Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Спицын Евгений Юрьевич

Как явствует из архивных документов, эти материалы за четыре дня до публикации обсуждались на заседании Бюро Президиума ЦК с участием Г.М. Маленкова, Л.П. Берии, Н.А. Булганина, Н.С. Хрущёва, К.Е. Ворошилова, А.И. Микояна, Л.М. Кагановича, М.Г. Первухина, М.З. Сабурова, председателя КПК М.Ф. Шкирятова, главного редактора «Правды» Д.Т. Шепилова и двух первых заместителей министра МГБ генералов С.И. Огольцова и С.А. Гоглидзе. И.В. Сталина на этом заседании Бюро не было, однако тем не менее все записные антисталинисты (Н.В. Петров, А.А. Фурсенко, Г.В. Костырченко[521]) уверяют, что, конечно, данное решение не могло быть принято без его согласия. Более того, ряд приверженцев данной версии (Р.Г. Пихоя, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий[522]) утверждают, что сам И.В. Сталин не только надиктовал весь текст сообщения ТАСС, но и отредактировал передовицу газеты «Правды», написанную Д.Т. Щепиловым. Однако это лишь предположение, и вполне возможно, что решение о публикации этих материалов как раз и было принято в пику самому И.В. Сталину, который мог и не желать публичности нового процесса, как и в случае с «Ленинградским делом».

Между тем, как считают многие историки, все эти события следует считать прологом нового террора в форме довоенных публичных процессов, поскольку, во-первых, И.В. Сталин впервые после войны, как и в 1937 г., не уехал в ежегодный отпуск на Кавказ, а остался в Москве и, во-вторых, в «Правде» была опубликована юбилейная статья, посвящённая программному докладу И.В. Сталина на февральско-мартовском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б) «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников». Но при этом целый ряд авторов (А.А. Фурсенко, Р.Г. Пихоя, А.В. Пыжиков, В.Г. Костырченко, А.И. Вдовин[523]) утверждают, что, вероятнее всего, И.В. Сталин готовил какой-то громкий политический процесс наподобие процессов 1936–1938 гг., жертвами которого вполне могли стать давние сталинские соратники, прежде всего В.М. Молотов, А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович и А.И. Микоян. Более того, как считает А.И. Вдовин, именно на них, имевших близкие родственные связи в «еврейской среде», используя жупел антисемитизма, можно было списать многие провалы во внутренней политике правящей «пятёрки». А другие авторы (Н.В. Петров, В.О. Хлевнюк[524]) полагают, что «никаких планов действительно массовых арестов» у И.В. Сталина не существовало и «скорее можно говорить о новой линии „рационализации“ террора в „ином, модифицированном виде, с целенаправленными ударами по определённым слоям и национальным группам“, о чём свидетельствует в том числе и „общее сокращение (почти в три раза) арестов“, проведённых МГБ СССР в 1952 г.»

При этом в зарубежной и отечественной историографии (В.П. Наумов, Д. Брент, Ф.Лясс[525]) уже довольно давно гуляет ходячая версия о том, что, дескать, «дело врачей» должно было стать некой отправной точкой начала массовой депортации советских евреев в восточные регионы страны. Якобы по личному указанию И.В. Сталина была создана целая комиссия по депортации евреев, которую возглавил секретарь ЦК М.А. Суслов, а заведующий Отделом философских и правовых наук профессор Д.А. Чесноков чуть ли уже не написал специальную брошюру с обоснованием депортации евреев, напечатанную миллионным тиражом, которую со дня на день должны были начать распространять по всей стране. Однако многие, даже хорошо известные либеральные историки (Г.В. Костырченко, О.В. Хлевнюк, Ж.А. Медведев[526]), не отрицая самой антисемитской сущности «дела врачей», ставят под серьёзное сомнение существование планов депортации евреев и говорят о том, что утверждения их «оппонентов» не подтверждаются никакими доступными архивными документами. Вместе с тем ряд современных авторов, в частности профессор Б.С. Клейн,[527] высказали версию, что И.В. Сталин якобы рассчитывал использовать новую «антисемитскую кампанию» как важное орудие давления на западных «партнёров», прежде всего США, где давно окопалась богатая и очень влиятельная группировка еврейских промышленников и банкиров, которая могла оказывать нужное давление на вашингтонскую администрацию.

Как считают тот же Б.С. Клейн и ряд его коллег, в частности А.И. Вдовин и Ж.А. Медведев,[528] судя по всему эта «операция» частично удалась, поскольку ещё при жизни И.В. Сталина «Дело врачей» «пошло на убыль само собой», а после 25 февраля 1953 г. в стране «была приглушена антисионистская и антиамериканская риторика». Во многом это объяснялось тем, что именно тогда новый президент США Дуайт Эйзенхауэр дал публичное согласие на личную встречу с советским лидером, который два месяца назад, 25 декабря 1952 г., в своём интервью газете «Нью-Йорк тайме» заявил о готовности Москвы к возобновлению сотрудничества с западными партнёрами и к встрече с новым хозяином «Белого дома». Это согласие американской стороны могло быть расценено в Кремле как некий поворот Вашингтона к более реалистичной политике в отношении стран социалистического лагеря, делающий излишним продолжение «политики устрашения» в отношении прозападной «еврейской диаспоры этих стран».

Между тем зимой 1952 г. произошли ещё два знаковых события. Во-первых, неожиданным образом окончательно развеялись тучи, сгустившиеся над Л.П. Берией, поскольку следственные органы стали массово фиксировать «обеляющие» показания на «лубянского маршала». Более того, в конце января 1953 г. решением Бюро Президиума ЦК он был назначен руководителем «тройки» по наблюдению за «специальными работами», в состав которой, помимо него самого, вошли Г.М. Маленков и Н.А. Булганин. А это означало, что отныне именно в его руках сосредоточилось руководство всем советским военно-промышленным комплексом, а не только атомным проектом. Во-вторых, с должности многолетнего секретаря Политбюро (Бюро Президиума и Президиума) ЦК, заведующего Особым сектором ЦК ВКП(б) и личной сталинской канцелярией был снят генерал-майор Александр Николаевич Поскрёбышев, занимавший эти посты с середины 1920-х гг. Как позднее, в июле 1954 г., утверждал сам А.Н. Поскрёбышев в своём письме в Президиум ЦК, одной из вероятных причин его неожиданной опалы стали показания арестованного генерала Н.С. Власика, но так ли это было на самом деле, сейчас трудно установить.

Также не совсем понятно, кто стал преемником А.Н. Поскрёбышева в Кремле. По одной версии (Р.Г. Пихоя[529]), его преемником на всех его постах стал многолетний маленковский помощник Дмитрий Николаевич Суханов, по другой, куда более правдоподобной версии (А.Г. Авторханов, Ю.Н. Жуков, А.А. Фурсенко[530]), все эти ключевые должности занял другой маленковский выдвиженец — инспектор ЦК КПСС Владимир Никифорович Малин, который уже после смерти И.В.Сталина возглавит Общий отдел ЦК и будет им руководить вплоть до 1965 г. И наконец, по третьей, но абсолютно голословной версии (С. Кремлёв, Л.В. Максименков[531]), новым главой личного сталинского секретариата стал Владимир Наумович Чернуха, который после смерти вождя вплоть до своей кончины в 1965 г. более 10 лет будет заместителем заведующего Общим отделом ЦК.

2. Последние дни земной жизни вождя и передел власти

Как установили ряд историков (Ю.Н. Жуков, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий[532]), с конца осени 1952 г. И.В. Сталин, перенёсший к тому времени уже три инсульта, практически полностью отошёл от дел. Он всё больше ощущал тяготы собственного возраста и упадок сил и потому практически все свои огромные полномочия и функции по ЦК партии и правительству полностью переложил на ближний круг нескольких своих соратников. Уже 10 ноября 1952 г. Бюро Президиума ЦК официально постановило, что в случае отсутствия тов. И.В. Сталина «председательствование на заседаниях Бюро Президиума и Президиума ЦК КПСС» поочерёдно возложить на товарищей Г.М. Маленкова, Н.С. Хрущёва и Н.А. Булганина и поручить им «рассмотрение и решение всех текущих вопросов». Таким образом, эта «тройка» получила все права оперативного руководства центральным партийным аппаратом, где уже по факту верховодили проверенные маленковские кадры. Затем 17 ноября 1952 г. на очередном заседании Бюро Президиума ЦК было принято ещё одно решение: три секретаря ЦК, а именно Г.М. Маленков, М.А. Суслов и Н.М. Пегов, будут попеременно руководить заседаниями Секретариата ЦК, — и это прямо рушит ходячую версию ряда зарубежных советологов (Р. Конквест[533]) о том, что якобы в последние месяцы жизни вождя на руководящие посты в центральный партийный аппарат назначались только «тёмные лошадки». Одной из таких «лошадок» он именует нового заведующего ключевым Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Аверкия Борисовича Аристова, не имевшего реальных связей с другими партийными вождями, что давало им возможность менее болезненно провести очередную «большую чистку» в высшем руководстве страны. Вместе с тем О.В. Хлевнюк и Й. Горлицкий,[534] которые выступили с критикой Р. Конквеста, явно ошибаются, говоря о том, что после XIX партийного съезда Отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) возглавил Николай Михайлович Пегов. Он возглавлял этот отдел в феврале-октябре 1952 г., а с конца октября 1952 г. его действительно возглавил бывший первый секретарь Челябинского обкома Аверкий Борисович Аристов, который, также как его предшественник, стал полноправным членом Президиума ЦК.