Роковой поцелуй - Блэйн Андерсен

– Не вижу смысла.

Элисон поняла, что терять ей нечего.

– Хорошо. Если вы не задаете вопросов, то я сразу же приступлю к ответам. Я свободно говорю по-французски и по-итальянски, я знаю географию, арифметику, я отлично шью, и со всей ответственностью могу вам также сообщить, что неплохо рисую акварелью и прекрасно танцую.

Она сделала паузу – не слишком ли уж она перехватила в бахвальстве? Ей самой довольно неприятно так расхваливать себя, но на лорда Грэнвилла это, кажется, как ни странно, возымело некоторое воздействие. Во всяком случае, он вроде даже кивнул, как бы позволяя продолжать.

Элис бросила взгляд на написанный маслом портрет между книжными полками – их разговор происходил в библиотеке:

– В латинскую фразу под вашей, картиной закралась ошибка: глагол «ducere» должен быть в будущем, а не в настоящем времени, как он стоит сейчас. И кстати, если бы вы позволили мне, я могла бы сыграть вам на этом фортепиано Гайдна или, если вы предпочитаете, Баха или Моцарта. – Она замолчала, пораженная собственной смелостью. Теперь ее порыв прошел, она нервно прикусила нижнюю губу.

Взгляд Данкена несколько смягчился. Но то, что он сказал, все равно было малоутешительно:

– Признаюсь, мисс Уокер, вы удивили меня своими разносторонними способностями – многообразие их довольно необычно даже для самой подготовленной гувернантки. Не меньшее впечатление произвела на меня яркая и убедительная, ну может быть, чересчур настойчивая, манера, в которой вы о них мне поведали. Однако вынужден повторить, что никакая степень квалификации – даже в том, что касается особенностей использования времени латинских глаголов – не изменит ваш возраст. Вы еще слишком молоды.

Элисон вздохнула, смирившись с приговором лорда:

– Благодарю. Извините, что заняла ваше время. – Она поднялась, и вдруг дверь библиотеки широко распахнулась. Вбежала Лайли, вся в слезах и бросилась к отцу.

– Папа, – обогнув край письменного стола, девочка уткнулась лицом ему в колени, безутешно рыдая.

– Лайли, что случилось? Ты ударилась? – Данкен тревожно заглянул в ее покрытое слезами личико. Лайли отбросила прядь волос, прилипшую к мокрой щеке; ее ответ едва можно было понять между всхлипами и едва сдерживаемыми рыданиями.

– Это все Мэри Гамильтон. Я думала, она настоящая подруга. Я ей показала мою новую юбку, ну эту, с бельгийскими кружевами – а она… – голос Лайли прервался новым потоком слез. Данкен прижал к себе дочь, нежно поглаживая своей большой ладонью ее светлые локоны.

– Мисс Уокер, я думаю, вы можете идти.

– Да, конечно, – Элис двинулась к двери.

– Ой, папа, Мэри заявила, что мне повезло, что я богатая и могу иметь такие красивые вещи – потому что сама я, она говорит, – такая некрасивая!..

Эти слова девочки болью отозвались в сердце Элис. Она еще помнила себя в возрасте Лайли, помнила, как переживала от всяких несправедливых и жестоких слов сверстниц. Инстинктивно она повернулась к отцу с дочерью.

– Мисс Уокер, мы закончили, – тон Данкена, жесткий и нетерпеливый, резанул ее слух.

– Нет, подождите, мисс Уокер. Папа наверняка не скажет мне правду, потому что любит меня. Вы такая красивая. Ну скажите мне честно, я правда – уродина?

Лайли, конечно, отнюдь не была уродиной; более того, Элисон вполне могла предположить, что пройдет немного времени и многие мужчины будут поворачивать головы в ее сторону. Но она нуждалась в утешении сейчас, в данный момент. От этого могло зависеть ее восприятие себя в дальнейшем.

– Да нет, конечно же! – Элис протянула руки и Лайли, благодарная, бросилась к ней, обняла ее за талию, прижалась к этой почти незнакомой, но такой доброй фее.

– Правда? Вы это говорите не для того, чтобы успокоить меня?

– Отнюдь. Эта твоя подруга, Мэри, – мне кстати, кажется, тебе не стоит с ней иметь дело, – она просто-напросто завидует твоим нарядам.

Лайли посмотрела на нее недоверчиво. Элисон улыбнулась:

– Здесь, к сожалению, нет зеркала. А то ты убедилась бы сама. И, кстати, у меня у самой была подруга вроде твоей Мэри – и она то же самое говорила.

– Неужели? Но вы же такая красивая!

– Ты знаешь, даже из гадкого утенка может вырасти лебедь. Потерпи немного. Подругу подобрее – вот что тебе сейчас нужно.

Лайли выразила свои чувства к Элисон звонким поцелуем.

– Ой, спасибо! Папа, мисс Уокер такая добрая! Она еще приедет к нам? Скажи «да»!

Данкен безнадежно вздохнул и откинулся на подголовник своего кресла:

– Да, скорее всего она просто никуда не уйдет. Мисс Уокер, если у вас не изменились планы, место за вами. Но предупреждаю вас: при первой же интрижке – если мне станет об этом известно – я вас увольняю.

– Благодарю вас, лорд Грэнвилл. Можете быть спокойны: мужчины – это последнее, что у меня сейчас на уме.

– Элисон, это Бриджит, наша повариха. Вот тот высокий, черноволосый – это Джон, к нему надо обращаться, если нужно что-то прибить, починить, если в комнате слишком холодно или жарко, ясно? Рядом с Джоном – Генри, камердинер хозяина, а вот тот седовласый джентльмен – Ивэн, наш дворецкий. Миссис Спунер, нашу экономку, ты уже знаешь – она тебя провела в твою комнату, а рядом с ней, в батистовом передничке – Делия, горничная Лайли. Гувернантке положено сидеть за столом вон там, рядом с Джоном.

Беатриса показала на грубый деревянный стул в конце стола. Да, не больно-то престижно! И не сказать, чтобы особенно уютно. Аппетиту тоже особо не способствует. В Брайархерсте Элисон обедала за столом из полированного орехового дерева, застелен он был скатертью из тонкого ирландского полотна, сервиз был из веджвудского фарфора, столовые приборы – французского серебра.

А теперь? Стол и стулья, сколоченные кое-как из сосновых досок, посуда и приборы – оловянные. А подсвечники! Наверное, просто нарезали куски металла из заржавевшей алебарды, закрутили так, чтобы свечку можно было вставить, – и все. Она вспомнила хрустальные канделябры Брайархерста – никогда она еще не чувствовала себя такой оторванной от дома!

– Я теперь понимаю, почему вы такая тощенькая, мисс. Если вы будете только глядеть в тарелку и ничего не есть, то никогда не нарастите мясца на свои тоненькие косточки, – неохватная ирландская талия Бриджит неопровержимо свидетельствовала о том, что ей-то, по крайней мере, ее собственная стряпня очень даже нравится.

– Как вас хозяин нашел: по регистру или по объявлению? – деловито осведомился Генри, камердинер, накладывая себе на тарелку порцию оленины и преграждая путь растекающемуся соку гарниром из кабачков и куском белого хлеба.

– Простите, что? – Генри задал как будто вполне обычный вопрос, но Элис не имела ни малейшего понятия о том, что он имеет в виду.