Спартак, футбол и другие. Третье издание - Евгений Серафимович Ловчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я комментировал матч для телевидения и в самом конце спустился к полю, слышал, как ругался Олег Блохин: «Меня поменяли, Онищенко, кто забивать в дополнительное время будет?» В овертайме Иштоян забивает второй, победный, гол, а Севидова вскоре снимают с работы…
* * *
На следующий день в Ереване был праздник: на центральной площади города на спине памятнику Ленину нарисовали восьмерку, номер Иштояна. Симонян как-то рассказал анекдот:
— В Ленинакан на рынок пришел Пеле. Ходит по рынку, а его никто не узнает. Подходит к торговке: «Почему не узнаете?» Та спрашивает, что за человек. Пеле отвечает, что он самый знаменитый футболист. Торговка умиляется: «Левоник, как же ты, милый, загорел-то!»
Глава третья. Николай Старостин
Глава, в которой говорится о хозяине «Спартака» и о визите ветеранов Перовского района в гости к Александру Бубнову
Чапай. Все время на работе
Проезжая мимо метро «Красносельская», всегда притормаживал у здания на углу — там был офис московского городского совета общества «Спартак». В одном из окон я всегда различал силуэт Старостина. Он всегда был на работе.
Вот как проходило мое зачисление в «Спартак». Думаю, в других клубах все было более формально, а в «Спартаке» как будто в члены общественной организации принимали.
Ни накачек, ни «торжественно клянусь». Николай Петрович, когда я приехал на Красносельскую и зашел к нему в кабинет, что-то писал в блокноте. Дописал, снял очки и начал меня рассматривать. А у него был жест такой характерный: что-то говорил, протирая очки платком.
— Мы за тобой смотрели, хотели, чтобы ты играл у нас. Знаем, за кого ты болеешь, — сказал Старостин.
То есть нет напряга абсолютно, он со мной как дед с внуком говорил! Не как руководитель с футболистом, а как родственника воспринимал.
* * *
Он был вхож во все инстанции. Когда что-то выигрывали, команду принимали в Моссовете, а Старостин перед походом туда собирал с игроков просьбы, все записывал: этому мебельный гарнитур, тому телефон, третьему — машина, детский садик ребенку.
И Старостин, все подготовив, после приема оставался один на один с руководителем Моссовета и подавал списки. Однажды у меня вышел конфуз. Попросил провести телефон в квартиру, потому что сам получил отказ — и как раз в тот день, когда пошли в Моссовет. Я отдал эту бумагу Старостину, после чего вопрос быстро решили, сняв какой-то номер на телефонной станции.
Как сейчас помню, номер — 281-05-61. Телефон звонил без конца, часто — ночью. Звонили часа в три и говорили: «Что-то случилось с телефоном, проверьте — называли номер и клали трубку». Оказалось, то был номер справочной на телефонном узле, и я для звонивших был кем-то вроде мастера по ремонту телефонов. Рассказал о ситуации Старостину, и вскоре мне поменяли номер.
* * *
Или вот еще история. Отчима, в Алабушево, разбил инсульт. Старостин так спокойно после моей просьбы говорит (а я-то взволнован, человеку плохо, что делать?):
— Евгений, будьте покойны. Намедни был в Моссовете и познакомился с первым секретарем райкома партии Зеленограда. Все решим.
Спустя какое-то время и этот вопрос решился, отчима положили в больницу. Старостин был хозяйственником, президентом практически частного клуба в социалистической стране. Все мог решить.
* * *
Его рассказы о футболе были удивительны. В том плане, что это почти художественное произведение.
Как-то в раздевалке, после одной из игр, стал учить нас:
— Ну что вы все время из центра в край бежите! Я помню, принимаю мяч, захожу в штрафную — и левой шведкой в дальний угол!
Мы усмехаемся, представляя картину — как это левой шведкой в дальний угол, да это все равно что локоть свой укусить!
* * *
Он любил рассказывать всякие истории из жизни «Спартака». Когда мы вылетели из высшей и играли в первой лиге, рассказал новой, по сути, команде, как в далеком 23-м году поехали играть в Турцию.
— А Клим Ворошилов был начальником нашей делегации в той поездке, — говорил Чапай. — И посол нам дает установку: нельзя обыгрывать турок, нельзя много забивать, а то не поймут. Выходим из кабинета, в коридоре нас ловит военный атташе посольства, заводит к себе и говорит: «Николай Петрович, вы посла не слушайте, турки уважают сильных, забивайте как можно больше». И мы забили, а как сыграли, уже не помню. Он постоянно нам это втолковывал — забивать надо как можно больше, добивать соперника, не давать шанса.
* * *
Я был ошарашен, когда в автобусе при переезде из Бейрута в Дамаск он 6 часов подряд читал стихи! Однажды рассказал о знакомстве с Лениным. Когда на завод, где он работал, приехал Владимир Ильич, а руководства на месте не оказалось. Он и водил Ильича по цехам…
Главное для меня в Старостине — мудрость и человечность. Если он сходился с человеком, то уже навсегда, становился родным. Он никогда не бросал ребят, которых считал спартаковцами. И не только сам помогал, но и их просил помочь.
* * *
Когда я уже закончил, в конце 80-х при футбольном клубе «Спартак» был создан кооператив (его возглавлял Михаил Коротков, заместитель президента клуба, Юрия Шляпина) с одноименным названием, в структуру вошла и команда ветеранов. Мы ездили по стране, зарабатывая деньги. И стали замечать, что до ветеранов доходит не все заработанное. Провели собрание, Коротков нам и говорит: часть денег для представительских расходов забирает Шляпин. Мол, приезжают представители других клубов, надо на что-то проводить банкеты. Мы возмутились — даже здесь «Спартак» на нас зарабатывает! Я пошел к Старостину. Он пришел к ветеранам и «напихал» Короткову: это «Спартак» в долгу перед ветеранами! И в дальнейшем с нас на представительские расходы денег не собирали. В том же разговоре Николай Петрович предложил нам создать свой кооператив, независимый от футбольного клуба. Вот тогда и появилось малое предприятие «Спартак», где я стал учредителем, а команда ветеранов перешла в эту структуру.
* * *
И еще один момент был. Как-то мне позвонила женщина, представилась женой легендарного защитника «Спартака» Анатолия Евстигнеевича Масленкина. Говорит, меня к вам прислал Старостин: у мужа могилка плохая, надо поставить плиту. Выделили деньги, поставили. Я был удивлен, что
