Два мира детства: дети в США и СССР - Ури Бронфенбреннер

Третья серия экспериментов стремилась выявить меру влияния коллектива на поведение детей только из интернатов, то есть тех, которые не живут дома. Ответы учеников (опять же двенадцатилетних) сравнивались с ответами нескольких сотен их сверстников из детских домов Швейцарии, страны, где еще со времен Иоганна Песталоцци была разработана теория и практика группового воспитания, но отсутствовал и даже отрицался коллективный метод.

Эксперимент требовал следующего: каждый ученик должен ответить, как бы он поступил, узнав, что его одноклассник или друг совершил недостойный поступок. Была предложена 21 ситуация с разнообразными видами плохого поведения, начиная с дурных привычек (например, неряшливо есть, повсюду разбрасывать свои вещи) и кончая серьезными нарушениями (бить слабых, оскорблять учителей, портить общественное имущество, мошенничать на экзаменах, брать без спросу чужие вещи). В каждой ситуации ребенку разрешали выбрать один вариант из предложенных ему действий: 1) пожаловаться взрослым; 2) рассказать об этом другим детям, чтобы они помогли ему воздействовать на товарища; 3) самому поговорить с другом и объяснить ему недо-стойность поведения; 4) ничего не предпринимать, считая, что это его не касается.

После проведения эксперимента, но до анализа результатов, мы опросили воспитателей и педагогов каждой страны, какие ответы они надеются получить. (Воспитатели не участвовали в подготовке и проведении эксперимента и до подведения итогов не знали, какой опыт мы ставим.) Советские педагоги высказали единодушное мнение, что ребенок 11–13 лет прежде всего постарается сам урезонить своего друга. Если же его попытки не увенчаются успехом, призовет на помощь коллектив. У швейцарских педагогов единой точки зрения на этот вопрос не оказалось.

Результаты исследований показали следующее: в большинстве своем (75 %) советские дети ответили, что сами бы поговорили с нарушителем дисциплины. Только третья часть швейцарских детей выбрала этот вариант, 39 % предпочли пожаловаться взрослым, к ним присоединились 11 % русских учеников. 12 % русских и 6 % швейцарских детей решили, что надо обратиться за помощью к сверстникам. Последний вариант: «ничего не предпринимать, так как это меня не касается» — предложили 20 % швейцарских и всего 1 % советских детей.

Исследования эти являются убедительным подтверждением того, что коллективное воспитание достигает цели, по крайней мере в отношении детей школьного возраста. Детский коллектив не только выступает в поддержку поведения, соответствующего нормам общества взрослых, но и успешно добивается, чтобы каждый его член проявлял внимание к поведению товарищей и чувствовал, что несет за всех ответственность. Остановимся на еще одной особенности, выявленной в результате экспериментов. Мы работали и продолжаем работать с многочисленными группами детей в разных странах и пришли к заключению, что советские девочки с наибольшим рвением придерживаются норм поведения, но в классе индивидуальность каждой из них мало проявляется. Иными словами, советские девочки поддерживают цельность коллектива и как активные его члены воздействуют на других, призывая всех выполнять требования взрослых. Советские мальчики не столь податливы, и все же их ответы в экспериментах были чаще «ориентированы на взрослых», чем ответы западных сверстников.

Таким образом, советские методы воспитания как в семье, так и вне ее весьма эффективны. Дети послушны и дисциплинированны, по крайней мере в коллективе. А как обстоит дело с отдельной личностью? Способен ли ребенок стать дисциплинированным и самостоятельным с наступлением совершеннолетия, когда возникает вопрос о его месте в жизни, особенно в ситуации, при которой ему, возможно, придется идти одному против большинства?

Некоторый свет на этот вопрос проливают исследования, посвященные нормам общественного поведения: среди школьников четырех стран: Англии, Швейцарии, Советского Союза и Соединенных Штатов. Объектами экспериментов в СССР и Швейцарии были шестиклассники интернатов и детских домов. Оказалось, что советские дети придавали большее значение внешней благопристойности — опрятности, дисциплинированности, вежливости, — но, по правде говоря, проявляли меньше, чем другие дети, любознательности, склонности к интеллектуальному взаимопониманию.

Результаты эти не противоречат вышеизложенным фактам и вот почему: советские дети в отличие от западных намного реже сталкиваются как в семье, так и вне ее с противоположными точками зрения на разнообразные проблемы. Вследствие этого у них выработалась привычка к однородной реакции на ту или иную конфликтную ситуацию.

Вывод о том, что советские дети реже сталкиваются с разногласиями взрослых, сделан в соответствии с имеющимися у нас данными и с общепринятыми в СССР стереотипами. Но считать его окончательным — значит быть несправедливым и к советскому обществу, и к нашему собственному. Ибо советское общество претерпевает изменения если не в сфере ценностей, то по крайней мере в сфере социальных институтов. Так, уравнение числа мужчин и женщин среди поколения людей младше тридцати пяти лет привело к тому, что семей, где нет отца, стало гораздо меньше. Что же касается приоритета общественных форм воспитания, то нам кажется, что сейчас в Советском Союзе к всемогуществу интернатов относятся без особого энтузиазма. Если двадцать лет назад о них с увлечением говорили и повсеместно рекламировали, то теперь интернаты едва упоминаются. Чем вызвана такая перемена? Нам кажется, немаловажную роль играет здесь экономический фактор: строительство и организация учебных заведений этого типа стоит дорого. Но существуют и другие причины. Они были очевидны многим уже в то время, когда эти школы только вводились. Хотя некоторые ученые горячо приветствовали общественные формы воспитания, большинство (в том числе и педагоги) относилось к этой идее скептически. Доказательством служит резко отрицательная реакция на статью известного советского академика, экономиста-плановика и старого большевика Станислава Густавовича Струмилина, опубликованную в литературно-художественном и общественно-политическом журнале «Новый мир» [11]. Приведенные ниже выдержки демонстрируют его концепцию:

«В советских условиях особенно заметно, как облегчается судьба работницы-женщины: она может работать на одном заводе, муж — на другом, питаться обоим можно в общественной столовой, а детей воспитывать в яслях, детских садах, школах-интернатах…

…Отдавая общественным формам воспитания преимущество перед всеми иными, нам предстоит в ближайшие годы неустанно расширять эти формы в таких темпах, чтобы через пятнадцать-двадцать лет сделать их общедоступными — от колыбели до аттестата зрелости — для всего населения страны. Каждый советский гражданин, уже выходя из родильного дома, получит направление в детские ясли, из них — в детский сад с круглосуточным содержанием или детский дом; затем — в школу-интернат, а из нее уже отправится с путевкой в самостоятельную жизнь…

…Возникает вопрос: не будет ли такой ранний отрыв детей от семьи слишком тяжким испытанием и для родительских чувств и для малышей, столь чутких к материнской ласке?

На этот вопрос можно ответить так. Общественная организация воспитания детей вовсе не ставит своей задачей полный их отрыв от родителей… Тем более никто не помешает ей (матери) навещать своих детей в свободное от работы время, заглядывать в детские помещения, находящиеся в ее же доме, столько раз, сколько это предусмотрено установленным режимом.

«Витамины любви» нужны всем детишкам в равной мере, а тем из них, кто без отца и без матери, нужнее, чем другим. Но утолить эту их потребность легче всего как раз в системе учреждений общественного воспитания…

…И прежняя семья все суживается до… семейной пары. А когда и такие узкие семьи признают уже нецелесообразным расходовать массу труда на ведение у себя, всего на двоих, самостоятельного домашнего хозяйства, то тем самым и семья вообще как хозяйственная ячейка, сливаясь с другими и перерастая в большой хозяйственный коллектив, растворится в составе будущей бытовой коммуны».

Статья Струмилина вызвала такое количество писем и откликов читателей, что редакция «Нового мира» обратилась к видному психологу В.Н. Колбановскому с просьбой резюмировать отзывы масс, а также высказать свою точку зрения на поднятые проблемы. Профессор Колбановский, видимо отражая мнение большинства, подверг критике позицию Струмилина сразу по нескольким пунктам [12]. Начал он с вопроса: «нужно ли лишать семью того счастья, которое дают хорошо воспитанные дети?»

«Для рабочих и служащих рабочее время… сокращено до семи-шести часов в день. Но это не предел… Если учесть к тому же освобождение значительной части времени от хозяйственных забот, то семья получит больше возможностей для воспитания детей.