как бы трудна она ни была.

— Мне кажется, — продолжал Доватор, — нахрапом взять нельзя. Топот полутора дюжин коней демаскирует вас.

— Разрешите мне сказать, товарищ генерал!

Торба качнулся в седле всем корпусом к голове коня.

— Говори, товарищ Торба, говори. Надо вместе обдумать.

— У меня такой план. Надо сначала пешком пробраться, разведать все, а там видно, как и что можно сработать.

— Правильный план. Как вы находите, старший лейтенант?

Доватор оживился и, подойдя к Кушнареву вплотную, погладил ладонью его коня.

— Я думаю, правильно. Малой группой в два человека можно пройти где угодно.

—Да, да, сейчас сплошной обороны нет, — подтвердил Доватор. — Если нельзя будет взять пушки, их надо повредить и оставить. Вот и все. Немного поговорили, и план приличный составили. Желаю успешно его выполнить. Я думаю, можно надеяться, товарищ Кушнарев?

— Да, можно, — немного подумав, твердо ответил Кушнарев

Влажная от болотных испарений ночь стлала по лесу плотные полосы тумана. Луценко, держа в руке автомат, ходил от дерева к дереву и, прислушиваясь, жевал недоваренный кусок мяса. Около потухшего костра под плащ-палаткой тихо стонал Чепцов. Тут же вповалку лежали остальные бойцы. Дойдя до отдельно стоявшей кудрявой елки, Луценко останавливался и смотрел на недвижимо торчавшие из-под веток ноги в валенках. По ту сторону дерева, скрежеща лопатой о мерзлую землю, Новиков копал могилу. Постояв над убитым, Луценко подошел к товарищу и, остановившись над черной ямой, лаконично спросил:

— Поддается?

— Идет понемногу.

Новиков, ссутулясь, нажимал на лопату и неторопливо выкидывал комья мерзлой земли. Земля, казалось, пахла огуречной кожурой и прелым коровьим навозом.

— Сколько у нас осталось снарядов?

— В десятый раз отвечаю — тридцать!

Новиков раздраженно отбросил землю далеко в сторону. Разогнувшись, он потуже подтянул на полушубке ремень.

— Поганая цифра, — швыряя в кусты обглоданную кость, сказал Луценко и, помолчав, добавил: — У тебя дети есть?

— Трое.

— И у меня трое. Поровну, значит. Если нас обоих убьют, как раз шестеро сирот останется.

— Пошел ты к чорту! Меня не убьют.

— Да и меня тоже. Это ж я шутя. Я хочу еще троих нажить. Война кончится, думаю организовать кузнечную бригаду из Луценков. Нас четыре брата, и все ковали. Деды ковали были, и сыны ковалями будут. Вот оно якое дело! Возьми-ка автомат, покарауль, а я трошки покопаю... К утру, может, що для себя сгодится... Надо местечко покраше подобрать...

— Не беспокойся, для твоей милости я отдельно выкопаю. Тебя вместе нельзя класть: никому спокою не дашь.