Математик Боя. Жизнь сильнейшего - Blood_and_Tea
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рано, оставайся в сознании, — тут же приказал Сенсома. — И поясни про оборотней.
— Я уже объяснял… — вздохнул Ловен, усилием воли отбрасывая большую часть опьянения. — Оборотни — маги, заключившие союз с Духами. Вы видели Духов, а ты, Сенсома, даже сражался с одним из них. Духи — природные маги, вместо мозгов пользующиеся инстинктами. Хотя у них точно есть разум, но он, почему-то, проявляется только в тех местах, которые они называют домом…
— Это лекция о Духах, а не об оборотнях, — заметил Набло.
— Ты че, реально влезаешь с такой тупой фразой? — Ловен пьяно фыркнул. — Автор, почему люди, ничего не смыслящие в магии и прожившие всего пять-шесть десятков лет думают, что они умнее всех? Это ты так придумал, или они просто придурки?
— И все-таки ты отвлекся, — вздохнул Сенсома.
— Ладно, если короче, то Орочимару — оборотень, потому что выглядит как змея. Нет, ну в смысле, что змеи-то, конечно, как шнурки, а он как человек, но вот если бы змея стала человеком, а не шнурком, то вот она бы так и выглядела. Значит, его предки имели дела с Духами, хотя я и не знаю, как это возможно, учитывая, что у вас Духов нет.
— У нас есть Призывные Животные. Я могу призывать ежей — мы заключили сделку. А родители Орочимару… Да, они… имели тесные связи с Призывными змеями.
— Автор не просто прописал эту возможность, от скуки, — продолжил Архимаг. — Духи дают оборотням силу, а оборотни, взамен, служат им в их домах и действуют в их интересах во внешнем мире. Хотя некоторые Духи могут требовать, например, жертвы. Человеческие там или яблоки… Разное бывает.
— Да, я плачу своим змеям трупами, — сказал Орочимару, не обращая внимания, как от этой фразы все повели плечами. — Это сходство.
— Никто не любит оборотней, — подытожил Ловен. — Потому что они — ближайшие друзья Духов. А Духов не любят, потому что они нападают, как дикие животные, но дикими животными не являются. Но Иорф и его маги все равно нуждаются в магии Духов, поэтому оборотней… терпят. В большинстве мест. Если они ведут себя смирно.
— На вас протекторат Главы, и оттого к юноше-оборотню все стараются относиться нейтрально, — сказал Набло. — Но мы с вами — союзники, так что я готов помочь ему, если он что-то хочет у меня попросить.
— Хочу, — кивнул Орочимару. — Но я не думаю, что вы сможете многое дать мне. Просто меня заинтересовало ваше… «чтение». Так вы это называете? Мне интересно. Вы понимаете других людей. Я тоже хочу понять их.
— А он все еще на пути к пониманию мира, — по-доброму усмехнулся Исобу внутри Сенсомы. — Это умиляет мою древнюю душу. Я уже и забыл времена, когда так же познавал все и всех.
— «Он не свернет со своего пути и станет прекрасным человеком и шиноби,» — вторил Биджу Сенсома. — «Хотя я его немного побаиваюсь, как учитель — он слишком жаждет научиться, а я слишком плох в этом. Помнишь, как он убивал людей, смотря им в глаза, чтобы понять, что есть жизнь и смерть?»
— Ты — отличный учитель, у тебя это в крови, — не согласился Исобу. — И многим, если не всем, Орочимару сильно тебе обязан. Хотя ты и прав — учить его нужно с особой осторожностью. Но это же относится и к остальным гениям, коих вокруг тебя не мало. Джирайя и Цунаде тоже.
Сенсома осмотрел свою команду. Да, Орочимару действительно стремился познать весь мир и всю жизнь со всех сторон, и это делало его любознательным ученым, чутким ко всем вокруг. Джирайя всегда был себе на уме, но даже тут Сенсома признавал, что неплохо справился с воспитанием сына Тобирамы — дух Второго Хокаге частенько прорывался сквозь напускное хамство парня, которое он носит на себе, как маску, дабы скрыть свою чуткую и ранимую душу поглубже, от нехороших взглядов. Так, например, он только что бросился защищать своего близкого друга от оскорбления, на которое тот не стал бы отвечать из вежливости.
И лишь Цунаде пока что недостаточно раскрыла себя, на фоне своих двух друзей детства. Она тоже была гениальна, и эта гениальность так же могла неосторожно изменить ее, как и их. Орочимару, из-за своего гения, мог стать чудовищем и убийцей, бегущим вперед, за знаниями этого мира и не стесняющимся использовать для познания все средства. Джирайя мог озлобиться на весь мир за то, что он так несовершенен, и не стараться сделать его лучше, а захотеть уничтожить его (и горе тому миру, который встанет у него на пути).
Возможно, нераскрытость Цунаде — спасительная осторожность, которой она старается не дать себе стать кем-то плохим? Хирузен раскрывает ее потенциал как шиноби, и она растет гениальным боевым ирьенином, но чего стоят навыки самого лучшего целителя, если он захочет обратить их во зло? Вероятно, Третий Хокаге знает, что делает — Сенсома заметил, как легко старый друг набросил на девушку нить контроля, умелыми руками политика подталкивая Цунаде ближе к Като Дану — еще одному гению своего времени. И, если чутко взрастить в Дане идеального преемника титула Хокаге, то и Цунаде, благодаря своей к нему любви, станет опорой для всей Страны Огня.
Тонкий и гениальный ход от манипулятора Сарутоби. Сенсома даже, на миг, смутился от того, что раньше считал воспитательные навыки друга неверными. Это в нем, похоже, профессиональная ревность играет.
— Ну-у-у-у, я действительно не обучу тебя всему за пару недель, — потянул, тем временем, Набло, глубоко затянувшись. — Но все будет зависеть только от тебя и твоего интеллекта, парень.
— Вы потянули «ну-у-у» в начале фразы, готовя себе время на раздумья, потому что не ожидали от меня такого вопроса, верно? — в руках Ясягоро появились блокнот и ручка. — Я готов учиться прямо сейчас.
— Все правильно, парень, — оценил Набло уважительно. — Что ж, может с тебя и выйдет толк, как с читающего. Хотя бы недоучки.
И весь привал королевский придворный психолог учил «оборотня» своему ремеслу. Сенсома предался рассуждениям о воспитательстве и завел с Исобу мягкий и неслышный другим спор на эту тему. Джирайя уселся подальше ото всех и начал что-то записывать в тонкую тетрадку купленной еще в столице Лисмы артефактной угольной палочкой (там были, вероятно, его пошлые фантазии, которые он называл «романами»). Цунаде сидела перед Ловеном