Серая хризантема(Фантастические повести и рассказы) - Шаламов Михаил Львович

Гуннар уже знал, что делать. Он сумеет убить одним гарпуном двух тюленей: и угодить новым богам, и спасти для себя Хельгу. Чтобы не прозевать свое счастье, нужно действовать решительно. Теперь викинг чувствовал прилив сил.

А вот и тот дом, о котором говорила Хельга. Перед ним, в центре ярко освещенного пространства, стоит вырубленная из серого гранита фигура. «Новый бог биармов», — понял Гуннар и на всякий случай, коснувшись серебряного распятия под курткой, прочитал молитву Одину.

Из двери здания, над которой красовалась блестящая доска с биармскими рунами, на крыльцо начали выходить люди. Они не расходились, а, разбившись на группки, бродили вокруг. Ни у одного из них Гуннар не заметил оружия. Это его подбодрило. Он подобрался поближе и затаился в тени двух огромных повозок на упругих колесах. «Интересно, сколько пар лошадей нужно запрячь, чтобы эти махины сдвинулись с места? Чудаки все-таки эти потомки!»

Он снял с плеча лук и приготовил стрелу. Сейчас на крыльцо выйдет Хельга. Гуннар проверил свою экипировку. Достаточно ли внушительно он выглядит? Остался доволен. Сойдет!

А вот и Хельга. Она вышла на крыльцо в группке молодежи. Хельга разговаривала с невысоким худым парнем и улыбалась. «А я мог бы улыбаться, чувствуя кожей место, в которое через минуту должна впиться стрела? — подумал скальд. — Пожалуй, не смог бы… А Хельга улыбается».

Он шагнул в круг света. Гомон голосов постепенно замолк, и десятки глаз уставились на Гуннара с немым вопросом. Страха ни в одном взгляде он не почувствовал. И в глазах Хельги тоже не было страха. Только ожидание.

Гуннар оскалился, зарычал раненым медведем и натянул тетиву. В перекрестье ресниц он увидел, как высоко вздымается грудь замершей в ожидании выстрела Хельги, отметил недоумение в глазах ее спутников. Он опустил лук и снова поднял. Хельга закрыла глаза и затаила дыхание. «Стреляй же! — кричала она всем своим телом. — Не мучай, стреляй!» Гуннар снова нацелился, взял чуть-чуть левее и выше и спустил тетиву.

Тогда сказал Ганглери: «Великое множество людей в Вальгалле. Всякий день, лишь встанут они, облекаются в доспехи и, выйдя из палат, бьются и поражают друг друга насмерть. В этом их забава. А как приходит время к завтраку, они едут обратно в Вальгаллу и садятся пировать».

С предсмертным хрипом, хватаясь за торчащую из горла стрелу, скатился с крыльца тощий Хельгин собеседник. Хельга распахнула глаза, и из них хлынул на Гуннара океан ужаса.

— А-а-а-а… У-у-у-у… — завыли голоса, и безоружные люди бросились на викинга. Он кошкой прыгнул во мрак и, отбросив в сторону лук, меч и секиру, что есть духу побежал по дороге.

Обернувшись, он увидел, что Хельга плачет над убитым, а еще одна биармская девушка рядом с ней падает в обморок. И еще увидел Гуннар ужасное: ожили и зарычали дикими зверями огромные повозки, возле которых он только что прятался. Они распахнули огненные глаза и, набирая скорость, покатились следом за викингом.

«Только бы добежать до лошади!» — билась в голове испуганная мысль. Для других мыслей там места уже не было. Колесницы Ужаса все ближе, а чуть поодаль мелькают и гудят уже совсем невероятные двухколесные повозки. Гуннара догоняют желтые лучи их огненных глаз.

С обочины дороги к скальду шагнул Эйрик.

— Предупреди наших, Гуннар! — проорал он, роняя с губ белую пену. — Скачи и расскажи все! — Он кивнул туда, где в сумраке угадывался черный силуэт пасущейся лошади. — А я задержу чудовищ!..

Эйрик Бесстрашный, подняв над головой тяжелую секиру, медленно пошел навстречу повозкам.

Уже вскочив на лошадь, Гуннар завороженно смотрел на дорогу. Берсерк и повозки сближались. Передняя вильнула, чтобы обогнуть Эйрика, но тот невероятным чутьем берсерка предугадал этот маневр и, отпрыгнув, встретил ее лоб в лоб. С придыханием ухнув, он всадил секиру в тонкий металл корпуса повозки и тут же, отброшенный ее тяжелой тушей, исчез под колесами.

