Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

— А я, пожалуй, пойду…

Глава третья

Из прихваченной с собой спортивной сумки, не вызывающей затрапезным видом ни любопытства, ни подозрений, он достал и в несколько секунд собрал штурмовой пистолет–пулемет «рапира», стреляющий совсем недавно разработанными и совершенно секретными бесшумными и беспламенными патронами. Ничего подобного на вооружении даже самых передовых иностранных армий пока еще не имелось. Жаль только, что снаряженных обойм у Тарханова имелось только три.

Еще он взял с собой в рейд шесть гранат. Две оборонительные, в чугунных рубашках, с разлетом осколков до трехсот метров, две наступательные, безоболочечные, но снаряженные мощным тротиловым зарядом, и еще две светошумовые, ослепляющего и шокирующего действия. На первый случай хватит, а потом он станет пользоваться трофеями.

Сомнений в успехе своей миссии полковник не испытывал, театр военных действий представлялся ему идеальным для бойца с его подготовкой и, соответственно, максимально неудобным для террористов.

В прихожей банкетного зала, перед тем как отпереть дверь, Марина, не обращая внимания на стоящую рядом Татьяну, улыбнулась совершенно не согласующимся с обстановкой образом.

— Возвращайтесь, Арсений, мы будем вас очень ждать…

После этого Татьяна, чувствуя себя несколько глупо, смогла только пожать Сергею руку и кивнула с несчастным и растерянным видом.

…Коридор четвертого этажа до первой лестничной площадки Тарханов прошел свободно.

Здесь позиция усложнялась.

Слева от него располагался небольшой холл, с раскидистой пальмой–хамеропс посередине, в который выходили двери трех номеров полулюксов, по имевшейся информации — ко вчерашнему вечеру незаселенных.

Вправо тянулся длинный, метров в пятьдесят, коридор одноместных и двухместных номеров невысокого класса.

Прямо и чуть сбоку двойная, сплошь остекленная дверь вела на широкую лестницу с перилами в стиле модерн.

Сергей, прислушавшись, скользнул за массивную дубовую бочку, из которой росла пальма, свешивавшая свои перистые листья чуть не до самого пола.

Отсюда на всю длину просматривался коридор, в самом его конце маячил на фоне торцового окна силуэт человека, вооруженного то ли штурмовым автоматом, то ли коротким карабином.

Постояльцы, очевидно, выполняя приказ террористов, сидели по номерам, ожидая решения своей участи.

Налетчики поступили грамотно, не став сгонять заложников в залы, холлы и тому подобные обширные помещения. Гораздо проще, технически и психологически, контролировать двери трех десятков номеров единственным постовым, способным пресечь любую попытку неповиновения, нежели постоянно держать на прицеле скученную в одном месте массу людей.

И хоть как–то заниматься проблемой их жизнеобеспечения.

Попытки же отдельных смельчаков выбраться из гостиницы через окна были, во–первых, маловероятны, во–вторых, при общем числе заложников, принципиального значения не имели, и, наконец, в–третьих, несколько боевиков группы прикрытия, занявшие позиции снаружи здания, всегда могли подобную попытку пресечь. Быстро и эффективно.

Но эта же тактическая схема, в свою очередь, невероятно облегчала действия Тарханова.

«Язык» был ему настоятельно необходим, только вряд ли на его роль подходил придурок, поставленный охранять столь незначительный участок фронта. Серьезные люди должны решать более важные задачи.

В свой карманный бинокль Сергей не спеша рассмотрел человека, жить которому оставались считаные секунды.

Юнец, лет двадцати от роду, скулы и подбородок покрывает редкая щетина, не успевшая превратиться в полноценную бороду. На голове войлочная сванская шапочка, нечто среднее между тюбетейкой и ермолкой, винтовка «гаранд М–1» свисает вниз стволом с плеча. Полусидит боком на подоконнике, курит, болтая ногой в шнурованном высоком ботинке.

Чем–то неуловимо похож на тех первых трех боевиков с горной тропы в Палестине.

«Что ж, пацан, ты сам себе выбрал судьбу», — словно бы извиняясь перед кем–то или чем–то, подумал Тарханов.

Правда, пожить еще несколько минут отвела террористу судьба. Полковник не хотел стрелять именно сейчас: отброшенный пулей труп вполне может выбить стекла, произвести ненужный шум. Значит, придется подождать, когда он устанет сидеть и у него затекут ноги.

Нужный момент наступил скоро.

