Консервативный вызов русской культуры - Русский лик - Николай Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много печальных мыслей записывает композитор в конце своей жизни, но никогда Георгий Свиридов не был похож на сдавшегося человека. Пусть уничтожена его страна, пусть в плачевном состоянии находится русская культура, надежда на спасение никогда не покидает его, не собирается он и прощать врагов своего народа, своей страны. "Вечное проклятие апостолам зла и сатанизма и всем их пособникам". Во-первых, пока жива Вера в русском народе, его нельзя считать покоренным или окончательно сломленным. Как считает Свиридов: "Человек, с детства воспитанный на книгах Священного Писания, вживается в величие мира... Таким человеком не так легко управлять, он имеет в душе крепость Веры".
А во-вторых, как последний довод, у Георгия Свиридова, великого русского композитора, мыслителя, патриота, остается убеждение, что "...для того, чтобы завоевать Россию окончательно, надо еще многих из нас просто перебить, как собак..." И немало еще есть на земле Русской ее убежденных, стойких защитников. В том числе среди русских писателей, столь высоко ценимых Свиридовым. Меня искренне поражает простодушная вера великого композитора в рус
ское слово, в его носителей. Его несомненное преклонение перед русской литературой и ее творцами. Может быть, это тоже идет от былой русской интеллигенции? Несомненно, что когда у Свиридова уже нет надежды ни на армию, ни на государство, ни на политиков, у него остается надежда на литературу: "Солженицын, Абрамов, Астафьев, Белов, Бондарев, Распутин, Крупин, Личутин, ...Солоухин, Куняев, Клюев, Рубцов, Есенин - словом, все те, кто пламенно защищают свое понимание России..." Пока жива литература, жив и русский народ.
Это лишь малая часть тем, затронутых в книге "Музыка как судьба". Уникальная, исповедальная, печальная, пророческая, спасительная, трагическая, героическая книга для тех, кто любит Россию.
Надеюсь, со временем будут опубликованы и остальные записи русского гения...
Александр Михайлов
МИХАЙЛОВ Александр Алексеевич, критик, литературовед, фронтовик. Главный редактор издания "Библиотека русского духовного возрождения". Родился 1 января 1922 года в деревне Куя Архангельской области, окончил Архангельский педагогический институт, доктор филологических наук, профессор, академик РАЕН. В 1965-1991 годах - проректор, доцент, профессор Литературного института, в 1986-1990 годы - секретарь правления Союза писателей СССР, первый секретарь Московской писательской организации Союза писателей России, с 1988 по 1995 год- ведущий научный сотрудник, главный научный сотрудник Института мировой литературы РАН, член редколлегий журналов "Вопросы литературы" и "Московский вестник", почетный доктор Поморского международного университета (1993), вице-президент Международной ассоциации литературных критиков (1969-1991). Автор книг "Ритмы времени", "В мире Маяковского", "Тайна поэзии", "Точка пули в конце", а также книг о Павле Васильеве, Александре Яшине, Евгении Винокурове, Константине Ваншенкине, Андрее Вознесенском и многих других писателях. Живет в Москве.
"Смолкли колокола Победы, отзвучала казенная риторика по поводу ее 50-летия, средства массовой информации, как и предполагалось, "закрыли тему". Надолго. Жизнь ведь продолжается, идут другие войны. Гибнут люди в Чечне, на братьев наших, сербов, обрушили военную мощь демократическая Европа и Америка - и мир не колыхнулся, взирая на это убийство. В родном отечестве идет скрытая и открытая война за передел собственности. До того ли?..
И мне молчать бы. Все равно не сроешь горы неправды, которая наворочена про войну. Да вот беда - к неправде казенной, сторонней или умышленной, прибавляется неправда участников войны, ветеранов. Их-то слово имеет больший вес для тех, кто захочет узнать всю правду. В юбилейные и предшествовавшие юбилею дни наговорено и написано ими немало такого, что и самого меня заставило оглянуться - не выпалил ли чего лишнего, без пути, хотя вроде не шибко выставлялся да и спросу со стороны СМИ особого не было. Но почему все-таки на себя оглядываюсь? Да потому, что, наслушавшись и начитавшись стариков-ветеранов, подумал: кто-то из нас в чем-то неправ.
Вот и хочу поделиться по крайней мере одним недоумением, навеянным высказываниями по поводу психологического, нравственного самочувствия человека во время войны. Тут мне иногда кажется, что то ли наши ветераны подзабыли многое за давностью лет, то ли пеленой какой разум заволокло, то ли некоторые из высказывателей провели войну на периферии... А может, сказалась магия внушения компартийного агитпропа, в представлении которого война была чуть ли не сплошным героическим победным маршем с кличем: "За родину, за Сталина!"?
