Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

— Рады стараться, ваше превосходительство! — гаркнул Артемий Иванович.

— Тише вы! Кто ж тут кричит! — шикнул на него Черевин.

Он протянул им фляжку и предложить отхлебнуть прямо из горлышка. Фаберовский отказался, а Артемий Иванович присосался к фляжке как пиявка и выдул ее до дна.

— Знаешь что… — сказал Черевин, заглянув во фляжку. — Давай мы тебя наследником назначим. Ты уже готов.

— Ваше превосходительство оповедало нам о подводном судне и поляке, который выскочил с нее на пристань, — поспешил напомнить Фаберовский.

— От него так разило козлом, горохом, говяжьим салом и солдатскими портянками, что императрице пришлось зажать нос платком. Не помог даже букет орхидей, который этот поляк преподнес императрице, чтобы занюхать разивший от него самого дух. Однако наш император любит такие тонкие солдатские ароматы; он остался доволен и приказал только что назначенному военному министру устроить с полсотни таких подводных судов. Они до сих пор имеются и здесь в Петербурге, и в Севастополе. Гениальнейшее средство для террористов. Его создателем был один поляк по фамилии Джевецкий, он жил в Петербурге где-то на набережной рядом с Адмиралтейством, а теперь, как мне говорили, поселился в Париже. К чему я рассказал об этом Джевецком с его подводным судном? К тому, что мы можем получить в Инженерном ведомстве одно такое судно из тех, что находятся в Севастополе, и перевезти в Одессу, откуда отправить в Египет. Там, в зависимости от ситуации, либо в порту, но лучше во время путешествия по Нилу, нигилисты могут подойти под судно, на котором будут находится цесаревич с братом, и взорвать его. А потом тишком уплыть подальше и вылезти на берег, а само судно утопить, чтобы его не нашли. Вам следует иметь в виду возможность такого нападения.

— Чтобы организовать подобное, нам потребуются постоянные сведения о том, что и где намеревается делать наследник в пору путешествия до Египту.

— Вы запомнили того конвойного казака, который направил вас вчера после Федосеева ко мне? Его фамилия Стопроценко, он урядник в Кубанском эскадроне. Преданный мне человек, я знаком с ним еще с Кавказа. Стопроценко единственный, кроме вас, кто знает о моем плане. Он уже определен сопровождать цесаревича и будет сообщать вам все необходимые сведения.

— А как мы с паном Черевиным будем рассчитываться? — спросил Фаберовский. — Что мы получим за спасение династии?

— Сто тысяч на двоих.

— Я бы хотел еще местечко директора гимназии или попечителя, — подал голос Артемий Иванович.

— Я похлопочу за вас перед кем надо в Министерстве просвещения. Но учтите, после того как Федосеев выпрет Рачковского, нам потребуются преданные и опытные люди, которые смогут вместо него организовать сыск за границей.

— Это мы всегда с радостью… За Государя в огонь и воду… Если что, мы и на грибах протянем, тут под кустами я несколько видел.

От потрясения с Артемием Ивановичем случилась нервная горячка и он начал нести невесть что.

— В сентябре вы получите деньги на организацию перевозки подводного судна в Египет и на все необходимые расходы, — сказал Черевин, недоуменно взирая на Владимирова. — И на еду вам хватит, так что оставьте грибы в покое, тем более что в другой раз вас сюда не пустят.

— Но у нас совсем нет денег!

— Я дам вам некоторый аванс. Но учтите, что до сентября вы должны бесследно исчезнуть, чтобы ни Федосеев, ни кто-либо другой ни сном, ни духом не ведали, где вы находитесь. О том, что о нашем разговоре вы должны молчать, не считаю нужным даже напоминать.

— А как нам быть с документами? — спросил Фаберовский. — Все, что мы имели, находиться теперь у Селиверстова.

— Полагаю, начальник сыскной полиции господин Вощинин не откажет мне в маленькой услуге и озаботится тем, чтобы выправить вам новые паспорта. Но тогда о старых своих фамилиях вы должны забыть. А теперь я вынужден просить вас покинуть парк. Я и так злоупотребил своим положением, что провел в места, для публики категорически закрытые. Живите поколе в Официантском корпусе, где вас поселил Федосеев. Как только все будет готово, Стопроценко найдет вас и передаст все, что нужно.

Императорский рай Александрии закончился и они вернулись в обычный обывательский ад. Снаружи, за воротами парка, все также припекало солнце, давила грудь сырая духота, а вдоль ограды вокруг Александрии гарцевали вооруженные револьверами конвойные архангелы Михаилы в высоких папахах и алых черкесках, охраняя рай от непрошеных гостей.

— Ну и влипли мы! — Артемий Иванович обессиленно прислонился к оградной решетке. — Вот это номер! Это что ж такое будет-то? Вот достукался я с тобой, Степан! Царского наследника убивать послали.

