Я приду плюнуть на ваши могилы - Борис Виан

– Это не сравнимо с зомби Рикардо, знаете, Ли.

– Тогда я – за, – заверил я его. И нажал на газ.

За час с небольшим мы сделали больше ста миль, и, когда въехали в Присквиль, Декстер стал подсказывать мне дорогу. Это был городишко поменьше, чем Бактон, но дома казались шикарнее, а сады были больше. Есть такие места, где чувствуешь: здесь живут те, у кого полно бабок. Ворота у Эсквитов были открыты, и я взял подъем к гаражу на первой передаче, и уж у меня мотор не стучал. Я поставил тачку рядом с другими машинами.

– Уже есть клиенты, – сказал я.

– Нет, – заметил Декстер. – Это машины хозяев. Думаю, кроме нас, никого нет. Будет еще кое-кто из здешних. Они приглашают друг друга по очереди, потому что, оказавшись у себя дома, начинают жутко скучать.

– Понимаю, – сказал я. – Люди, достойные жалости, в конце концов.

Он рассмеялся и вышел. Мы взяли каждый свой чемодан и оказались нос к носу с Джин Эсквит. В руках ее была теннисная ракетка. На ней были белые шорты, а после окончания игры она натянула желто-голубой пуловер, который потрясающе облегал ее фигуру.

– О, вот и вы, – сказала она. Казалось, она в восторге от того, что видит нас.

– Идемте, выпейте чего-нибудь. Я взглянул на Декстера, он – на меня, и мы оба согласно кивнули.

– Где Лу? – спросил Декс.

– Она уже поднялась к себе, – сказала Джин. – Ей надо переодеться.

– О! – сказал я подозрительно. – У вас переодеваются к бриджу?

Джин разразилась смехом.

– Я хочу сказать – переодеть шорты. Идите, наденьте чтонибудь более удобное и возвращайтесь. Вам покажут ваши комнаты.

– Надеюсь, вы тоже переоденете шорты, – насмешливо сказал я.

– Уже не менее часа прошло, как на вас все те же. И получил ракеткой по пальцам.

– Я не потею! – заявила Джин. – Я не в том уже возрасте.

– И вы, конечно, проиграли эту партию?

– Да!.. Она опять рассмеялась. Она знала, что смеется хорошо.

– Тогда я рискну предложить вам сет, – сказал Декс. – Не сразу, конечно. Завтра утром.

– Ну конечно, – сказала Джин.

Не знаю, может быть, я ошибался, но у меня сложилось впечатление, что она предпочла бы, чтобы это был я.

– Ладно, – сказал я. – Если у вас два корта, я сыграю с Лу, и проигравшие сыграют потом друг с другом. Постарайтесь проиграть, Джин, и тогда у нас с вами будет шанс сыграть друг с другом.

– О’кей, – резюмировал Декс, – поскольку все плутуют, проигравшим буду я.

Мы рассмеялись все трое. Было не очень смешно, но обстановка была несколько напряженной, и надо было ее разрядить. А потом мы с Дексом последовали за Джин в дом, и она препоручила нас чернокожей горничной – очень худой женщине с маленьким накрахмаленным чепцом на голове.

XII

Я переоделся в своей комнате и присоединился к Дексу и остальным внизу. Там было еще двое парней и две девушки – поровну, – и Джин играла с одной из девиц и обоими парнями в бридж. Лу была там. Я оставил Декса в компании другой девицы и включил радио, подыскивая танцевальную музыку. Нашарил Стэна Кентона и оставил его. Лучше так, чем ничего. От Лу пахло в этот раз другими духами, которые мне понравились больше, но я захотел подшутить над ней.

– Вы поменяли духи, Лу.

– Да. Эти вам не нравятся?

– Нет, они приятные. Но вы же знаете, что так не делают.

– Как?

– Менять духи не принято. По-настоящему элегантная женщина остается верна своим духам.

– Где вы этого набрались?

– Все это знают. Это старинное французское правило.

– Мы не во Франции.

– Тогда почему же вы пользуетесь французскими духами?

– Это лучшие духи.

– Конечно; однако, если вы уважаете одно правило, это надо распространить и на все остальные.

– Да скажите же мне, Ли Андерсон, где вы всего этого набрались?

– Это блага образования, – насмешливо проговорил я.

– В каком колледже вы учились?

– Ни в одном из тех, что известны вам.

– То есть?

– Я учился в Англии и Ирландии, прежде чем вернуться в США.

– Почему вы занимаетесь тем, чем сейчас занимаетесь? Вы могли бы зарабатывать больше денег.

– Я зарабатываю достаточно для того, что мне нужно, – сказал я.

– А какая у вас семья?

– У меня было два брата.

– И?

– Младший умер. Несчастный случай.

– А другой?

– Жив. Он в Нью-Йорке.

– Я хотела бы с ним познакомиться, – сказала она.

Казалось, она рассталась с той грубостью, которую демонстрировала у Декстера и у Джики, и забыла, что я делал там с нею.

– Я предпочитаю, чтобы вы его не знали, – сказал я. Я и вправду так думал. Но я ошибался, думая, что она все забыла.

– У вас забавные друзья, – сказала она, резко переходя от одной темы к другой.

Мы продолжали танцевать. Между одной вещью и другой практически не было пауз, и это помогло мне избежать ответа.

– Что вы сделали с Джин, в тот раз? – сказала она. – Она сама не своя.

– Ничего я с ней не сделал. Я только помог ей протрезветь. Есть известный набор приемов.

– Не знаю, может быть, вы мне морочите голову. С вами трудно это понять.

– Да я прозрачен, как хрусталь!.. – заверил я ее.

Теперь была ее очередь не отвечать, и в течениенескольких минут она целиком предавалась танцу. Она расслабилась в моих руках и, казалось, ни о чем не думала.

– Хотела бы я быть там, – сделала она заключение.

– И я хотел бы того же, – сказал я. – Тогда бы вы сейчас были спокойны.

От этой фразы у меня самого загорелись уши. Я вспомнил тело Джин. Взять их обеих и одновременно прикончить, предварительно все сказав им. Невозможно…

– Я не верю, что вы думаете так же, как говорите.

– Не знаю, что я должен сказать, чтобы вы поверили, что я так и думаю.

Она горячо запротестовала, заявила, что я педант, а потом обвинила меня в том, что я говорю, как автрийский психиатр. Это было слегка чересчур.

– Я хочу сказать – в какие моменты вы верите, что я говорю правду?

– Мне больше нравится, когда вы ничего вообще не говорите.

– И когда я вообще ничего не делаю?

Я сжал ее покрепче. Она, без сомнения, поняла, на что я намекал, и опустила глаза. Но я не собирался оставить ее так легко. К тому же она сказала:

– Это зависит от того, что вы делаете…

– ВЫ одобряете не все, что я делаю?

– Должно быть скучно, если вы это делаете со всеми.

Я чувствовал, что понемногу продвигаюсь вперед. Она почти дозрела. Еще несколько усилий. Я хотел понять, действительно ли дело на мази.

– Вы говорите загадками, – сказал я. – Что вы имеете в виду?

На сей раз она опустила не только глаза, но и голову. Она на самом деле была гораздо ниже меня ростом. В волосах у нее я увидел большую гвоздику. Она ответила:

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. О том, что вы делали со мной в тот день на диване.

– И что же?

– Вы делаете это со всеми женщинами, которых встречаете в своей жизни?

Я громко рассмеялся, и она ущипнула меня за руку.

– Не смейтесь надо мной, я не идиотка.

– Конечно, нет.

– Отвечайте на мой вопрос.

– Нет, – сказал я. – Я делаю это не со всеми женщинами.

Откровенно говоря, есть очень мало женщин, с которыми хочется этто делать.

– Вы мне морочите голову. Я прекрасно видела, как ведут себя ваши друзья…

– Это не друзья, это приятели.

– Не придирайтесь к каждому слову, – сказала она. -

Занимаетесь ли вы этим с приятельницами?

– Вы думаете, что можно захотеть делать это с подобными девицами?

– Я думаю…, – прошептала она. – Бывают моменты, когда можно много разного делать со многими людьми.

Я посчитал, что надо воспользоваться этой фразой, чтобы чутьчуть крепче обнять ее. В то же время я пытался погладить ее грудь. Но взялся за это слишком рано. Она мягко, но уверенно отодвинулась.

– В тот день, знаете ли, я выпила, – сказала она.

– Не думаю, – ответил я.

– О!.. Вы полагаете, что трезвая я позволила бы делать с собой такое?

– Конечно.

Она опять опустила голову, потом подняла ее и сказала:

– Не думаете же вы, что я пошла бы танцевать с кем попало?

– Я и есть кто попало.

– Вы прекрасно знаете, что нет.

Мне нечасто приходилось вести такие изнурительные беседы. Эта девица выскальзывала из рук, как угорь. То казалось, что она рванулась вперед, то вдруг она становилась на дыбы при легчайшем контакте. И все-таки я продолжал разговор.

– Что же отличает меня от других?

– Не знаю, вы хорошо смотритесь, но есть что-то другое. Например, голос.

– И что же?

– Это необычный голос. Я опять громко рассмеялся.

– Нет, – настаивала она. – Это более низкий голос… более того… Не знаю, как бы сказать… более четкий.

– Это от привычки играть на гитаре и напевать.

– Нет, – сказала она. – Я не слышала, чтобы певцы и гитаристы пели так, как вы. Я слышала голоса, напоминающие мне ваш голос; ну да… там… на Гаити. Голоса негров.

– Вы мне делаете комплимент, – сказал я. – Лучших музыкантов не сыскать.