Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго» - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твой Николай.
PS. О Мандельштаме пишу еще раз (на обороте) потому что Борис Пастернак в полном умопомрачении от ареста Мандельштама и никто ничего не знает».
После этого письма Сталин решил, что, раз Пастернак так волнуется за судьбу сосланного поэта, значит, он его близкий друг. Возможно, что Бухарин в письме вольно или невольно сгустил краски и преувеличил степень обеспокоенности Пастернака, чтобы побудить Кобу поскорее решить вопрос с Мандельштамом. После получения бухаринского письма Сталин в середине июня позвонил Пастернаку.
Существует бесчисленное множество вариантов текстов разговора, однако все они восходят либо к рассказам Пастернака, либо являются показаниями двух непосредственных свидетелей разговора со стороны Пастернака (3. Н. Пастернак и Н. Н. Вильмонта). Однако письменного изложения содержания разговора, сделанного самим Пастернаком, в природе не существует, равно как и каких-либо свидетельств, прямо или косвенно исходящих от Сталина. Надо также иметь в виду, что почти все мемуары были записаны через много лет и даже десятилетий после телефонной беседы Сталина с Пастернаком, а Борис Леонидович в разное время и разным людям по-разному излагал содержание разговора. И что характерно, ни один из мемуаристов не называет точной даты разговора.
Сегодня наука бессильна сколько-нибудь точно реконструировать ход знаменитой беседы. Известный литературовед и критик собрал основные версии телефонного диалога Сталин - Пастернак. Вот как они выглядят.
Согласно свидетельским показаниям драматурга Иосифа Прута, приведенным в следственном деле по реабилитации Осипа Мандельштама, разговор происходил следующим образом:
«Борису Пастернаку позвонил Поскребышев и сказал:
- Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!
И действительно, трубку взял Сталин и сказал:
- Недавно арестован поэт Мандельштам. Что вы можете сказать о нем, товарищ Пастернак?
Борис, очевидно, сильно перепугался и ответил:
- Я очень мало его знаю! Он был акмеистом, а я придерживаюсь другого литературного направления! Так что ничего о Мандельштаме сказать не могу!
- А я могу сказать, что вы очень плохой товарищ, товарищ Пастернак! - сказал Сталин и положил трубку».
Тут еще стоит заметить, что содержание разговора Прут слышал не лично от Пастернака, а от поэта Семена Кирсанова.
Галина фон Мекк, внучка подруги Чайковского Надежды фон Мекк, в мемуарах цитирует такую версию разговора: «Это случилось незадолго до мандельштамовской ссылки, когда небольшая горстка друзей поэта собралась вместе, чтобы обсудить, как можно ему помочь.
Борис Пастернак запаздывал. Его могли задержать разные обстоятельства, и мы не особенно беспокоились.
Наконец раздался звонок в дверь; Евгений Хазин, хозяин квартиры, где мы собрались, пошел открывать и вернулся с Пастернаком. Борис выглядел огорчённым, взволнованным и нервным. «Со мной произошло нечто ужасное! - сказал он. - Ужасное! И я вел себя как трус!»
А затем Пастернак рассказал нам вот что. Сегодня утром, когда он сидел и работал, зазвонил телефон, и ему пришлось подойти. Незнакомый голос поинтересовался - кто у телефона, не товарищ ли Пастернак. Когда Борис ответил утвердительно, голос сообщил: «Подождите, сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!»
«Я был в шоке!» - рассказывал Пастернак. Через некоторое время голос Сталина произнес с характерным грузинским акцентом:
- Это товарищ Пастернак?
- Да, товарищ Сталин.
- Какое ваше мнение, как нам поступить с Осипом Мандельштамом? Что нам с ним делать?..
Наверное, не многие из нас могли бы очутиться лицом к лицу с диктатором, который вызывал страх у целой страны. Борис Пастернак не был бунтарём, как Мандельштам. Он был мечтателем, и он струсил. Грубое слово. Но так и было.
Вместо того чтобы просить за Мандельштама, Пастернак промычал что-то вроде: «Вам лучше знать, товарищ Сталин». В сталинском ответе звучала насмешка: «Это все, что вы можете сказать? Когда наши друзья попадали в беду, мы лучше знали, как сражаться за них!» После этого Сталин бросил трубку».
Друг Пастернака поэт Сергей Бобров в записанной на магнитофон беседе с литературоведом В.Д. Дувакиным изложил разговор со слов Пастернака:
«- Вы знаете, что Боря однажды отказался поддержать Мандельштама? Вам это известно или нет?
- Я об этом слышал дважды. И очень бы хотел, чтобы вы сказали, как вам это известно.
- Известно очень просто. Мне Боря сам рассказывал. Дело было в том, что Сталин позвонил ему на квартиру. Боря сперва не верил и говорит: «Будет дурака ломать». Наконец его там всерьез одернули, и он стал слушать. Сталин его спрашивает: «Какого вы мнения о Мандельштаме?» И Боря струсил, начал объяснять, что он его плохо знает и так далее, хотя был в курсе, что Мандельштам арестован. Сталин страшно обозлился: «Мы так товарищей наших нэ защищали», - и бросил трубку...
- А вы думаете, что, если бы он твердо защитил, то.
- Видите, какая ситуация. Это было очень рискованно. Но чем было рисковать? Вот когда я сидел в тюрьме (в 1934 году), меня спрашивали про Оболдуева, и я отвечал, что Оболдуев - мне очень жаль, что я о нем говорил в этом заведении, - замечательный поэт.
- Скажите, то, что вы рассказали мне о Пастернаке, вы знаете с его слов или со слов Шкловского?..
- Это он сам рассказывал Марии Павловне (Богословской, жене С.П. Боброва. - Б. С.). Струсил. Напустил в штаны. А нельзя было. Сталин был такой человек. Конечно, жестокости невероятной, но все-таки... Вот, представляете себе мизансцену.
С чего бы Сталину звонить? Ведь могла быть такая штука: ему говорят: «Мы Мандельштама взяли». Он спрашивает: «А стоило?» - «Да за него ни одна