Тут он испуганно ахнул и захлопнул рукой рот.

— То есть, охранять, охранять, Степан, да! Ох, хочу в попугаи податься. Где здесь в попугаи прошение принимают? Нет, ты видал? Семечки ему чистят, сидит, воду из кофейника пьет, шутки шутит! И ничего ему за это не будет. Степан! А?

— Не будет? — ядовито сказал поляк. — Ты посмотри, как он быстро сообразил-то — не будет. В клетку захотел?

Артемий Иванович ойкнул.

— Напрасно я поставил шишку пану Артемию поленом, — сказал Фаберовский. — Потребно мне было ударить его колуном. Тогда меня выслали бы до какого-нибудь отдаленного улуса, с которого даже Черевин не смог бы меня вытягать. 

Глава 3. Ландезен

11 июля

Из-за прижимистости императора даже обеды гофмаршальского стола, не говоря уже о том, что приводилось едать в Официантском корпусе Артемию Ивановичу и Фаберовскому, с точки зрения обеспеченной благополучности были отвратны, но для тех, кому пришлось зимовать в Якутске и ходить этапом по Владимирскому тракту, обеды эти казались в полном смысле царскими. Бывшие ссыльные отъедались за целый год лишений, а Владимиров украдкой от поляка даже подъедал у других остатки трапезы. Но вскоре этим пиршествам пришел конец. В Официантский корпус явился Стопроценко и, вручив Фаберовскому и Артемию Ивановичу новенькие паспорта, заграничные и обычные, передал повеление Черевина в тот же день незаметно для Федосеева и его людей убраться из Петергофа.

Поляк с Владимировым расстались на Балтийском вокзале, пожелав друг другу на прощание, чтобы Черевин отказался от своей бредовой идеи, и Фаберовский, в тайне надеясь больше никогда Артемия Ивановича не видеть или хотя бы отдохнуть от него до сентября, двинулся на Варшавский, чтобы купить билеты на парижский поезд.

И вот он уже плывет на пароме, берега Франции остались за кормой и впереди его ждет Англия, а что ждет его в Англии, он не знал. Полтора года назад они с Владимировым сбежали в Бельгию, нарушив запрет полиции покидать пределы Лондона, и с тех пор он не имел никаких известий о том, что происходило в оставленном им доме в его отсутствие. Чтобы защититься от своего самого опасного врага доктора Гилбарта Смита, который единственный видел настоящего Потрошителя вместе с Фаберовским и через своего пациента, начальника Департамента уголовных расследований Скотланд-Ярда, навел полицию на его след, поляку пришлось довести дело практически до венчания с дочерью Смита Пенелопой и составить брачный контракт таким образом, что в случае смерти Фаберовского от естественных причин все его имущество для лучшего распоряжения должно было перейти к доктору Смиту сроком на пять лет при условии должного содержания вдовы, равно как и в случае безвременной кончины Фаберовского до церковного венчания. Возможно, когда поляк приедет, его так и не состоявшаяся жена будет жить со своим новым мужем в его доме или вообще этот дом уже продан с молотка. Было лишь одно соображение, гревшее поляка — все свои дела он сможет улаживать без вмешательства Владимирова.

После поездок в трюмах арестантских барж Фаберовский не мог заставить себя еще раз спуститься в трюм и поэтому, несмотря на малость отпущенных ему Черевиным подъемных, взял билеты не в третий класс, а место в каюте второго класса. Однако и здесь, в тесной каютке, пахнувшей дешевыми духами и вареной колбасой, ему было неуютно и он решил подняться на палубу.

Преследуемый поднимавшимся снизу из третьего класса запахом бедности, он миновал по трапу коридор с первоклассными каютами, встретивший его ароматами дорогих духов, сигар, доносящимися откуда-то звуками оркестра и будоражащими аппетит запахами хорошей кухни. Наверху уже не пахло ничем, свежий морской ветерок гнал легкие облака по небу и трепал на флагштоке сине-красный английский флаг, прозванный остряками «кровь и кишки». Вокруг быстро шедшего парохода, плавно качавшегося на длинной волне, кружили чайки, будоража напряженные нервы поляка своими криками.

Пройдя на корму, Фаберовский уселся на деревянной скамейке в переменчивой тени от густого черного дыма, шедшего из трубы парохода, и положил рядом с собой кипу купленных еще в Париже русских и французских газет. Однако вскоре здесь собралась пестрая толпа, пожелавшая взирать на удаляющийся французский берег. Немецкое семейство, состоявшее из толстого папаши, настоящего бюргера с пивным брюхом и традиционными шрамами на лице от давних студенческих дуэлей, его жены, похожей на разваренную картофелину, и двух пухлых белокурых дочек, встало прямо напротив него и отец семейства, указывая пальцем, похожим на колбаску, прямо на поляка, поучительно сказал: