Последнее письмо от твоего любимого - Джоджо Мойес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мертвым, но недолгим. Через два часа звенит будильник. Элли собирается на работу к половине восьмого. Она хочет поговорить с Мелиссой наедине. Стоя под душем, Элли смывает усталость, выпивает два двойных эспрессо, делает укладку. В ней бурлит энергия, кровь несется по венам с бешеной скоростью. Когда Мелисса с дорогущей кожаной сумкой через плечо заходит в офис, Элли уже на месте. Начальница садится в кресло, и Элли замечает, что та украдкой бросает на нее удивленный взгляд, обнаружив, что пришла не первая.
Элли допивает кофе, заходит на секунду в туалет, чтобы взглянуть на себя в зеркало: на ней накрахмаленная белая блузка, самые хорошие брюки и туфли на высоком каблуке. Друзья сказали бы, что она выглядит «совсем как взрослая».
— Мелисса…
— Да, Элли, — удивленно, но строго кивает Мелисса, но Элли игнорирует ее взгляд.
— Можно тебя на пару слов?
— Ну разве что на пару, — соглашается Мелисса, взглянув на часы, — у меня через пять минут доклад в отделе Китая.
Элли садится напротив и оглядывается: кабинет Мелиссы почти пуст, за исключением нескольких папок, которые нужны для подготовки завтрашнего номера, и фотографии дочери.
— Хотела поговорить насчет той статьи.
— Только не говори, что не сможешь ее написать.
— Именно так.
— Ну что ж, Элли, — незамедлительно реагирует Мелисса, как будто бы это ее совершенно не удивило, — такого я от тебя не ожидала. У нас на носу самые трудные выходные за всю историю существования газеты. У тебя же было несколько недель на работу. А на что ты, собственно, рассчитываешь? Приходишь ко мне в последний момент…
— Мелисса, подожди. Я выяснила, кто этот мужчина.
— Ну и? — профессионально хмурится Мелисса.
— Он работает здесь. Мы не можем использовать этот материал, потому что он работает в нашей газете.
Мимо кабинета проходит уборщица с пылесосом, гудение заглушает последние слова Элли.
— Не поняла? — переспрашивает Мелисса, когда уборщица отходит.
— Автор этих любовных писем — Энтони О’Хара. — провозглашает Элли, но по лицу Мелиссы со стыдом понимает, что редактор понятия не имеет, кто это такой. — Заведующий библиотекой, который работает, точнее, раньше работал внизу, в архиве.
— Такой седой?
— Да.
— Та-а-ак… — Мелисса ошарашена, на секунду она даже забывает, что должна сердиться на Элли. — Ничего себе! Кто бы мог подумать?
— Да, звучит удивительно, я понимаю.
Они молчат и почти дружелюбно смотрят друг на друга, но потом Мелисса приходит в себя и, шурша бумагами на столе, заявляет:
— Это все, конечно, просто потрясающе, Элли, но не решает нашу проблему. Большую проблему, которая состоит в следующем: у нас на носу юбилейный выпуск, его отправят в печать сегодня вечером, и в нем вместо главной статьи будет огромная дырка, примерно на две тысячи слов.
— Дырки не будет, — отвечает Элли.
— Тот бред про язык любви? Нет. Я не позволю опубликовать компиляцию из уже печатавшихся ранее…
— Нет. Я все написала сама. Две тысячи совершенно оригинальных слов, вот, — протягивает она Мелиссе статью. — Дай знать, если надо будет что-то подправить. Можно, я уйду ненадолго? Вернусь через час.
Элли удалось удивить Мелиссу второй раз за пять минут. Редактор пробегает взглядом по странице, в глазах зажигается огонек интереса, и она, не глядя на Элли, бормочет:
— Что? Да, конечно, раз надо. Только на собрание не опаздывай.
Элли выбегает из офиса, словно на крыльях. Ей и вправду приходится время от времени взмахивать руками, чтобы удержаться на высоченных каблуках.
Она написала Джону накануне, и он не стал возражать, хотя по доброй воле в такие места обычно не заходит, предпочитая гурманские, малоизвестные рестораны. А бистро «У Джорджио» через дорогу от «Нэйшн» — обычная забегаловка, где подают яичницу, жареную картошку и бекон неизвестного происхождения всего за два фунта девяносто девять пенсов.
Когда Элли заходит в кафе, он уже ждет ее за столиком. Среди строителей в оранжевых комбинезонах Джон в своем пиджаке от Пола Смита и тонкой, пастельного цвета рубашке выглядит по меньшей мере странно.
— Прости, — говорит он, едва завидев ее. — Прости, пожалуйста. Она взяла мой телефон, а я думал, что потерял. Потом прочитала пару электронных писем, которые я не успел удалить, узнала, как тебя зовут, ну и… дальше ты знаешь.
— Из нее вышла бы отличная журналистка.
Джон на секунду отворачивается, машет официантке, заказывает еще один кофе и рассеянно отвечает:
— Да, пожалуй.
Элли пристально разглядывает мужчину, который преследовал ее во сне и наяву почти год. Загар не скрывает кругов под глазами, и она думает: интересно, что произошло между ними вчера вечером?
— Элли, я думаю, что нам стоит залечь на дно. Хотя бы на пару месяцев.
— Нет.
— В смысле?
— Все кончено, Джон.
Он удивлен, но не так сильно, как она ожидала. Немного подумав, он спрашивает:
— То есть… ты хочешь, чтобы мы расстались?
— Слушай, давай посмотрим правде в глаза: между нами не то чтобы большая любовь, правда?
— Ты мне небезразлична, Элли, — вяло протестует он, и Элли разочарованно смотрит ему в глаза.
— Возможно. Но этого недостаточно: тебя не интересую я, тебя не интересует моя жизнь. Наша совместная жизнь. Ты вообще мало что обо мне знаешь.
— Я знаю все, что нужно, чтобы…
— Как звали мое первое домашнее животное?
— Что?
— Альф. Моего хомяка звали Альф. В каком городе я выросла?
— Зачем ты задаешь мне все эти вопросы?
— Что тебе от меня нужно, кроме секса?
Джон нервно озирается. Строители за соседним столиком подозрительно притихли.
— Как звали моего первого парня? Что я люблю из еды?
— Элли, это смешно. — Он поджимает губы с кислым выражением лица, какого раньше она никогда не видела.
— Ты ничего не знаешь, потому что тебя интересует только то, насколько быстро я умею раздеваться.
— Ты правда так думаешь?
— Тебе нет дела до моих чувств. Знаешь, как мне было тяжело?
— Господи, Элли, только не надо строить из себя невинную жертву! — возмущенно поднимает руку Джон. — И не надо делать из меня коварного соблазнителя. Да ты хоть раз говорила со мной о своих чувствах? Ты хоть раз намекнула мне, что тебе хотелось бы других отношений? Ты же всегда хотела казаться современной женщиной. Секс по запросу, карьера — прежде всего. Ты казалась просто… — Он запинается, подбирая верное слово. — Просто непробиваемой.
— Я защищалась, — оправдывается Элли, пытаясь не показать, что его слова причиняют ей боль.