Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

Я нанял человека и двух лошадей, чтобы добраться до Батерста, деревни, лежащей милях в ста двадцати в глубь страны и являющейся центром крупного скотоводческого района. Я рассчитывал таким образом получить общее представление о том, как выглядит страна. В эту экскурсию я выехал утром 16 января. За первый переход мы доехали до Парраматты, маленького поселка, самого важного после Сиднея. Дороги были превосходны и построены по системе Макадама; трапп для них привозили за несколько миль. Страна во всех отношениях была очень похожа на Англию, разве что пивные были здесь более многочисленны. Всего менее напоминали Англию «железные команды», т. е. каторжники, совершившие здесь какое-нибудь преступление; они работали в цепях, под присмотром часовых с заряженным оружием. То обстоятельство, что правительство благодаря принудительному труду имеет возможность сразу же выстроить хорошие дороги по всей стране, является, по-моему, главной причиной быстрого расцвета этой колонии. Ночь я провел в весьма комфортабельной гостинице у перевоза Эму, в 35 милях от Сиднея, у подножия Голубых гор. Эта дорога наиболее оживленная, и население вокруг нее появилось раньше, чем в других местах. Местность сплошь разгорожена высокими заборами, потому что возвести живые изгороди фермерам не удается. Вокруг разбросано много основательных домов и хороших коттеджей; но, хотя возделаны и значительные участки земли, большая часть ее все еще остается в том же состоянии, в каком она была в эпоху открытия страны.

Крайнее однообразие растительности — самая замечательная особенность ландшафта большей части Нового Южного Уэльса. Повсюду простирается открытая лесистая местность, земля местами покрыта очень редкой пастбищной травой со слабым зеленым оттенком. Деревья почти все принадлежат к одному семейству, и листья их большей частью располагаются вертикально, а не почти горизонтально, как в Европе; листва скудная, какого-то особенного бледно-зеленого оттенка, без всякого блеска3. Поэтому леса кажутся светлыми, лишенными тени; это обстоятельство, хотя и неудобно для путника, страдающего от палящих летних лучей, важно для фермера, так как позволяет траве расти там, где в противном случае ее не было бы. Листья не сбрасываются периодически; особенность эта свойственна, по-видимому, всему южному полушарию, а именно, Южной Америке, Австралии и Мысу Доброй Надежды. Таким образом, жители этого полушария и тропических стран лишены хотя и привычного для нашего глаза, но, быть может, одного из самых великолепных зрелищ на свете — первого распускания листвы на голых деревьях. Впрочем, они могут сказать, что мы дорого расплачиваемся за это тем, что земля в течение стольких месяцев покрыта одними только обнаженными скелетами. Это возражение слишком справедливо; но зато наши чувства приобретают особую остроту, когда мы наслаждаемся видом прелестной весенней зелени, а жители тропиков, глаз которых в продолжение всего года пресыщается зрелищем великолепных произведений жарких стран, не в состоянии испытать это чувство. Деревья большей частью, за исключением некоторых эвкалиптов, не достигают крупных размеров, но растут высоко, довольно прямо и стоят поодаль друг от друга. Кора некоторых эвкалиптов ежегодно опадает или, отмерев, висит длинными клочьями, которые развеваются на ветру и придают лесам какой-то разоренный и неряшливый вид. Не могу представить себе большего контраста во всех отношениях, чем между лесами Вальдивии или Чилоэ и лесами Австралии.

На закате мы встретили толпу десятка в два чернокожих туземцев; каждый из них нес, как то у них принято, пучок дротиков и другое оружие. Я без труда остановил их, давши шиллинг молодому человеку, который шел впереди, и они, чтобы развлечь меня, стали метать дротики. Все они были кое-как одеты; некоторые немного говорили по-английски; лица их были добродушны и приятны, и на вид эти туземцы были далеко не такими, как их обыкновенно изображают. В своих играх они проявляют изумительное искусство. Шляпу, помещенную на расстоянии 30 ярдов, они пробивали дротиком насквозь, посылая его при помощи метательной рукоятки со скоростью стрелы, выпущенной из лука опытным стрелком. Выслеживая животных или людей, они проявляют самую удивительную проницательность, а несколько слышанных мной от них замечаний обнаруживали наличие у них немалой остроты ума. Они не хотят, однако, ни обрабатывать землю, строить дома и вести оседлую жизнь, ни даже затруднять себя присмотром за стадом овец, когда им дадут его. В общем, мне кажется, они стоят на лестнице цивилизации несколькими ступенями выше, чем огнеземельцы.

