Русь Мiровеева (опыт «исправления имен») - В.И. Карпец

«Между прочим, не следует смешивать кабалу (cabale), о которой мы говорим, с каббалой (kabbale), наукой чисто гебраистической. Орфографические различия указывают на совершенно различную этимологию. Первая происходиМежду прочим, не следуе?, kabales, что означает конь (cheval), вторая — от еврейского kabbalha — традиция. Уставы и род занятий древнего конного строя (chevallerie, рыцарства, конницы) как в духовной, так и во временной жизни предполагали взамоизъяснения в форме языковых загадок, каждая из которых была герметическим воспеванием герба».

Сabale проистекает, согласно Канселье, «из материнских языков» (langues matrices) и пришла во французский из пеласгского и греческого. Основы этого искусства, согласно Канселье, содержатся в умении заключать предложение в одно слово и наоборот. В этом смысле онтологически этот язык действительно славянский, словенский в изначальном смысле, так как в основу свою полагает «самовитое слово» (В. Хлебников). Это язык принципиально не для всех, язык варново-сословный, язык «первых», оберегаемый от «внешних». Но эти «первые», по вывороченной наизнанку сакральной логике, стали в Европе «последними», «королями, лишенными наследства»: каролингско-папская узурпация «латинизировала» Европу и вытеснила ее корневые наречия в арго, в речь «клошаров», «отверженных», «безумных философов», «проклятых поэтов». Но совершенно неожиданно «выплывает» и чисто «славяно-русская» версия. Что касается пеласго-этрусского языка, то здесь дело обстоит следующим образом. Тот же Егор Классен, расшифровывая древние пеласго-этрусские надписи, в частности, надписи намогильные и так называемые гностические камеи, обнаружил поразительное сходство их не столько даже с церковнославянским, сколько с современным русским языком. Так, в частности, сделанная «чертами и резами» надгробная надпись в честь троянского царя (правда, «римской», а не «франкской» ветви) Энея, о котором уже много позже писал латинскую поэму Вергилий, найденная близ Кречио, в северной Италии, в 1846 году, гласит:

Рески вес Бог, выш Вима и Дима, Езменю Расией,

Им— же опеце (мой) дом и децес, ленейен Езмень!

Екатезин далечим, до дому зем поежею,

Тоци вероверо ес! Какоей Еней цар-роде.

Сидеиз с Дадоим в Елишом, Лейты поймез, забивлаез,

Ой! дороги, хороши!

ЛАТИНСКИМИ БУКВАМИ:

Reski wes Bog, wyz Wyma i Dima, Лzmмnju Rasiмj;

Jmze opмce (moj) dom i deиes, lepмjen Лzmen!

Ekatezin daleczim, do domu ziem pojezeju;

Toi wмro-wмro мs! Kakoмm Enмj car-rodм,

Sydмz s Ladoim w Eliszom0, Leity pojmмz zabywlaмz,

Oj! dorogi, chorosziy!

НА РУССКОМ:

Райский всех Боже, выше Вима и Дима, Езмень ты России,

Возми в опеку мой дом и детей, наилучший Езмень!

Гекаты царство далече, до дому земли выезжаю,

Точно, ей-ей, так есть! как я Эней царь-родом!

Сидя с Дом в Елисее, Леты черпнешь и забудешь,

О! дорогой, хороший!

«Что эта надпись относится к троянским временам, — писал Е. Классен, — в том нет никакого сомнения, стоит только сравнить ее с древнейшей финикийско-греческою надписью на камне Киренском, причисленную к той же эпохе, объясненную и публикованную Гамакером и Гезениусом. Мы здесь встречаем ту же интропункцию тремя точками, которая уже не находится на позднейших памятниках. Часто встречаемая в предлежащей нам надписи отдельная точка не составляет здесь деления на фразу, а заступает только место выпущенной гласной, подобно тому, как исполняет это финикийско-самаританско-еврейский Аин. Также употребляется здесь, как в умбрийском, буква V за O, У и Ы, кроме того, встречаются некоторые монограммы. Последния были у Славян в весьма большом употреблении, оне сохранились на русских монетах и в рукописях до времен Петра Великаго. Для убеждения стоит только взглянуть на изображение древнего русского креста, при котором каждое слово сливается в отдельный монограмм. Оригинальная на этом памятнике змееобразно вьющаяся строка всей надписи, требующая, чтобы чтец ее ходил в том же направлении вокруг камня, положеннаго горизонтально; при греческом бустрофедоне нужно было движение только глаза взад и вперед. Вкус к таким змеистым извивам сохранился до средних веков на северных рунах».

Подробную расшифровку пеласго-этрусской письменности сделал в 80-90-е годы нашего столетия Г. С. Гриневич. «Etruscam non legatur — Этрусское не читается» — вспоминает он латинскую пословицу и утверждает:

«Праславянской письменностью выполнены: Тэртэрийские надписи (V тысячелетие до н.э.); протоиндийские надписи (XXV-XVIII вв. до н. э.); критские надписи (XX-XIII вв. до н. э.), в их числе надписи, исполненные линейным письмом и Фестский диск; этрусские надписи (VII-II вв. до н. э.), а также надписи, найденные на территории расселения восточных и западных славян и исполненные так называемым письмом типа „черт“ и „резов“… Праславянский письменный язык очень близок к старославянскому — письменному литературному языку всех славян, введенному для нужд Христианской Церкви в середине IX века н. э. Полной идентичности этих языков быть не могло, т. к. каждый из них обслуживал разные типы письма: первый — слоговый, второй — буквенный. И тем не менее у этих языков общий словарный состав и, что особенно важно, полное совпадение многих грамматических форм (самая стойкая часть языка)».