Скальд ударил лошадь пятками и, заставив себя вернуться на дорогу, повел ужасную погоню туда, где спали перед утренним боем викинги. Он представил, как будет улепетывать Кале Змей, и хрипло рассмеялся в голос. Главное — жива Хельга. Остальное — ерунда. Они смогут найти свое счастье.

О тех людях, которых он всю жизнь называл своими друзьями, Гуннар не вспоминал. У него не было больше друзей. Только враги. И он в эту минуту был врагом всему свету, викингам и биармам, себе самому, всем на свете богам. Он сорвал с шеи и бросил в придорожную канаву маленькое серебряное распятие. Начиналась жизнь без богов.

Тормод, Скальд Черных Бровей, взял клещи и вытянул из раны наконечник стрелы. На его крючьях зацепились волокна сердца, одни красные, другие белые… Тут он упал навзничь мертвый. Здесь и кончается рассказ о Тормоде.

Пришелец вошел в кокон бесшумно. Когда Ольга подняла голову, он уже стоял перед ней и выпуклые фасеточные глаза его тускло отсвечивали серым. Ольге до того никогда не приходилось видеть серого света, но она не удивилась, а только молча смотрела на ненавистное чудище и думала о Гуннаре.

Глупый, в последнюю минуту он пожалел ее, и вот теперь между ними навсегда встала тень Толика.

— Дикари! — услышала она безмолвный голос пришельца. — Дикари…

Пришелец все еще стоял неподвижно, но розетка у него на груди зашевелилась, и из нее вылезла знакомая синяя «жаба». Волоча за собой длинную пуповину, она вскарабкалась вверх по руке и, усевшись на плече хозяина, уставилась на Ольгу немигающими глазками. «Жаба» сунула в рот палец и зачмокала, роняя на панцирь пришельца нитку клейкой слюны. Только сейчас Ольга заметила, что взгляд этих фиолетовых с красными прожилками глаз пристален и осмыслен. И если сравнить этот взгляд с неживым блеском фасетки, то нужно еще подумать, кто из этих двух существ хозяин, а кто исполнитель его воли.

— Дикари! — повторил пришелец. — Только вы, люди, способны добиваться высокой цели такими варварскими способами. Конечно, вы с Гуннаром выполнили мое задание. Резни не было. Но вы продолжаете оставаться опасными для Вселенной. Даже не знаю, что с вами делать! — «Жаба» вынула палец изо рта и, растопырив лапы, раскорякой зависла над головой пришельца, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Пуповина, связывающая ее с махровой розеткой, перекручивалась. Ольге в этот момент захотелось подняться, дернуть за пуповину и разорвать связь между этими двумя существами. Или все-таки одним?

На ее мысли среагировали оба. «Жаба» шустро нырнула в розетку, а пришелец угрожающе выставил вперед трехпалую руку.

— Сиди!

Пришелец нащупал рукой «пенек», нелепо сложившись пополам, опустился на него, и сразу же в его фигуре появилось что-то беспомощное.

— Ты не молчи. Говори, — сказала она ему мысленно, но пришелец безмолвствовал, и Ольга всем телом чувствовала его жуткое, ледяное одиночество в этом мире. Наконец он сказал:

— Вы, люди, еще не видели настоящей жестокости. Жестокость — это когда гибнут целые расы и народы. Не от склонности к садизму дали мы вам это испытание. В галактике только что закончилась большая война, и мы не можем позволить, чтобы она когда-нибудь повторилась. Та раса, которая ее начала, тоже очень рано вышла в космос, вошла в наш Союз и переняла знания Объединенных Человечеств. А потом использовала их против остальных. Это была сильная и способная раса, как ваша, только она слишком рано вышла в космос… Теперь ее нет. Но, к сожалению, не только ее. Исчезли с лица Вселенной сотни цветущих и мирных планет, погибли десятки народов. Из восьми миллиардов людей моего народа в живых осталось чуть больше ста тысяч. Союз не мог рисковать. Мы должны были ’убедиться, что вы не будете повторять чужих ошибок. Слишком уж вы похожи на ТЕХ… Теперь вы доказали… Но все-таки я не могу понять, почему это у вас получилось!