Короли городских окраин - Валерий Георгиевич Шарапов

Череп напоследок даже слегка улыбнулся его наивности, незаметно кивнул Михану в сторону забора – выведи гостя подальше. Урка от такого неожиданного решения вскипел, на лице заходили желваки. Напружинился, пальцы в кармане сжали любимую заточку. Нельзя отпускать пионера живым, сдаст он всю их воровскую малину ментам, и конец шикарной жизни. Полоснуть по детскому горлу и прикопать за сараем – самое верное решение. Никто и не догадается искать школьника так далеко от дома, в частном дворе в Марьиной Роще. Решат, что сбежал на поиски приключений.

Но строгий взгляд Черепа буравил спину в пиджаке из английской шерсти. Давилке оставалось проводить Кольку до ограды, напоследок хлопнуть по плечу:

– Ну до встречи, пионэр. С тебя проводины, отметим твою свободную жизнь.

Глава 3

Пока Колька не скрылся за углом, жулик следил за каждым его шагом. Постепенно улыбка-оскал исчезла с узкого лица. Одним прыжком Давилка вернулся к сараю и в возмущении кинулся к Черепу:

– Он же нас сдаст! Пришить его надо!

– Тише, тише, Мишель, не пыли, – поморщился от громкого крика главарь. Иногда ему нравилось называть Давилку на французский манер, чтобы тот дергался от подозрения в насмешке. – Не пойдет он в милицию, что ты панику разводишь. Что там скажет? Я – форточник, помогаю квартиры обворовывать? Ему сразу влепят десять лет трудовых лагерей, отправят в колонию для малолетних преступников, а через два года по этапу на взрослую зону лес валить.

– Он – сопляк, не соображает. Побежит и сдаст, чтобы значок заработать.

– А заработает пулю в затылок. И ты ему это объяснишь. – Тон Черепанова стал ледяным, с жесткими нотками. Словно гвозди, принялся он вколачивать в голову Давилки свою мысль. – Сначала кровью его повяжешь. Чтобы понял, что не школьник он и не пионер, а преступник, урка. Кровь не отмоешь, крепче веревки будет держать.

– Это чего, заставить его пришить кого-нибудь? – Брови у Давилки поехали вниз, мысль никак не укладывалась в тесном лбу.

– Нет, Михаил. Выбери квартиру, чтобы там был свидетель. Старуха или ребенок, главное, чтобы без шума. Убьешь на глазах у мальчишки, так чтобы никого рядом не было, кроме тебя. И объяснишь молокососу, что это убийство на него повесим, если вздумает спрыгнуть. За убийство ему дадут по полной. Это не выговор на школьном собрании и не мать в угол поставит. Объясни ему доступно. А если не поймет, тогда будем думать дальше.

– А как мы на него повесим убийство?

На вопрос Давилки главарь только поморщился. Как же трудно работать, когда у твоего подельника руки работают лучше, чем голова. Приходится каждый ход объяснять, словно играешь в шашки с ребенком.

– Все тебе приходится по полочкам раскладывать. Заточку в руки ему сунешь, чтобы на крови отпечатки пальцев остались. Понял? Себе новую заведешь. А эта с отпечатками пускай лежит у тебя как доказательство. Станет твой Малыга как шелковый.

– Хитрован ты, Владимир Иванович, ну и мозг! – восхитился его планом Давилка.

Череп еле удержал на языке ответное язвительное замечание. Но вовремя подумал: зачем портить отношения, пускай с туповатым, но исполнительным компаньоном? Все-таки чем хорош Давилка, вот взял на себя всю грязную работу, которую так не любил Владимир Иванович. Ему нравилось разрабатывать планы, тщательно примерять каждую мелочь, как важную деталь к хитроумному устройству; марать же руки в крови или таскать чужое добро в мешках – это не для воспитанника кадетского корпуса.

Давилка нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– А если заартачится? Он же сопляк, понятий воровских не имеет.

– Поставь кого-нибудь за ним приглядеть, – Череп, как всегда, мгновенно принял нужное решение. – А после ходки вежливо пояснишь, что здесь не коммунистическая партия, партбилет не сдашь. Может ходить в школу или где он там учится, бегать со знаменем, старушек через дорогу переводить. Днем. А ночью он у нас в доле. Захочет соскочить, пригрози, что к маменьке наведаешься и пощекочешь ее железным перышком.

Владимир Иванович прошелся по сараю, распахнул дверь. Весенняя свежесть хлынула внутрь, перебила шлейф дешевого одеколона, что источал Давилка. Хитроумный преступник задумчиво уставился на пейзаж из робких зеленых листочков на березке, что тянулась каждый год все выше под окном.

– Школьник или комсомолец с безупречной репутацией, постоянным местом работы, грамотами от руководства – это же прекрасная маскировка, Михаил. Хорошая характеристика с завода рассеивает любые подозрения. Тебе тоже неплохо бы выправить документы честного гражданина великой Страны Советов.

– Я у часовщика помощником оформлен, чтобы тунеядство не пришили, – возразил Михан.

Череп поморщился. Яркие костюмы, претензия на шик при отсутствии вкуса, блатной жаргон в разговоре – помощник часто вызывал у него чувство брезгливости и глухого раздражения.

– Подмастерье часовщика – это хорошо, но если добавить блестящую характеристику члена партии, то из Михана Давилки получится образцовый советский гражданин.

Черепанов расхохотался собственной шутке, представив перед собой обезьяну в костюме и при партбилете. Относился главарь к своему помощнику с насмешливой небрежностью, считая его кем-то вроде говорящей собаки, хотя и ценил за обстоятельность. Перед тем как идти на дело, Михан засылал Танкиста в качестве наблюдающего, сам лично вызнавал у соседей все о хозяевах квартиры. Добывал разными способами ключи. Не было для него преград, которые могли бы остановить жадного до жирного куша уголовника.

А вот вне воровского промысла лезли из него невежество и страсть босяка к дешевому блеску. Как попугай, повторял он за своим главарем иностранные словечки, заказывал у модисток за огромные деньги костюмы, скупал у спекулянтов кричащей расцветки галстуки. И наряжался в эти пестрые комплекты, поливаясь одеколоном, словно барышня перед свиданием.

Давилка причину веселья Черепа не понял. Но к словам главаря отнесся внимательно – тот всегда давал полезные советы.

– Иди. – Владимир Иванович, отсмеявшись, махнул рукой. – И не забудь на пару дней приставить к нашему пионеру наблюдателя. С кем дружит, кого любит. Чтобы больно бить, надо знать слабые места. Приструним мальчишку, дисциплина будет, как в армии.

После ухода Давилки он долго сидел в большом зале у открытого окна и вдыхал нежный шлейф весеннего аромата со стороны рощи. Думал, как же вправить Малыге мозги, чтобы тот не льстился на советские агитки? Там румяные школьники защищали слабых, помогали старшим. Только он, Черепанов Владимир Иванович, точно знал, что за красивым фасадом спрятана страшная грязь. Весь этот рабочий люд, обнищавшие крестьяне, послевоенные сироты, безграмотные и дикие, хлынули в столицу после войны в надежде на лучшую долю. Страна выла от голода, послевоенной разрухи, нехватки крепких мужских рук.