Когда ему думать о родине, о Сталине?.. Даже о доме родном? Хотя как раз естественнее всего остального, помимо себя, эта дума о доме. о родных и близких. За них солдат воюет - прежде всего. За себя и за них. И вместе с ними - за родину. Только человек с перевернутым сознанием может поверить, что солдат во время атаки думал о Сталине".
Ал. Михайлов, из статьи
"Заметки глотателя пустот"
МЫ УХОДИМ ИЗ ЖИЗНИ...
С известным критиком
накануне его 80-летия
беседует Владимир Бондаренко.
Владимир Бондаренко. Вы, Александр Алексеевич, прожили жизнь, полную событиями. Вы - человек ХХ века во всех его проявлениях. Солдат, политик, писатель. Каким был этот век для вас и для России?
Ал. Михайлов. Трудно мне говорить обо всей России, хотя я считаю, что век этот для России был трагическим. Веком революций, веком мировых войн, веком гражданского противостояния, междоусобиц. Сейчас уже можно сказать, насколько предыдущий девятнадцатый век был спокойнее. Я долго прожил в этом веке. Я помню двадцатые годы. Помню гонения на нашу семью. Я родился в очень глухой нижнепечорской деревне Куя. Дед мой по отцу священник. И это предопределило наши последующие беды. А отец - крестьянин. Так же, как и мать. Из коренных печорцев - тех, кто хаживал на Новую Землю. Там даже есть мыс Хаймина. Это мой прапрадед по материнской линии, Егор Хаймин из деревни Куя. Героически проявил себя в экспедиции на Новую Землю... Ну, а беды наши начались в период коллективизации: лишение прав, высылка к морю, где семья наша чуть не погибла. Это все вспоминать даже не хочется. Много таких судеб по Руси в ХХ веке. Я все это пережил лично. Дважды меня не приняли в комсомол из-за моего "поповства". Да еще дядя, кстати, служивший в Красной Армии, был по 58-й статье осужден и погиб в лагере. Это тоже мне в вину поставили, когда уже принимали в комсомол. Дело до голосования дошло. Встал парень, мой односельчанин, сказал: а у него дядя враг народа. Меня секретарь спросил: это правда, Михайлов? И я, к стыду своему сказал, что это правда. Хотя знал, что никаким врагом мой дядя не был...
В. Б. Это верно, много таких судеб по Руси. И даже куда более тяжелых. У меня перед глазами судьба моего отца, так что не надо далеко ходить. Но, зная множество таких судеб, должен сказать, что в эту же судьбу входит и дальнейшее развитие жизни. В том числе и ваша работа на самых высоких союзных должностях при той же советской власти. Она калечила, но она же и давала возможность подняться высоко сельскому пареньку из неведомой никому деревушки Куя. Главный редактор союзного журнала, глава московской писательской организации... Сможет ли сегодняшний ваш земляк проделать такой путь? Да и в бедах своих, вы правильно заметили, надо винить не только власти, но и сам народ. Не секретарь же, не начальник какой, а ваш же земляк встал и сказал про врага народа. И сколько у всех в жизни было таких земляков? И сколько таких сегодня? Но все-таки удерживало Россию от гибели нечто иное. То, что вело к Победе...
Ал. М. Конечно, самое главное событие в жизни - это война. Я прополз ее на брюхе. Я был сапером. А сапер - это даже не пехотинец, а тот солдат, который впереди пашет, когда наступают, и позади всех ползет, когда отступают, закладывая мины. И спереди и сзади нас, саперов, лупили. Поэтому трижды ранен и один раз контужен. Но Господь, видимо, избрал меня и хранил. Среди многих своих одноклассников остался в живых я один, да еще столько прожил. Мама моя, когда до 75 лет дожила, говорила: ой, беда, сколько много же я прожила-то. На 89-м году умерла...
Конечно, годы тяжелым грузом легли на плечи. Но, как говорит доктор Дорн у Чехова, жаловаться на жизнь в 62 года - это не великодушно. В 62! А тут за плечами 80! Двенадцать одноклассников не вернулось с войны. А сколько побратимов-окопников пало на поле боя рядом со мной! Я ведь за них жил, а значит, не имел права на подлость, на ложь... Я не скажу, что прожил целиком праведную жизнь, но на то есть Божий суд. Вот и ты уже, Володя, вошел в пору зрелости и успел перенести болезни, которые поражают отнюдь не легко живущих на свете людей. А я тебя помню молодым начинающим критиком, помню какое-то твое обсуждение в Союзе писателей, когда Суровцев, признавая тебя одаренным человеком, указывал на идеологические ошибки. Вон как время-то бежит! А если было мгновение, которое мне бы хотелось остановить, так это день окончания войны. Я закончил ее не 8-го, а 5-го мая. В устье Одера, на Воллинских островах. На Втором Белорусском фронте.