Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Георг Борн

Рога затрубили победу, королевские войска в беспорядке отступали. Коса смерти хорошо поработала на поле сражения, представлявшем жуткое зрелище, когда адъютанты нашли безжизненного герцога де ла Торре. Быстро созванные врачи объявили испуганным офицерам, что герцог только оглушен и рана в голове не опасна.

Через некоторое время Серано открыл глаза и быстро пришел в себя, когда доктор перевязал рану.

— Где Аццо, где мой спаситель, цыган, — были его первые слова.

Никто не знал этого, Серано нашел его в нескольких шагах от себя среди мертвых.

— Аццо, мой избавитель, Аццо, ты не хочешь принять моей благодарности! — вскричал взволнованный Серано.

Смертельно раненный цыган открыл глаза, в которых уже стояла смерть; было заметно, что минуты его сочтены.

Герцог де ла Торре подошел и стал перед умирающим на колени, из глаз герцога катились слезы. Этот цыган, язычник, обладал таким благородным сердцем, какое редко можно найти. Аццо сделал знак Серано, чтобы тот нагнулся к нему: он хотел что-то сказать.

— Благородная душа! Горе мне, что я убиваю тебя, — сказал Серано и близко наклонился к губам цыгана.

— Прощайте, — прошептал он, — прощайте и скажите вашей супруге, что я с радостью умираю за ваше счастье. Жизнь бедного цыгана прожита не зря.

Он должен был остановиться — кровь хлынула изо рта.

— Будьте счастливы, — с трудом продолжал он после паузы, — вам нечего больше страшиться… вам брат Жозе умер…

— Умер! — вскрикнул Серано, до сих пор мучившийся мыслью об этом ужасном человеке.

— Умер от моей руки… молитесь за меня, я не мог иначе спасти Энрику.

Герцог поднял глаза к небу, вознося молитву.

— Еще одно, — выдавил Аццо умирающим голосом, — скорее, а то будет поздно. Наклонитесь. Недалеко от Мадрида, под скалой Орой найдете золото и драгоценные камни… они принадлежат мне… выройте их и возьмите как мое приношение Испании… я завещаю все вашему великому делу… прощайте, поклонитесь Энрике…

Струя крови, брызнувшая изо рта цыгана, прервала его речь, из груди вырвался последний вздох.

Серано почтил горячей слезой тело верного друга и велел отнести его в свою палатку. Тем временем генералы Искиердо и Кабаллеро де Родас отправились на рекогносцировку поля битвы, имевшего более мили в окружности. Королевская армия была так блистательно обращена в бегство, что они только изредка наталкивались на солдат Новаличеса, подбиравших тела убитых. Повстанцы предложили им помочь отправить раненых в Кордову.

Победа при Альколее была блестящая и полная, остатки королевских войск рассеяны, и дорога в Мадрид открыта. Когда Серано возвратился в палатку, чтобы отдать приказание двигаться к столице, страшная угроза снова обрушилась своей тяжестью на его сердце. Он избежал смерти, чтобы пережить самую трудную минуту своей жизни. Он спасся, чтобы найти тело Энрики. Несмотря на это маршал приказал пикету улан отправиться скорее в Мадрид, объявить там победу и ждать дальнейших приказаний. Сам он со штабом и частью войска хотел следовать за ними.

Эти-то уланы и прискакали на взмыленных лошадях в Мадрид вечером двадцать девятого сентября, в ту минуту, когда герцогиня де ла Торре и граф Теба должны были стать последними жертвами недостойного правительства. С эшафота офицеры объявили конец тирании и победу Серано.

Этого было достаточно, чтобы окончательно взволновать людей, кипевших ненавистью и яростью. Герцогиню де ла Торре и графа Теба торжественно проводили от эшафота во дворец Серано на Пуэрте дель Соль.

Неумолкаемое «Виват!» раздавалось перед балконом, где стояла герцогиня, кланяясь во все стороны. Весь этот мгновенный переворот обошелся без кровопролития. Всю ночь солдаты братались с гражданами Мадрида. Министр-президент предоставил свободу войскам, и судьба Испании была решена.

Ночью Энрика вместе с Рамиро поспешила навстречу победителям при Альколее — она хотела первой увенчать их лаврами.

Вблизи Аранхуеса, на дороге, оглашаемой народными приветствиями, Серано встретил Энрику, свою прекрасную жену, цветущую жизнью и счастьем, и только тогда почувствовал сладость победы.

Он крепко обнял графа Теба и, чтобы сделать всех участниками своей радости, велел раздать войскам золотые монеты из собственной шкатулки.

Энрика узнала от Франциско, что Аццо умер, спасая его, и глаза ее наполнились слезами.

— Добрая душа, — сказала она Серано, — он должен хотя бы после смерти обрести покой у нас в Дельмонте.

Серано исполнил желание Энрики.

Из Аранхуеса герцог де ла Торре послал Приму известие, что идет с победой в Мадрид и что двадцать восьмого сентября при Альколее судьба Испании была решена.

История увековечит этот день торжества свободы, записав его золотыми буквами на своих страницах.

БЕГСТВО КОРОЛЕВЫ

На следующий день после освобождения Энрики некоторые из разбитых генералов с остатками королевской армии вернулись в Мадрид. Гнев народа, еще ночью выражавшийся только в криках «Долой Бурбонов!», «Да здравствует власть народа!», «Да здравствует свобода веры!», «Долой иезуитов!», вылился в неприкрытое ожесточение. Гербы Бурбонов срывали с домов и разбивали, бюсты королевы валялись на улицах; было объявлено о падении династии и провозглашено всеобщее избирательное право. При всем этом в Мадриде царствовал величайший порядок, как будто ничего не случилось; народ радостно братался с войсками и ни одна капля крови не пролилась.

Пришло известие, что королевские войска других провинций с радостью переходят к Приму и что он без боя тоже приближается к столице. Раздались тысячи голосов: «Виват, победители при Альколее!», «Виват, Серано», «Виват, Прим!»

Все замки были объявлены народной собственностью и скоро над ними стали развеваться красные и черные знамена с надписью: «Национальное достояние».

Ни один монах не показывался на улицах. Они хотели переждать опасные дни, чтобы потом, все равно при каком правительстве, восстановить свое прежнее могущество.

Но народ Мадрида решил иначе. Служители инквизиции слишком много зла принесли людям, и час расплаты наступил.

Не существовало испанской семьи, не пострадавшей от Санта Мадре. Был ли это дед, принявший смерть на костре в Квемадеро де ла Крус, или мать, которую подкупленные монахи в угоду королю Фердинанду заманили в монастырский сад, или брат, томившийся под сводами подземелий Санта Мадре, — все это пробудилось теперь, требуя отомщения. Народ знал, где искать своих злейших врагов: этот ненавистный дворец, свидетель стольких кровавых драм, должен был стерт с лица земли.