И вот мы с любопытством наблюдаем, как среди цивилизованных людей бродит горстка безобидных дикарей, не зная, где им придется провести ночь, и добывая себе пропитание охотой в лесах. Наступая все дальше и дальше, белый человек расселяется по стране, принадлежащей нескольким племенам. Окруженные со всех сторон одним и тем же народом, они, однако, сохраняют свои древние отличительные особенности и иногда идут войной друг на друга. В происшедшем недавно между двумя отрядами сражении полем битвы самым неожиданным образом был избран центр селения Батерст. Это оказалось на руку побежденной стороне, ибо бежавшие воины нашли себе убежище в бараках.

Численность коренного населения быстро падает. За всю мою поездку я, за исключением нескольких мальчиков, воспитанных англичанами, видел только еще одну группу туземцев. Эта убыль, без сомнения, должна вызываться отчасти ввозом спиртных напитков, европейскими болезнями (даже самые легкие из них, например корь, оказываются чрезвычайно губительными) и постепенным вымиранием диких животных. Говорят, что у туземцев вследствие бродячей жизни неизменно гибнет в очень раннем возрасте множество детей, а с ростом трудностей в добывании пищи возрастает необходимость кочевать; поэтому население, не умирая явно от голода, гибнет совершенно особенным образом по сравнению с тем, что происходит в цивилизованных странах, где отец семейства может, чрезмерно трудясь, причинить вред только самому себе, но не губить своего потомства.

Кроме этих нескольких явных причин гибели, тут широко действует, по-видимому, еще какой-то другой, более загадочный фактор. Как видно, где бы ни ступила нога европейца, смерть преследует туземца. Куда мы ни бросим взор, — на обширные ли просторы обеих Америк, на Полинезию, на Мыс Доброй Надежды или на Австралию, — повсюду мы наблюдаем один и тот же результат. Так губительно действует не один только белый человек: например, полинезиец малайского происхождения вытесняет в некоторых частях Индонезийского архипелага темнокожего туземца. Разновидности человека действуют друг на друга, по-видимому, таким же образом, как различные виды животных, — более сильный всегда истребляет более слабого. Печально было слышать, как красивые, энергичные туземцы Новой Зеландии говорили, что, как им хорошо известно, детям их не суждено владеть их землей. Всякий слышал о необъяснимом сокращении населения на прекрасном и здоровом острове Таити после путешествий капитана Кука, хотя в этом случае можно было бы ожидать его увеличения, ибо детоубийство, некогда так широкого распространенное, прекратилось, разврат сильно уменьшился, а кровопролитные войны становятся все более редкими.

Преподобный Дж. Вильямс в своем любопытном сочинении говорит, что первое общение между туземцами и европейцами «неизменно сопровождается появлением лихорадки, дизентерии и некоторых других болезней, уносящих в могилу множество народу». Он же утверждает: «Неопровержимо установлено, что большинство болезней, свирепствовавших, на островах во время моего пребывания там, было завезено кораблями, и обстоятельство это замечательно потому, что среди экипажа того корабля, который привозил с собой бедствие, могло не наблюдаться никаких признаков болезни». Утверждение это совсем не так необычайно, как кажется на первый взгляд, потому что известно несколько случаев, когда вспыхивала самая злокачественная лихорадка, хотя те люди, которые были ее причиной, сами не страдали от нее. В начале царствования Георга III четыре констебля привезли в карете на суд заключенного, сидевшего перед тем в каземате, и, хотя человек этот сам не был болен, все четыре констебля умерли от скоротечного сыпного тифа; впрочем, дальше зараза не распространилась. Из этих фактов почти с очевидностью следует, что испарения одной группы людей, заключенных в течение некоторого времени в одном месте, оказывались ядовитыми для других, вдыхавших эти испарения людей, и, возможно, особенно ядовитыми в том случае, если эти люди принадлежали к иным расам. Как ни загадочно, на мой взгляд, это обстоятельство, оно ничуть не более удивительно, чем то, что тело только что умершего человека, пока еще не началось разложение, часто отличается до того губительными свойствами, что даже простой укол инструментом, употреблявшимся для его вскрытия, оказывается роковым.