Лионесс: Мэдук - Джек Вэнс

Король Тробиус ласково произнес: "Как может засвидетельствовать Фалаэль, моему терпению есть предел. Если ты не желаешь сидеть на столбе, расчесывая свою нежную шкуру обеими руками, отвечай на вопросы быстро и недвусмысленно, не прибегая к уловкам. Все ясно?"

Твиск встала в позу скорбной нимфы, взывающей к небесам: "Увы! За что мне такое наказание! Ведь я всего лишь говорю чистую правду!"

"Тебе придется придать своим разъяснениям менее обобщенный характер".

Твиск моргнула: "Простите меня, ваше величество, но я не уверена, что правильно понимаю ваши указания".

"Говори яснее!"

"Очень хорошо — но теперь я забыла, в чем заключался вопрос".

Тробиусу явно стоило большого труда сдерживаться: "Ты узнаёшь это лицо?"

"Конечно! Как я могу его забыть! Это был любезный и остроумный рыцарь, яркая личность — у него особенная, мечтательнопричудливая манера рассуждать о высоких материях. Вскоре после того, как я с ним встретилась, меня приковали к позорному столбу Айдильры — и приятное воспоминание вытеснилось неприятным".

"Очень хорошо. Мы выяснили последовательность событий. А теперь неплохо было бы узнать, как звали этого любезного и остроумного рыцаря".

"Не могу сказать", — с сожалением ответила Твиск.

Подняв брови, король Тробиус смерил ее взглядом: "У тебя начинаются проблемы с памятью?"

"Ни в коем случае, ваше величество! Действительно, рыцарь этот представился, но мы играли, если можно так выразиться, в романтическую игру, в которой правда перемешана с вымыслом. Так нам хотелось, так мы и сделали. Я называла себя "леди Лисе из обители Белых Опалов", а он назвался сэром Пеллинором с далеких берегов Аквитании — и кто знает? Может быть, так оно и было".

"В высшей степени странно, — заметил Тробиус. — Трудно представить себе, какими побуждениями вы руководствовались".

Королева Боссума возразила: "Позвольте спросить ваше величество: неужели галантные кавалеры всегда церемонно представляются, называя имя и титул, когда обращаются к любовницам, независимо от возвышенного или поэтического характера свидания?"

"Приемлемое объяснение, — уступил король эльфов. — За неимением лучшего, теперь мы можем называть этого рыцаря "сэром Пеллинором"".

"А что еще рассказывал о себе сэр Пеллинор?" — взволнованно спросила Мэдук.

"Он говорил исключительно экстравагантные вещи! Заявлял, что посвятил себя идеалам рыцарства, будучи странствующим трубадуром. Спрашивал, известны ли мне какие-нибудь подлые преступники, нуждавшиеся в наказании, или прекрасные дамы, ожидавшие избавления. Я упомянула трехголового огра Струпа и перечислила несколько злодеяний Струпа, совершенных по отношению к отважным рыцарям, искавшим Грааль. Сэр Пеллинор был потрясен и огорчен моим рассказом; он поклялся отомстить Струпу. Кто знает, чем это кончилось? По-моему, сэр Пеллинор гораздо лучше умел обращаться с лютней, чем с мечом. Тем не менее, он был бесстрашен! В конце концов мы расстались, и я больше никогда не видела сэра Пеллинора".

"Куда он уехал? — спросила Мэдук. — Что с ним случилось после этого?"

"Понятия не имею, — пожала плечами Твиск. — Он мог отправиться на север, в Аваллон, или вернуться домой, в Аквитанию — но я подозреваю, что клятва побудила его навестить чертог Дольдиль, чтобы отомстить Струпу за тысячи преступлений. Если это так, он потерпел неудачу, потому что Струп жив и здравствует по сей день! Возможно, огр сварил из сэра Пеллинора суп — или бедный рыцарь все еще томится в клетке, развлекая Струпа за ужином балладами под аккомпанемент лютни".

Уголки губ Мэдук скорбно опустились: "Ты шутишь!"

"Ничего подобного! Сэр Пеллинор изящно играл на лютне, от его сладостных баллад у меня слезы наворачивались на глаза".

Мэдук с трудом сдерживала чувства: "Почему же ты не попыталась спасти сэра Пеллинора, если ты его так любила?"

Твиск капризно дернула головой, распушив лавандовые волосы: "Мое внимание отвлекли другие события, в частности, вся эта история у столба Айдильры. Я — фея, я живу от одного преходящего мгновения к другому, выжимая склемик[15] до капли из захватывающего приключения, именуемого жизнью! Так проходят часы и дни; иногда я даже не помню, какой из них наступил раньше или позже другого".

"Невзирая на твои недостатки и глупости, ты моя мать, — не слишком радостно сказала Мэдук. — Мне придется принять тебя такой, какая ты есть, с лавандовыми волосами и прочей мишурой".

"Иметь послушную дочь тоже неплохо, — ответила Твиск. — Рада, что ты обо мне хорошего мнения".

Глава 9

Король Тробиус устал и решил присесть. Одним мановением руки он сотворил у себя за спиной роскошный трон. Чертенята, державшие шлейф его мантии, бешено заторопились, расправляя мантию за спинкой трона, пока повелитель эльфов садился — по-видимому, последствия нерадивости в этом отношении могли оказаться для них печальными.

Тробиус устроился на троне — сооружении из черного дерева, скрепленном чугунными розетками, инкрустированными перламутром, с плюмажем из страусовых перьев над спинкой. Несколько секунд король сидел, неподвижно выпрямившись, пока чертенята, сбиваясь с ног, сталкиваясь и ругаясь, укладывали и расправляли его мантию на траве. Затем король откинулся на спинку трона и с облегчением вздохнул.

Королева Боссума решила вернуться в замок, чтобы переодеться в платье, подходившее к запланированному на вечер балу. Задержавшись у трона, она чуть наклонилась и что-то тихо сказала царственному супругу; тот кивнул, по-видимому согласившись с ее предложением. Королева Боссума направилась к замку, а король Тробиус вызвал трех должностных лиц: лорда-распорядителя Триоллета, главного поставщика королевского провианта Миппса и хранителя королевских закромов Часкервиля.

Три эльфа с готовностью явились в королевское присутствие и в почтительном молчании выслушали августейшие указания. "Сегодня знаменательный день! — провозгласил король Тробиус звучным и торжественным голосом. — Мы урезали амбиции тролля Манжона и свели к минимуму его предрасположенность к похабным выходкам. Отныне Манжон дважды подумает, прежде чем отважится на поругание нашего достоинства!"

"Нам есть чем гордиться!" — заявил Миппс.

"Поистине, день торжества!" — пылко поддержал его Триоллет.

"Согласен с моими коллегами во всех отношениях!" — заключил Часкервиль.

"Именно так, — продолжал король Тробиус. — По этому случаю мы устроим скромный, но превосходный пир из двадцати блюд; их подадут на террасе перед замком тридцати гостям при свете пятисот разноцветных мерцающих фонарей. Позаботьтесь о том, чтобы все было приготовлено без сучка и задоринки!"