Докурив сигарету, боевик поискал глазами, куда бы бросить окурок, что выдавало в нем некоторую цивилизованность. На пол, затянутый ковровой дорожкой, ему было вроде и неудобно. Встал с подоконника и направился к ближайшей урне.

Трех его шагов Тарханову вполне хватило. Пенек мушки он подвел к солнечному сплетению клиента. Самое подходящее место — и нервный узел, и артерия, и вена, умрет мгновенно и без звука.

Выстрел прозвучал тише, чем хлопает извлеченная умелой рукой пробка из бутылки шампанского.

Девятимиллиметровая полуоболочечная пуля вошла точно туда, куда целился полковник.

Боевик дернулся, сделал попытку шагнуть вперед, но ноги у него подогнулись. Он грузно сел на пол и медленно опрокинулся на спину.

Никакого разведывательного интереса он и в самом деле не представлял. Винтовка, четыре подсумка на поясе, в карманах ничего, кроме пачки сигарет и незначительной суммы денег. Солдат–новобранец или же лагерная шестерка, как посмотреть.

Труп Тарханов оттащил в пустой номер, который вскрыл десантным ножом. Запер в туалете, затвор винтовки и патроны высыпал в унитаз. Ему они были ни к чему.

Бесшумно и стремительно скользя по переходам старого корпуса, почти аналогичным образом он ликвидировал еще троих боевиков, полностью очистив четвертый этаж. Но это было самой легкой задачей.

Тарханов предполагал, что переход в центральное здание, выстроенное в середине прошлого века в конструктивистском стиле а–ля Корбюзье, прикрывается гораздо серьезней.

Просто потому, что там имеется обширный холл, из которого лучами расходятся три широких коридора, а по сквозному межэтажному стволу снизу доверху идут прозрачные шахты лифтов.

Сам бы он обязательно разместил там не меньше трех огневых точек.

Не лучше ли сначала пройтись сверху донизу здесь, где архитектура куда больше способствует атакующему, чем обороняющимся? В случае удачи он прихлопнет еще до десятка боевиков, а силы их и так ограниченны.

При этом Тарханов понимал, что подсознательно пытается просто слегка оттянуть момент решительной схватки.

На третьем этаже он убил двух террористов, увлеченно игравших в нарды за столом дежурной. Эти его немного порадовали, потому что на вооружении у них имелся ручной пулемет «РПД–58» с двумя барабанными дисками на девяносто патронов каждый, а также целых семь немецких гранат с длинными деревянными ручками. Теперь огневая мощь боевой единицы полковника (единицы в буквальном смысле) значительно возросла.

Из застекленного шкафчика дежурной Сергей забрал висевшие там ключи с нумерованными жетонами. В случае чего пустые номера ему могут пригодиться.

И почти сразу же вмешалась, как любил выражаться боевой товарищ Ляхов, «неизбежная на море случайность».

Стоило Тарханову свернуть в очередной коридор, как в одном из номеров посередине распахнулась дверь и из него вывалились несколько порядочно пьяных боевиков. Дисциплина в захватившем Пятигорск отряде явно не стояла на должном уровне. В подобном случае — то есть если бы его бойцы начали веселиться и пьянствовать в процессе выполнения задачи — полковник не остановился бы и перед предельно жесткими мерами.

Бросив на пол металлически лязгнувший пулемет, он едва успел вскинуть свою «рапиру». Стрелять пришлось практически не целясь и не считая патронов.

На полу образовался завал окровавленных тел. Но один, невредимый или раненый, метнулся назад. Прогремел нормальный, пистолетный выстрел, показавшийся, на фоне предыдущих, необыкновенно громким.

Тарханов выругался вслух. Случилось самое неприятное. Сейчас поднимется шум, и воевать придется всерьез, лицом к лицу.

Сергей уже готов был швырнуть в открытую дверь гранату, но в последнее мгновение сдержался. Непонятно почему. Интуиция, наверное.

В три длинных прыжка он преодолел отделявшее его от номера расстояние, прижался спиной к стене и вдруг услышал стоны и поскуливание, производимые явно женскими голосами.

Боевик стоял посреди просторной комнаты, представлявшей собой подходящую декорацию для фильма о развеселой жизни махновцев в годы Гражданской войны.

Круглый стол, заваленный грязными тарелками, ломаными буханками хлеба, объедками, пустыми и полными бутылками, пепельницами с грудами воняющих окурков. Сам же террорист забился в угол между оставшейся от прошлых времен, ныне декоративной кафельной печью и массивным резным буфетом. Перед собой он выставил двух совершенно голых женщин, с явными следами насилия на телах и лицах.