Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К числу сквозных пустот относятся: дыра, зияние, щель, петля, труба, воронка, ворот(ник), рукав, обруч, лаз, лазейка, брешь, паз, ушко (иглы), течь (в судне).
К числу тупиковых пустот относятся: вогнутость, впадина, выемка, вмятина, выбоина, борозда, яма, овраг, рана, царапина, окоп, пещера, нора, лунка, жерло.
К числу замкнутых пустот относятся: полость, пузырь, сосуд, бутылка, колба, контейнер, погреб, камера, печь, лампочка, воздушный шар.
4. Пространственные пустоты, хотя и отличаются от временных, сами могут иметь измерение во времени – быть постоянными или переменными. Как сквозные, так и замкнутые пустоты могут быть герметичными или периодически открываться и закрываться, переходя в тупиковые пустоты. К постоянно пустотным можно отнести такие объекты, как пузырь (замкнутая пустота) и туннель (сквозная пустота). Дверь, ворота, ставни, занавески – пример объектов, посредством которых пустоты функционально открываются и закрываются. Комната, вагон, контейнер могут служить примерами периодически открываемых и закрываемых пустот, особенностью которых является функциональное наличие клапана, подвижного элемента полостной системы, переводящего ее из закрытости в открытость и обратно (пробка – в бутылке, дверь – в доме).
5. Пространственные пустоты различаются также по своей геометрической форме. Например, щель – это глубокое, узкое, длинное отверстие, в отличие от воронки – круглого отверстия, сужающегося от входа к выходу[309]. Через щель надо протискиваться, и в ней легко застрять, то есть она создает одновременно и возможность, и преграду движению, приоткрывает вход и одновременно затрудняет выход. Отсюда особое «коварство», гибельный соблазн щелевых структур.
6. Наконец, пустоты делятся на единичные и множественные. Например, сеть, сито или решето образуются лишь множеством регулярно расположенных дыр. Соответственно, особые качества возникают у многодырчатых или многополостных материалов, такие как пористость, губчатость, сетчатость, пенность, ноздреватость, ячеистость.
Пустота как социальный феномен
Пустота – явление не только материального, но и психосоциального мира. Н. В. Гоголь в наброске «Мертвых душ» записывает: «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие. <…> Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно… Смерть поражает нетрогающийся мир».
Отсюда понятия «пустословие» и «пустомыслие» – слова и мысли, лишенные смысла, не переходящие в дело. Но пустота – это не только отсутствие действия; самая активная ее разновидность именно пустодействие, и даже система пустодействий – пустоводство: форма организации общества, приводящая к наиболее эффективному производству пустоты как главного коллективного продукта. Это вовсе не то же самое, что лень или праздность, – это деятельность упорная и трудоемкая, как и все другие «водства», от домоводства до лесоводства. М. Е. Салтыков-Щедрин так описывает условия, сформировавшие Иудушку Головлева: «Проведя более тридцати лет в тусклой атмосфере департамента, он приобрел все привычки и вожделения закоренелого чиновника, не допускающего, чтобы хотя одна минута его жизни оставалась свободною от переливания из пустого в порожнее».
Далее в этом виде производства был достигнут большой прогресс, пустоводство стало передовой формой коммунистического труда. В СССР господствовала идеология общей, а значит, ничьей собственности, и этот никто был хозяином жизни и ни за что не отвечал. Делать ничего было лучше, чем делать что-то или не делать ничего: первое – излишняя активность – воспринималось как проявление индивидуализма («Что-то ему больше всех надо!»), а второе – как тунеядство и паразитизм. Чтобы пройти между этими Сциллой и Харибдой, нужно было ухитряться что-то делать – но так ловко, чтобы результат был нулевой или минусовой. Вспомним «Котлован» и «Чевенгур» Платонова: «Так это не труд – это субботники! – объявил Чепурный. <…> А в субботниках никакого производства имущества нету – разве я допущу? – просто себе идет добровольная порча мелкобуржуазного наследства». Растениеводство, садоводство, животноводство становились второстепенной формой деятельности по сравнению с идеологически самым правильным – пустоводством.
Каждая эпоха создает свои механизмы создания пустоты и ее эмблемы. В советскую эпоху резервуаром пустоты были очереди, на которые уходили миллиарды человеко-часов. А потом Россия стала страной охранников – около пяти миллионов их стоит у каждой двери и шлагбаума, у аптек, поликлиник, супермаркетов, редакций и прочих неопасных учреждений. Они создают ощущение ненужности – и своей, и всего того, что призваны охранять. От этих черных неподвижных людей что-то зависает и замедляется в мимоидущих: «опасно! – пустота». В постсоветской России пустоводство достигло новых высот. Не строят новых городов и дорог, не создают новых технологий, а только переливают буквально из пустого в порожнее, из нефтезалежей в нефтехранилища, так что труба стала главным символом постсоветской России. «Дело труба». Парламент, официальные медиа – те же трубы, только полые, имитация, ведущая к разрастанию пустоты. Экономист Сергей Алексашенко так характеризует работу властей: «…нельзя сказать, что у нас правительство не работает. Вот, как ни начнешь там читать, и такое постановление выпустили… такой законопроект, сякой законопроект. Просто кипят! <…> Я со школы помню броуновское движение, когда все бегают-бегают-бегают-бегают, а результирующий вектор равен нулю, то есть процесс не движется»[310]. Власти уже осознали, что опаснее всего – делать нечто реальное: тогда вся пустообразующая система расползется, как гнилая ткань.
Американский политический экономист и социолог Николас Эберштадт в книге «Демографический кризис в России мирного времени» (2010)[311] показывает, как привкус пустоты – растущая депопуляция – ощущается на всем пространстве России. Ее население – самое разреженное в Европе, да и в мире по плотности она на 223-м месте из 241. А Сибирь, то есть три четверти России, на последнем месте в мире: три человека на квадратный километр (меньше, чем в Западной Сахаре и Монголии). Пустоту тут можно черпать руками и месить ногами.
Есть большое различие между «ничего не делать» и «делать ничего». Ничегоделанье, в отличие от ничегонеделанья, – это не просто досуг, отдых, убиение времени, это активное заполнение пустотой пространства жизни. Многое делается именно так, чтобы действие ни к чему не приводило, – и это создает ощущение порядка, потому что слишком целенаправленная и продуктивная деятельность противоречит духу этих мест, подрывает государственные устои, нарушает покой и чинность. Человек чем-то занят, выполняет какие-то задачи, но при этом его деятельность не оставляет никаких следов. И в этом, по большому счету, и состоит ее предназначение.
✓ Вещь, Жуткое, Молчание, Ничто, Оболочка, Тоска
Реальность
Выхода нет: либо кварки и греческих богов мы считаем равно реальными, но соединенными с разными обстоятельствами, либо нужно вообще прекратить разговор о