Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

У деда была довольно большая семья. Я лично знал некоторых из его детей — моих дядьев и теток — Михаила Павловича, Лидию Павловну, Александра Павловича, Анну Павловну, Марью Павловну. Самой младшей дочерью была моя мать Любовь Павловна. Вся эта семья после смерти деда осталась в сущности без средств к существованию. Лишь старший сын Михаил Павлович, что называется, «вышел в люди», выдвинувшись на почтовой работе (начал с письмоносца) до управляющего Ярославским почтовым округом. Умер он в 1913 году. Остальные жили весьма неважно.

Жена Павла Васильевича Сынковского — моя бабушка Лизавета Степановна. Ее отец, известный только по имени, был дьячком в селе Корцове в 25 км от Солигалича. Его жену, мою прабабушку, звали Марфой. Были у него дети, помимо Елизаветы — Иван Степанович и Василий Степанович. Никогда мне с ними не приходилось встречаться.

Бабушку Лизавету я помню старушкой, жившей на кухне у Марьи Павловны Вознесенской — моей тетки. Больше всего я помню ее за прялкой с веретеном. Пряла она круглый год. В последний раз я видел ее в 1915 году перед отъездом в Кострому в семинарию. В моей памяти она представляется как бы в тумане, молчаливой и невеселой.

Мой солигаличский знакомый Лев Михайлович Белоруссов прислал мне около 1960 г. копию надписи на кресте на Солигаличском кладбище, касающуюся жизни деда и бабушки: «Здесь покоится тело Солигаличского соборного диакона Павла Васильевича Сынковского. Родился в 1847 г. мая 30 дня. Умер в 1895 г. 2 августа. В сане 22 года. Жена диакона Елизавета Степановна Сынковская. Родилась 30 августа 1841 г. Умерла 24 марта 1918 г.».

Когда я был в Солигаличе в 1970 г., ни креста, ни подобной надписи найти не удалось, несмотря на долгие тщательные поиски вместе с Л.М.Белоруссовым.

Печальна судьба моих дядей и теток со стороны матери. Как уже упоминалось, старший дядя Михаил Павлович был управляющим округом связи в Ярославле и в Рыбинске (выдвинувшийся из простых письмоносцев). Помню его приезд в Солигалич в 1906 или в 1907 г. Он был принят дядей П.А.Вознесенским весьма торжественно и с почетом. Погиб дядя Михаил случайно. В 1913 г., в связи с юбилеем «дома Романовых», был запланирован приезд царя в Кострому и Ярославль. Был подготовлен «парад» гражданских чинов, которым пришлось для этого случая явиться при шпагах. Никто из этих гражданских чинов, естественно, не умел обращаться с оружием. По команде «шашки вон!» кто-то из соседей дяди Михаила случайно ударил его шпагой по голове. Возникшая в результате этого нелепого удара злокачественная опухоль свела дядю в могилу. После него осталось несколько детей (рыбинских Сынковских). О них, однако, я ничего не знаю.

Второго дядю Александра Павловича я помню хорошо. В противоположность своему старшему брату, он был неудачником. Работал он писарем, почтальоном, переменил много должностей. Он выпивал. Помню обычную картину: дядя Александр отдыхает где-либо во дворе нашего дома. Был он холостяком. После начала I мировой войны он окончательно перебрался из Солигалича к своим сестрам в Корцово. Вероятно, он был психически неуравновешенным. Помню, что каждую зиму он делал нам ледяную гору для катания на санках. Около 1924 г. я получил известие, что дядя Александр покончил жизнь самоубийством.

Тетка Лидия была старшей дочерью моего деда. Она приезжала в Солигалич изредка. Семейной жизни ее я не знаю. Кажется, она была замужем за дьячком Перепелкиным и у нее был сын Павел Перепелкин.

Неоднократно приезжала к нам из Кордова тетка Анна — старая дева, психически неуравновешенная. Помню, что она несколько раз даже лечилась в Психиатрической колонии «Никольское», но я ее там никогда не встречал (после 1915 г., когда мой отец жил с семьей там). При всех своих болезнях тетка Анна была сердечной женщиной.