Замечательно, что именно внутри этой «праславянской» или троянской письменности и сложились правила «фонетической кабалы», будущего языка «параллельной Европы».

Рассказывая о глиняном сосуде, открытом археологом В. А. Городцовым еще в 1897 году, Г. С. Гриневич обратил внимание на «манерой своего исполнения напоминающие дымковскую игрушку» изображения человека и лошади в качестве некоей «подписи».

«В. А. Городцов предполагал, что все эти знаки — литеры неизвестного письма. Значит, они должны звучать, как звучат знаки, т. е. буквы нашего алфавита. Но как? ЧЛ — человек, лошадь. А если иначе: ЧЕ ЛО — человек, лошадь. Получилось слово ясное и очевидное, известное каждому русскому человеку. Оно означает лоб, часть головы от темени до бровей. Но какая может быть связь между глиняным горшком и человеческим лбом? Нелепица, да и только. Однако, существует еще одно значение слова „чело“. Оно сохранилось до наших дней, в частности, на Смоленщине, и означает „наружное отверстие русской печи“.

В «языке птиц» человек, конь (лошадь), чело (верхняя часть головы или черепа) и печь оказываются тождественными, что, кстати, полностью соответствует и меровингскому мифу о королеве и кентавре, и русской «Повести о Соломоне и Китоврасе». Согласно Фулканелли, Конница или Конный строй (Chevalerie, рыцарство) восходит к описанию Тайнозрителем Великого Коня (Отк. 19. 11-16). Описывая композиции росписи каменного дома в нормандской деревушке в Лизье (Manoir de Salamandre, Жилище Саламандры), он указывал:

«Фигура Великого Коня (Grand Cheval) возвышается над Геркулесом — это видение апокалиптическое. Над сидящим на нем всадником написаны слова Откровения: Rex Regnum et Dominus Dominatum — Царь Царствующих и Господь Господствующих. Великий Конь появляется из облаков с передними ногами навылет. Всадник держит в одной руке шпагу, в другой — железный жезл; за ним следует множество конных всадников, в солнечном круге — Ангел».

Связь описанного изображения с русской иконой «Церковь воинствующая» или «Благословенно воинство Царя Небесного» (XV в.) очевидна. Напомним: согласно преподобному Максиму Греку, царь земной есть «образ одушевлен» Царя Царствующих.

Наконец, еще более высокий аспект «самовитого слова», выводящего нас на иной уровень «языка словенского, то есть словесного», на уровень уже чистого «языка птиц», языка ангелов и царей, имеет прямое отношение к «Руси Мiровеевой» (вспомним, что, анализируя Хроники Иоанна Малалы и Летопись Русских Царей, князь П. П. Вяземский указал на то, что словенин или гласоимный имеет греческое именование первого Адама, а именно MEROPES). Современный исследователь В. Н. Топоров отмечает особую роль, «которая придавалась в раннеславянской литературной традиции сирийскому языку (согласно черноризцу Храбру, первым из всех языков был сотворен Богом сирийский язык — „несть бо Бог сотворил жидовьска языка преже, ни римска, ни еллинска, но сирски имже и Адам глагола“; на нем говорили и Адам и все люди до Вавилонского столпотворения („О письменах“); в апокрифических „Вопросах, от скольких частей создан был Адам“, утверждается, что Бог „сурьянским языком хощет всему мiру судити“. Этот сирский или сурьянский язык понимают не только Ангелы, но и бесы (падшие ангелы). Преподобный Илларион, изгоняя беса, вопрошает его „сирскы“; в другом эпизоде его же жития некий муж, одержимый бесом, „сирьскы отвечает“ („Житие преподобного Иллариона“, входящее в Великие Минеи Четии). Святой Андрей Цареградский, Христа ради юродивый „преврати язык… на сvрьску речь, и нача седя повести деяти с ним сvрьски, еликоже мышляше и хотяше“. Особо оговариваем: речь здесь идет не об апокрифах и не о народной словесности, а о церковно-каноническом тексте, о знании, хранящемся в глубоких недрах Православного Християнства. В частности, подробно об этом писал Рене Генон, согласно которому „адамическим языком“ был „сириакский язык“, loghah sыryвniah, который не имеет ничего общего ни со страной, именуемой Сирия, ни с одним из более или менее древних языков, сохраненных человеческим воспоминанием до наших дней. Этот loghah sыryвniah есть, согласно истолкованию его имени, язык „солнечного озарения“, shems-ishrвquah; дейстительно, Сурья есть санкритское имя Солнца, и это могло бы указывать, что его корень sur, один из тех, что обозначает свет, и сам принадлежал к этому древнему языку. Речь идет, стало быть, о той изначальной Сирии, о которой Гомер говорит, как об острове, расположенном „за пределами Огигии“, что делает ее (Сирию) тождественной гиперборейской Туле (Tula), где совершается полный оборот Солнца». При этом, исходя из равнозначности порядка букв в так называемых «иератических языках», сирский, сvрьский, сурьянский, соурский переходит в роусьский. В Житии святого Константина Философа, владевшего греческим, латинским, еврейским и сурским языками, сказано: