Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн

– Я говорила, что-то не так, – шиплю я на Данте.

Таво улыбается мне:

– Кто этот мальчик?

Я закатываю глаза: я действительно не в настроении для его юмора. Не то чтобы я когда-нибудь была в настроении.

– Заткнись, Таво.

Король плывет на юг.

Моя голова кружится.

Не исчезай вот так!

Мне жаль, Behach Éan. Мне пришлось разослать своих воронов в разные стороны, и я не могу говорить, пока двое из них не окажутся рядом друг с другом.

Сердце все еще бьется неровно, но осознание того, что Лор не кусок железа, заставляет чувствовать себя бесконечно спокойнее.

Что ж, в следующий раз пошли мне видение! Ладно, «спокойнее», может быть, с натяжкой.

Передай им то, что я сейчас скажу, Фэллон. Тебе нужно отправиться в путь сегодня вечером. Я покажу дорогу. Командор Дардженто понял, что мой ворон украден из дворца, и послал спрайта сообщить Марко, который уже изменил курс благодаря посланцам Ксемы Росси. Сейчас он плывет обратно вокруг Тареспагии и должен быть на южной стороне до рассвета.

Моя челюсть так отвисла, что требуются драгоценные минуты, чтобы пересказать его слова.

– Merda, – шепчет Габриэле.

Служанка Акольти сообщила, что вы с Фебом посетили хранилище. Дардженто только что схватил твоего друга.

Я подношу ладонь ко рту. Холодный страх наполняет грудь, а влага заливает веки.

Кроме того, к тебе домой примчался седовласый солдат.

Катон. Это, должно быть, Катон. Он хороший мужчина. Застал ли он Нонну?

Бронвен и Джиана уже увели ее и твою маму в безопасное место.

Моя ладонь опускается на вздымающуюся грудь.

Они в безопасности, Behach Éan.

– Но Феб… Феб – нет, – всхлипываю я.

Лоркан этого не отрицает. Мое тело теперь сотрясается от страха.

– А как же Феб? – спрашивает Данте.

– Сильвий забрал его. Отвез его в… в… в…

– Ты можешь закончить это сраное предложение? – Таво огрызается.

Данте сжимает мое плечо.

– Куда Сильвий отвез его?

– В хранилище. – Я прикусываю дрожащую губу.

– Какое хранилище? – Голос Габриэле тих, но напряжен, как фал[66].

– Хранилище его семьи. Где хранился один из воронов Лора, – шепчу я.

– Нет более преданной короне семьи, чем Акольти, – говорит кто-то.

Я не знаю, кто это, и мне все равно, кому преданы Акольти. Моего лучшего друга схватил Сильвий. Как только он обнаружит, что в хранилище пусто, что Феб помог мне…

Слова, которые он прошептал мне на ухо в тот день, когда сопровождал меня в замок, возвращаются в мой разум вместе с одним из видений, посланных Лорканом. Я представляю, как командор приставляет нож к шее Феба, а не Нонны.

О боги, меня сейчас стошнит. Я спешу к ванне, и в ней остается весь мой ужин.

Лор, не допусти, чтобы с Фебом что-нибудь случилось. Пожалуйста.

Я оставил одного из своих воронов на востоке присматривать за ним.

Я зачерпываю воду, которая еще не помутнела от содержимого моего желудка, и ополаскиваю рот.

Однако вы должны отправиться прямо сейчас, иначе усилия Энтони будут напрасны.

Моя спина выпрямляется при упоминании Энтони. Я оборачиваюсь:

– Мы уходим сейчас. Прямо сейчас!

Глава 72

Гул в моей голове нарастает до оглушительного крещендо[67], ударяясь о череп, как волна об утес. Я продолжаю представлять Феба в кандалах. Как, должно быть, напуган мой друг. И все из-за меня.

Котел, если с ним что-нибудь случится, я… я не могу об этом думать. Лор сказал, что будет охранять его, и я предпочитаю верить, что он это сделает.

Я пробегаю мимо Данте и толкаю его друзей.

Я слышу, как Данте приказывает Габриэле следовать за мной, а Таво – оплатить наш счет. Выбежав из таверны, я могу смотреть только в одном направлении. Вперед.

Совсем скоро в Люче установится новый порядок. Тот, за который я буду сражаться бок о бок с королем-вороном и принцем фейри.

Я шагаю сквозь влажную тьму, уже представляя себя на южном побережье Люче, освобождающей ворона Лора из его подводной тюрьмы, а затем разбивающей чашу, поймавшую его другого ворона.

Мальчик вздрагивает, когда мы выходим из-за угла, и спрыгивает с тюка, высоко подняв заостренную палку.

Габриэле поднимает ладони:

– Вольно, молодой человек. Мы пришли за нашими лошадьми.

Мальчик опускает трясующуюся руку.

– Вы уже уходите?

Я иду к Фурии, мое тело трепещет, как будто сердце разорвалось на тысячу кусочков и разлетелось по всем конечностям.

– Долг зовет. – Я рада, что Данте послал Габриэле со мной, потому что там, где Таво, – открытое море, Габриэле – бухта. Его безмятежный тон умудряется успокоить даже меня. Не сильно, но достаточно, чтобы унять дрожь в руках, когда я седлаю Фурию.

Данте, к счастью, тоже скоро появляется. Он выходит из-за угла как раз в тот момент, когда я собираюсь сесть верхом на Фурию. Вместо того чтобы поехать на собственной лошади, Данте вдруг предлагает лошадь Таво ошеломленному ребенку и вцепляется в переднюю луку моего седла. Кивает на мою ногу, и я вынимаю ее из стремени.

Необходимость делиться не возмущает меня – не терпится отправиться в путь, и отчасти я тронута тем, что Данте подарил ребенку лошадь.

– Это было мило с твоей стороны.

– Я сделал это не для того, чтобы казаться милым.

Верно. Он сделал это, потому что не доверяет мне.

– Надеюсь, это не уловка, ворон, – ворчит он позади меня, когда Фурия скачет вперед, щепки и песок летят во все стороны.

Благодаря Лору мой конь знает дорогу.

В объятиях Данте – как в кольце. Пусть он не особенно хочет прикасаться ко мне, но не хочет и потерять меня, потому что я девушка, способная освободить короля, который может сделать его самого королем.

Когда мы несемся галопом по залитой лунным светом дороге, я думаю о Фебе и Нонне. Надеюсь, они простят меня. Я вспоминаю отвращение в глазах Данте, которое причиняет боль, и внезапно представляю, что и у них будет такой же взгляд, который уничтожит меня.

Я смотрю на темно-синее полотно ночи, замечаю вспышку золота и черное пятно высоко надо мной. Король-ворон – это ветер и тень с примесью звездного света.

– Сколько времени это займет? – спрашиваю я, перекрикивая рев волн, разбивающихся о скалы.

– Несколько часов. – Голос Данте напряжен от волнения.

– Ты готов?

– К чему?

Я поворачиваюсь, чтобы мельком увидеть его лицо.

– К тому, что все это будет твоим.

Его радужки кажутся чернильными лужицами.

– Люче не будет моим, Фэллон. – Заметив, что я нахмурилась,