Ближе всех я знал тетку Марию Павловну Вознесенскую, жившую вместе с мужем П.А.Вознесенским — соборным дьяконом в Соборном доме над нами. В дальнейшем мне придется многократно упоминать о ней. Первую половину жизни она прожила довольно счастливо, несмотря на материальные невзгоды. Она мечтала о собственном доме, и впоследствии ее мечта осуществилась. Дом этот цел и сейчас (на Песочной напротив здания бывшей Соборной школы, в которой учительствовал П.А.Вознесенский). Многочисленная семья Вознесенских после революции разбрелась. Старший, Феодосий, мой сверстник и друг, кончил Лесотехнический институт, стал деревообработчиком, а впоследствии работал на Авиационном заводе. Теперь он доживает век в городе Дубне8. У него два сына, один в Москве (Глеб) — видный специалист, другой в Дубне (Кирилл).

Второй сын, Евгений Павлович Вознесенский, был агрономом — специалистом по сельскохозяйственным машинам и преподавателем в СХ вузе. Он умер в 1977 г. Третий брат Иван — инженер — жил в Ленинграде. Он также умер, еще ранее Евгения. Сестра Вера — зубной врач в Ленинграде, также умерла в 1972 г. Старшая сестра Елизавета Павловна — врач, замужем также за врачом и живет и теперь еще в городе Горьком (1982).

Дядя Павел Алексеевич вместе с женой Марией Павловной после событий в Солигаличе в 1918 г., страшно напуганные, покинули Солигалич и собственный дом. Жили они во Владимире, а затем дядя Павел попал в Крым и там вскоре умер. Тетка Мария Павловна переехала в 30-х годах в Москву к сыну Феодосию. Она умерла от рака, в 1939 г. и похоронена на Ваганькове. Таким образом, вся многочисленная семья Вознесенских «растряслась» и распалась.

О младшей дочери Павла Васильевича Сынковского — моей матери Любови Павловне я, конечно, мог бы рассказать очень много. Ее жизнь и судьба связаны со мной, и в дальнейшем я постоянно буду о ней говорить. Здесь я скажу о ней лишь несколько слов только потому, что не могу удержаться. Была она великой труженицей. Всю жизнь прожила в крайней бедности, в нужде, в постоянных заботах и тревогах о детях, думая каждодневно, чем сегодня накормить семью.

Я помню ее совсем молодой, когда мне было года 3. Я сидел у нее на коленях, и она пела мне песню «По улице мостовой, по широкой столбовой…» или еще что-нибудь. Когда семья разрослась, началась война 1914 г., возник голод, болезни, крайняя нужда в самом необходимом. Из Солигалича — своей родины в 1916 г. мать с семьей переехала в Никольское. Здесь вскоре наступил жестокий голод, из-за которого снова пришлось уехать в глухое село Пречистое. И здесь через 2–3 года трагические события заставили снова переехать, в село Дмитрий Солунский и, наконец, в Доронжу. Можно представить себе, как страдала мать, когда два ее сына в Никольском умирали от голодного тифа. И снова несчастья. Умерла маленькая сестра Машенька, через несколько лет умер брат Алексей. Дважды арестовывали отца, и мать бегала месяцами за 20 верст для того, чтобы передать ему передачки. Когда, казалось, все кончилось сравнительно благополучно, началась 2-я мировая война. Мать получила известие о гибели брата Александра — врача какой-то части у Смоленска. В 1942 г. погиб отец и мать осталась одна. Правда, сестра Татьяна жила неподалеку, в 7 верстах, но у нее в то время было полно своих забот о большой семье.

Мать спала почти всю жизнь в сущности на голых досках, только незадолго до ее смерти удалось достать ей настоящую кровать. Она вставала ежедневно в пятом часу утра и весь день до позднего вечера копошилась то у печки, то зашивала старье, то пряла и т. д. Умерла она в 1958 г. в 78-летнем возрасте.

Вот вкратце и все, что я мог вспомнить главным образом из рассказов матери, частью отца, частью некоторых знавших семью людей. Мои воспоминания лишь переплетаются с слышанными мною рассказами о прошлой жизни моих предков и старших родственников.

Перечитав написанное, я вижу, что рассказ о моих предках получился грустным. Я подумал, не возникнет ли у читателя подозрение, что я сгустил краски, изобразив жизнь моих родителей и дедов такой мрачной, почти невероятной с точки зрения современных молодых людей, никогда не знавших подобной нужды и несчастий, которые пришлось переживать моим предкам и отчасти современникам моей молодости. Но я ничего не преувеличил и многое еще более ужасное опустил. Насколько я помню, нисколько не лучше жили в начале XX века (а тем более — во второй половине XIX в.) почти все бедняки, которых было в России большинство.