361 - Дональд Уэстлейк

— Он предложил вам деньги?

— Мне не нужна его жалость. Человек просидел двадцать два года в тюрьме, и у него хватает наглости меня жалеть! — Внезапно она вспомнила, что разоткровенничалась в присутствии незнакомых людей, и тут же замолчала.

— Он все еще в Даннеморе?

— Откуда мне знать, кто вы такие? — вызывающе спросила она.

Я вытащил свой бумажник и швырнул ей на колени. Неожиданно ей стало стыдно.

— Даже не знаю, — медленно произнесла она. — Иногда мне кажется, что в мире не осталось справедливости. Я в полной растерянности, не знаю, что думать, как себя вести.

— Так он в Даннеморе?

— Хорошо бы он там и остался. И не писал мне после двадцати двух лет молчания.

— И в следующий четверг он выходит на свободу, так? Пятнадцатого?

— Так скоро? — в ее глазах мелькнуло отчаяние. — Что же мне делать?

— Он собирается остановиться у вас?

— Нет, он... он хочет, чтобы я бросила мужа. Он писал, что я — это вся семья, которая ему нужна. Что я его любимая сестра. Что у него много денег, и мы могли бы уехать жить во Флориду. — Она с недоумением окинула взглядом все то, чем ее одарил Роберт Кемпбелл. — Моя дочь работает в телефонной компании... Я... я не отдавала себе отчета в том, что это произойдет так скоро. В следующий четверг. Я ему не ответила. Выбросила его письмо. — Она отвернулась к окну, выходившему в вентиляционную шахту, пронизывающую здание насквозь.

Я встал, подошел к ней и взял свой бумажник.

— Спасибо вам большое.

— Да, — рассеянно сказала миссис Кемпбелл, не поворачивая головы.

Мы с Биллом подошли к входной двери, и я щелкнул замком. Она повернулась и посмотрела на нас так, словно видела впервые.

— Что же мне делать?

— Могу сказать только одно — на Эдди не рассчитывайте.

Она заплакала. Мы вышли на улицу и сели в машину.

— Куда теперь? — спросил Билл.

— Нам нужен Моррис Зильбер, — ответил я. — Я не нашел его некролога в газетах, но и в телефонной книге его имени тоже нет.

— А кто это?

— Домовладелец, которого когда-то защищал отец. Именно тогда о нем напечатала заметку «Таймс».

— Черт возьми, парень, да это же было тридцать лет назад. Небось он давным-давно помер где-нибудь во Флориде.

Я вытащил из пачки сигарету, но она сломалась у меня в руке. Я выбросил ее в окно и закурил другую.

— Мне не за что ухватиться, ведь это было чертовски давно. Люди умирают, меняются, забывают, переезжают в другие города. И всем на все наплевать. У отца была куча постоянных клиентов, и многие из них вышли из преступного мира. Мы знаем только двоих — Эдди Кэппа и Морриса Зильбера.

Кэпп сидит в тюрьме, а где Зильбер, неизвестно. И никто не знает, кто были остальные его клиенты, да и не хочет знать. Мы даже точно не уверены, что отец имел в виду именно Эдди Кэппа. И что он вообще хотел этим сказать? Что это сделал Эдди Кэпп? Или что Кэпп знает, кто это сделал? А может, он хотел сказать, что Эдди Кэпп будет на нашей стороне? Короче говоря, ни черта мы не знаем. И никто не знает.

— Кто-то все-таки должен знать. Иначе отец остался бы жив.

— Моррис Зильбер, — сказал я. — Он может знать пару других клиентов, а те, в свою очередь, еще кого-нибудь. Если начать с него, то со временем мы сумеем раздобыть весь список.

— Рэй, это может занять много времени.

— Все, что у меня есть, это время. — Я в упор посмотрел на него, но он промолчал. — Конечно, понимаю, для тебя все это выглядит по-другому. У тебя есть работа, ребенок, дом, машина и так далее. А у меня ничего этого нет.

— Все равно мне скоро пора возвращаться. Извини, Рэй.

— Если бы мы только знали, с чего начать.

Он почесал нос.

— А что если с того парня, который писал статью в «Таймс»?

Иногда Биллу в голову приходят замечательные идеи.

— Возвращаемся в Манхэттен, — сказал я.

Глава 12

Звали его Арнольд Биуорти. Я нашел его телефон в справочнике Куинса:

Ньютаун 9-9970. Он оказался единственным Арнольдом Биуорти во всем Нью-Йорке. Я позвонил из аптеки, и мне ответил густой баритон.

— Вы раньше никогда не работали в «Нью-Йорк таймс»?

— Я и сейчас там работаю. — Он зевнул. — А который час, черт возьми?

— Начало второго.

— Да? Ну ладно, все равно мне пора вставать. Подождите минутку. — Я услышал, как он щелкнул зажигалкой. — Все в порядке. Так что вас интересует?

— Вы писали очерк о моем отце, Уилларде Келли.

— Разве? Когда это было?

— В тридцать первом году.

— Черт побери, парень, ты что дурака валяешь?

— Это были не вы? — Судя по голосу, он был еще не старый.

— Это был я, только совсем не обязательно ворошить былое.

— Не могли бы мы встретиться и поговорить?

— Почему бы и нет? Только, если можно, давайте сегодня днем. Мне к восьми на работу.

— Договорились.

Мы с Биллом перекусили, но в отель возвращаться не стали, а поехали прямо в Куинс. Сначала ехали по той же дороге, что и вчера, когда навещали Макэрдла, но затем свернули на Вудхэвен-бульвар.

Все улицы в Куинсе делятся на «авеню» и «роуд», а на каждом перекрестке стоят столбики с указателями. Биуорти жил в квартале, состоявшем из двухэтажных кирпичных домов, примыкавших друг к другу. Мы быстро нашли его дом, расположенный в середине квартала — на узком газоне торчала табличка с зазубренными краями, на которой светящейся краской было выведено: «БИУОРТИ».

Дверь открыла улыбающаяся женщина, про которую с первого взгляда можно было сказать, что у нее не может быть такого брата, как Эдди Кэпп, или такого мужа, как Роберт Кемпбелл.

— Вы, наверное, Келли? Оба?

— Совершенно верно. Я — Рэй, а это Билл.

— Заходите. Эрни засел у себя в каморке.

Дом выглядел так, как, наверное, должен выглядеть дом капитана дальнего плавания, вышедшего на пенсию. Маленькие светлые комнаты, повсюду полно диковинных безделушек.

По крутой лестнице мы спустились в прекрасно оборудованный подвал.

Слева была игровая комната со стенами, обшитыми сучковатыми сосновыми досками, справа — дверь из таких же досок, на которой от руки было написано:

«ОСТОРОЖНО, РЫЧАТ!»

Женщина постучала, и внутри и в самом деле зарычали.

— К тебе братья Келли.

— Тогда еще кофе! — рявкнул Биуорти.

— Знаю, — она улыбнулась и повернулась к нам. — Вам какой?

— Черный. Обоим.

— Отлично.

Она стала подниматься наверх, а мы вошли в кабинет. Арнольд Биуорти оказался грузным плечистым здоровяком с кустистыми седыми усами. Возможно, он всегда выглядел на сорок, но если он публиковал свои очерки в «Таймс» еще в 1931 году, то сейчас ему должно было быть около шестидесяти.

Маленький квадратный кабинет был обставлен так, что вопрос о профессии его хозяина отпадал сам собой. Справа от двери стоял обшарпанный письменный стол с пишущей машинкой, заваленный грудой бумаг и газетных вырезок. На половине ящиков не было ручек. Стена над столом была залеплена календарями, фотографиями, карикатурами и просто какими-то записками, прикрепленными прямо к некрашеным доскам обыкновенными канцелярскими кнопками. Слева от стола стоял картотечный шкафчик с выдвинутым ящиком. На столе поверх бумаг лежал раскрытый скоросшиватель из плотного картона.

Не поднимаясь со скрипучего вращающегося кресла, Биуорти протянул мускулистую руку.

— Мне еще рано вставать из-за стола. Привет!

Представившись, мы сели — Билл на колченогую кухонную табуретку, а я на складной стул, который Биуорти извлек из-за занавески.

— С тех пор много воды утекло, — сказал он, постучав пальцем по раскрытому скоросшивателю. — Я уж и забыл ту статью, о которой вы говорили, пришлось лезть в архив и перечитывать. — Повернувшись вместе с креслом он хлопнул ладонью по боку картотечного шкафчика. — Здесь у меня собрано все, что я написал. Когда-нибудь это может пригодиться, хотя нельзя сказать заранее — как. — Он усмехнулся. — Может быть, напишу книгу для Джоржа Бразилье. Порой просто удивляешься, почему вещи, такие интересные в жизни, скучно выглядят на бумаге. Впрочем, буду весьма удивлен, если окажется наоборот. Все-таки в дурацком мире мы живем... Так чем я могу вам помочь? Он указал толстым пальцем в сторону Билла. — Вы очень похожи на своего отца!

— Наверное, — тот пожал плечами. — Во всяком случае, так говорят.

— Одно тянет за собой другое. Когда вы мне позвонили, я и знать не знал никаких Келли. Но потом перечитал эту чертову статью, вспомнил, как выглядел в суде тот сукин сын Зильбер, и тут же вспомнил и его адвоката. Он был в темно-синем костюме, а вот какой у него был галстук, забыл. В любом случае, сейчас мне стыдно за эту статью. В те времена я был молодым идеалистом и встречался с девушкой из Бронкса. Она была еврейкой, коммунисткой и вегетарианкой и даже в постели ухитрялась произносить речи. Шел тридцать первый год, и коммунистом мог считать себя любой, кто не менял трусы каждый день... Да, должен вас предупредить, что я никогда не был силен в интервью, обычно я сам говорю и за ту, и за другую сторону. — Тут он замолчал и на этот раз ткнул пальцем в меня. — Слушайте, по какому поводу вы так злитесь?