Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том III - Яков Иванович Бутович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Сорванец, отец Машистого, по мужской линии был внуком верхового жеребца, а со стороны матери – внуком орлово-англо-датской кобылы. С орловской точки зрения родословная малоутешительная.
Лет десять тому назад мне посчастливилось приобрести в Москве у М.Е. Леонтьевой коллекцию портретов, когда-то написанных Сверчковым и Швабе для графа П.Н. Зубова. Среди них имеются портреты Безымянки 1-го и Кречета, то есть отца и деда Сорванца со стороны матери. Портрет самого Сорванца был напечатан в «Журнале коннозаводства». Безымянка 1-й был невелик ростом, вприкороть, почти квадратен, ослепительно бел, с горящим глазом и отделенным хвостом. Словом, типичный араб. Кречета написал Швабе, когда жеребцу было 9 лет: он почти темно-серый, длинный, сухой и дельный. Это уже рысистая лошадь, в особенности по длине, но восточные течения чувствуются в его преувеличенной сухости и кровной голове. Сравнивая эти два портрета с портретом Сорванца, я нахожу, что Сорванец больше напоминает своего деда Кречета, чем отца Безымянку 1-го. Если сравнить Машистого (сужу по рисунку Клодта с портрета кисти Чиркина и по двум фотографиям) с этими тремя изображениями, то бросается в глаза, что он не похож ни на одно из них. Машистый имел квадратное телосложение и стойко передавал его своим потомкам.
К сожалению, мать Машистого Махина также была не блестящего происхождения. Махина родилась в 1847 году и была дочерью Атласного завода Резцова. Атласный – внук Молодого-Атласного, но, к сожалению, его отец Полкан – сын кобылы Осины неизвестного происхождения. Мать Махины Резвая – дочь Любезного завода князя Д.И. Гундурова. Князь Гундуров повел свой завод от жеребца Кречета завода Ф.Г. Орлова. Кречет был сыном хреновского Барсика и кобылы неизвестного происхождения. Хреновской Барсик – один из двух сыновей Барса 1-го (родоначальника), выпущенных из Хреновского завода еще при жизни графа А.Г. Орлова. Получив Кречета, внука Барса-родоначальника, завод князя Гундурова, так же как и завод графа Кутайсова, оказался в привилегированном положении. Когда слава орловских рысаков распространилась по всей России, а купить их жеребцами в Хреновом не было никакой возможности, охотники обращались за производителями либо к Кутайсову, либо к Гундурову. Так поступил и граф Зубов, заполучивший для своего завода гундуровского Любезного.
Любезный родился в 1826 году, был вороной масти и довольно отметист. Его отец – Кречет, а мать – хреновская Любезная, дочь Любезного 1-го. Дочь Любезного Резвая, мать Махины, родилась в 1841 году. В прилепском собрании имеется портрет вороного четырехлетнего жеребца Красика, сына Любезного и Добрыни, кисти Сверчкова. Портрет дает возможность судить о типе детей Любезного, а также о том, что представляли собой гундуровские лошади. Красик по формам вполне орловский рысак тяжелого типа. Матерью Резвой была хреновская чистопородная кобыла Крестьянка, дочь Мужика 2-го, одного из лучших сыновей Полкана 3-го. Происхождение Махины далеко не безупречно: из 14 ее предков ни один не бежал, а три – неизвестного происхождения. Сочетание Сорванец – Махина дало Машистого, лошадь весьма пестрого и с орловской точки зрения недопустимого происхождения. Я всегда критически относился к этой линии и считал, что использование ее в Ивановском заводе было ошибкой. Мне могут возразить, что Машистый оправдал себя приплодом, но я не сомневаюсь, что от ивановских маток другой, более выдающийся по карьере и происхождению жеребец дал бы лучший приплод.
Всего Машистый дал 28 призовых лошадей, выигравших 214 719 рублей. Резвейший его сын – Милый 1-й 2.15½, резвейшая дочь – Русалка 2.21¾. Первоклассным был еще Машистый (Чиркина), победитель Императорского приза. Таким образом, Машистый создал трех выдающихся лошадей, но остальной его приплод был вполне посредственный. Из детей Машистого лишь одна Русалка оказалась успешной заводской маткой. Машистый дал массу прекрасных по формам, силе и выносливости городских лошадей, но производство городских лошадей не было целью Ивановского завода.
Теперь я расскажу о тех впечатлениях, которые я вынес от знакомства с Ивановским заводом.
Конный двор в Ивановском заводе представлял собой громадный четырехугольный корпус; со всех четырех сторон были конюшни, манежи, выводные залы и различные помещения. Постройки окружали огромный двор, где зимой и в дурную погоду производилась езда лошадей и гуляли жеребята.
Направо от выводного зала находилась маточная на 60 денников, занимавшая целиком боковое крыло, которое заканчивалось въездными воротами. Налево от выводного зала была ставочная конюшня; далее располагались круглый манеж, четырехугольный манеж, где ездились верховые лошади, потом конюшня производителей, выводной зал и конюшня верховых лошадей. Другое крыло занимали конюшня призовых лошадей, запряжной сарай, помещение для корма, экипажный сарай, въездные ворота. В другом корпусе находились лазарет, помещения для отъемышей, помещения для жеребчиков-полуторников и для кобылок-полуторниц, конюшня с денниками и два помещения для холостых кобыл.
Все здание конного двора, а также конюшни содержались в образцовом порядке. Здесь не было размаха Хренового или роскоши и красоты Подов, Лотарёвки и Гавриловского завода, но все было чисто и аккуратно. Попав в эти конюшни, вы сразу чувствовали, что находитесь в большом, благоустроенном заводе, который твердо стоит на ногах.
В конюшнях полным хозяином был Кочетков, прислуга понимала его с полуслова, с полузнака. Многие конюхи служили на заводе десятки лет. Лошади блестели, точно атласные, проходы и дорожки были посыпаны песком, копыта у лошадей зачернены, два выводчика стояли на страже, в любой момент готовые принять лошадей. Выводка в Ивановском заводе была виртуозная и с явным барышническим уклоном. Здесь десятки лет лошади продавались крупнейшим барышникам ставками, и Кочетков невольно перенял некоторые их приемы. Лошадь ставили так, чтобы скрасть недостатки; выводная площадка была с предательским для глаза неопытного человека наклоном; кнутик был в ходу, и выводчик ни секунды не дремал и держал лошадь на строгих удилах, не позволяя изменить правильно взятую позу. Видно было, что выводки делались часто и репетировались. Кочетков на выводке был весь внимание: с кнутиком в руке он не спускал глаз с лошади и выводчиков, которые менялись после каждой десятой лошади. Особенно щегольски выводились «кандидаты» в заводчики и в царские одиночки: мастер-выводчик намеренно небрежно проводил их вокруг
